47 ронинов - Джоан Виндж Страница 25

Испугавшись, однако, что подобные мысли могут навлечь несчастье, Мика сотворила про себя краткую молитву Сияющей Прародительнице, прося ту одарить своей улыбкой воина, обманом занявшего по праву принадлежащее Каю место, – ради сохранения чести Ако.

Молитва осталась незаконченной – сзади раздался знакомый голос, хотя и не из тех, какие Мика хотела бы услышать снова.

– Не знал, что у вас такая красивая наложница, князь Асано, – произнес внезапно появившийся Кира.

Краска гнева и унижения бросилась в лицо девушки, незаметная под слоем белой пудры. Отец повернулся к наглецу, и Оиси шагнул следом, закрывая собой Мику, давая ей возможность взять себя в руки и не доставить Кире удовольствия увидеть реакцию на свои слова.

– Это моя дочь, – произнес отец голосом холодным, как зимнее море.

Мика тоже обернулась, ледяными, словно ветер с этого моря, глазами глядя на придворного. Тот в деланом замешательстве прикрыл рот, но ее взгляд нисколько не потеплел. Будь она только мужчиной!.. Руки девушки скользнули к широкому поясу. Оби был не просто деталью туалета: каждая женщина самурайского рода прятала в нем кинжал – поближе к сердцу.

– Простите, госпожа, – проговорил Кира.

Смирение в его голосе показалось бы ей искренним, не знай она, с кем имеет дело. Неудивительно, что он фаворит сёгуна и его главный церемониймейстер – Мика в жизни не встречала более талантливого лжеца. «Хитрый коршун прячет когти», – говорит пословица. Будто не замечая стены льда в глазах Мики, Кира с кротким видом поклонился, стрельнул взглядом в сторону князя и вновь обернулся к ней.

– Теперь, видя вашу красоту, я понимаю, почему ваш отец не женился снова.

Хоть ни в словах, ни в их тоне не было ничего оскорбительного, она все же ощутила какой-то змеиный намек – словно гадючье жало прошлось по коже. Девушка оглянулась на отца. Тот молчал, но его глаза стали еще холоднее. Оиси, переступив с ноги на ногу, посмотрел на рукояти двух мечей, короткого и длинного, торчавших из-за пояса широких шаровар-хакама. Резким движением сунув туда же закрытый веер, он убрал руки за спину, и Мика увидела, как они сжались в кулаки.

Кира все не отрывал глаз от ее лица, будто не мог насмотреться. Она с трудом удержалась от слов, которые поразили бы его вернее, чем меч каро, оставив следов не больше, чем ядовитые колкости придворного. Напряженная, как натянутый лук, девушка заставила себя ответить вежливым поклоном, словно принимая сказанное как комплимент.

Отец шагнул вперед, защищая Мику, и положил ладонь на ее руку, но Кира опередил его.

– Могу я просить, чтобы ваша дочь заняла место подле нас на помосте? Я хотел бы загладить свою невольную оплошность.

По глазам отца Мика поняла, что он не желает этого, и надеялась на отказ. Но просьба была сделана с такой безупречной учтивостью, что оставалось только согласиться.

Верный Оиси держался рядом, сколько мог, проводив даймё и его дочь до помоста и дождавшись, пока они усядутся. Мике пришлось опуститься на колени между отцом и Кирой, словно и впрямь чьей-то наложнице. Для кого, интересно, на самом деле предназначалась ее подушка? Или он спланировал все заранее и капкан был расставлен с самого начала? Не хочет ли этот человек превзойти, играя с другими, саму судьбу?

Оиси, поклонившись напоследок господину и его дочери, направился к своему месту среди других самураев Ако. Мика посмотрела ему вслед – руку каро нарочито не снимал с рукояти катаны, а преодолев разделявшее их помосты короткое расстояние, вновь обернулся к ним и больше уже не спускал глаз. И все же без преданного самурая девушку охватило вдруг неприятное, тоскливое чувство.

Кай стоял рядом с Оиси Тикарой, сыном главного советника, на площадке, где бойцы готовились к поединкам, оттачивая приемы, и отдыхали после боя. Тут же толпились другие самураи Ако, кто, как и Тикара, из-за своего невысокого положения не получили места у арены, но могли, по крайней мере, сквозь щели в тобари наблюдать за происходящим.

Поскольку Кай был с сыном главного советника, никто не пытался оспаривать его право находиться здесь. Главный ловчий оглянулся на мальчика, который выбирал из кучи дубовых боккэнов лучший – для Ясуно. Сегодняшние бои шли не на смерть, и воины использовали тренировочные мечи вместо настоящих катан. Однако сражались они все равно в полных доспехах, а к шлемам прикрепляли защитные маски – даже такое оружие в руках опытного мастера могло стать смертельным. Удар тяжелого, окованного на конце сталью боккэна способен искалечить или даже убить. Грубый с виду, он наносил иногда обманчиво легкие повреждения, заканчивавшиеся плачевно. Им нельзя было разрубить человека от плеча до груди или оставить несколько неглубоких ран, от которых противник истекал кровью, терял сознание и умирал, если не оказать ему помощи. Зато деревянный меч крушил кости и черепа и повреждал внутренние органы. Снаружи оставался всего лишь синяк, а человек спустя несколько часов или даже дней вдруг падал замертво, так и не узнав, что его убило.

Наконец Тикара выбрал боккэн и вопросительно посмотрел на Кая. Тот пересек площадку и внимательно оглядел меч, оценивая плотность дерева, выискивая, не искривлены ли волокна и нет ли слабых мест, трещин и сучков. Отрицательно помотав головой, порылся в куче оставшихся, отыскал лучший и перебросил Тикаре. Тот ловко поймал его левой рукой, не выпуская свой из правой, – губы Кая поднялись в скупой одобрительной улыбке. Сравнив два меча, Тикара кивнул и положил выбранный им обратно.

По странной прихоти судьбы Кай, у которого не было в замке ни одного друга, неожиданно для самого себя стал наставником в боевых искусствах для сына каро.

Однажды они случайно встретились в лесу ранней весной. Тикара, только зазря тратя стрелы, пытался подбить возвращающихся с юга птиц и просыпающихся зверей и наткнулся на главного ловчего. Тот упражнялся на поляне с палкой вместо меча, – зная, что никогда больше не возьмет в руки настоящий, Кай никому не говорил, что умеет с ним обращаться. Позже об этом узнал еще и Ясуно, – но он не расскажет никому и под страхом смерти.

Однако Тикара увидел и, возмутившись, что полукровка смеет тренироваться, самонадеянно решил проучить его. Мальчишка так гордился своим недавно обретенным званием самурая, что не расстался с лязгающими мечами, даже отправившись на охоту. Если бы Кай не был так сосредоточен на своих упражнениях, он узнал бы о приближении молодого балбеса задолго до того, как тот его увидел.

Кай позволил Тикаре обнажить клинок, потом одним движением выбил его из рук мальчишки, а следующим опрокинул того на спину. Подняв меч, ловчий приставил его к горлу лежащего и, чуть нажав, чтобы оцарапать кожу, велел поклясться на собственной самурайской крови, что тот никому не расскажет о том, что видел.

Тикара сглотнул, испуганный, ошарашенный… и тут же дерзкий огонек вновь зажегся в его глазах, и он поклялся молчать – если Кай научит его всему, что знает сам.