Новгородская сага. Книга 5. Воевода заморских земель - Андрей Посняков Страница 26

Северный богатырь был неповоротлив в своих латах, хоть и очень силен. Нет, все-таки не так уж и неповоротлив…

Отбив слева…. Ага… Теперь отводка… Финт справа — а друат…

…Скорее, не очень подвижен. Да и — видно было — не так часто доспехами пользовался, ощущалась некоторая скованность при ударах. Да, сильных и беспощадных — но весьма неточных.

Олег Иваныч либо их отбивал, либо уклонялся, пытаясь, раззадорив соперника, вызвать его на ряд ошибочных действий. Таковых что-то долго не было видно, еще бы: сказывался психический тренинг, коему специально обучали каждого воина-богатыря главные шаманы племен. Что ж, придется атаковать самому!

Не дожидаясь окончания атаки врага, Олег Иваныч сделал обманный финт — клинок его меча, изготовленный из знаменитой шеффилдской стали, птицей порхнул вниз и вправо, и сразу же, переводом — в голову. Этот удар очень любили немецкие рыцари. Будь у соперника турнирный рыцарский шлем или, хотя бы, армэ, Олег Иваныч даже и не пытался бы прибегнуть к такому удару, уж нашел бы что-нибудь похитрее, но тут…

Отлетела в сторону кожаная полумаска, брызнула кровь — и северный богатырь тяжело повалился в снег.

Зрители-чукчи оцепенели.

Олег Иваныч поднял забрало и улыбнулся, кивнув на поверженного соперника:

— Геронтий, перевяжи человека. Кажется, мы еще с ним не договорили.

В этот момент один из молодых воинов — Чельгак, схватившись за копье, что-то прокричал остальным…

— Стойте! — Олег Иваныч поднял вверх меч. — Переведи им, дед. — Он строго посмотрел на Ирдыла. — Если они так уж хотят умереть… то пусть сначала посмотрят, как это будет.

Воевода махнул одному из воинов с аркебузой. Тот кивнул и, положив тяжелое ружье на воткнутую в снег рогатку, тщательно прицелился в соседнюю ярангу. Вопросительно взглянул на Олега Иваныча.

— Пли! — скомандовал тот.

Раздался грохот. Вырвавшееся из дула ружья пламя опалило стоявших поблизости чукчей. Оторванные клочья верхней части яранги медленно закружились в воздухе. Охотники-чукчи в ужасе попадали на колени.

— О, огнедышащие духи! — взмолился, ползая по снегу, Ирдыл. — Не гневайтесь на неразумный народ мой.

К Олегу Иванычу подошел Геронтий. Наклонясь, вытер о снег окровавленные руки:

— Перевязал твоего вражину. Жить будет — силен. Кстати, пока вы тут развлекали народишко, один из местных чуть не сбег. — Геронтий усмехнулся. — Смотрю: бочком, бочком — и к саням ихним. Крикнул оленям — тут я аркан и метнул — обучен. Парень тот в заднем чуме, хочешь — поговори.

Воевода задумался. Некогда вроде особо разговаривать… хотя…

— А ну, давай их всех в один чум: главного — того, что я подранил, пойманного, ну и толмача деда.

— Еще раз говорю — мы не желаем вам зла, — вытирая со лба пот, в который раз повторил Олег Иваныч. — А тот, что убил ваших людей… Мы за него не в ответе. Убили вы его — правильно сделали. Кстати, а где его одежда?

Ирдыл с поклоном протянул кафтан, шубу, рубаху…

— Геронтий, проверь. — Адмирал-воевода предал вещи убитого лекарю, впрочем, давно уже не только лекарю, но и его доверенному лицу.

— Скажи им, старик, — мы уйдем летом. Уплывем на больших челнах далеко-далеко навстречу солнцу. Мы сохраним им жизнь и не будем нападать на их стойбище. Только один человек нас интересует — тот, что у них в плену. Впрочем, они знают…

— Взгляни-ка, Олег Иваныч. — Геронтий протянул какой-то продолговатый предмет, похожий на скрученный кусочек пергамента. — В шов зашит был, в кафтане, — пояснил он.

Олег Иваныч развернул… написано по-немецки, четкими готическими буквицами:

— «Податель сего, Игнат Греч, имеет право бесплатно пользоваться услугами всех людей Ганзы на территории Новгорода и сопредельных земель. Олдермен Якоб Шенхаузен». Однако! — Олег Иваныч присвистнул:

— Похоже, вот тот, кого мы с Гришей давно искали.

Он таки уговорил раненого Ыттыргына, расположив к себе шутками и весельем.

— Молодой воин Чельгак проводит тебя к стойбищу, — приподнявшись на локте, хрипло произнес Ыттыргын. — Но… — Он вдруг закашлялся, затем, отдышавшись, продолжил: — Дай слово, что поедешь туда один!

Олег Иваныч молча протянул раненому богатырю руку.

Они ехали молча — да и как было говорить? Чельгак не знал никаких языков, кроме родного, а старик Ирдыл остался со своими. Помимо меча и арбалета, Олег Иваныч прихватил с собой и аркебуз. Тяжелое ружье — пока не было разделения на мушкет и более легкий аркебуз, все назывались одинаково — лежало в задней части нарт. Там же позвякивали припасы. Ходко бежали олени по льду реки Берелех, ходко и плавно. Давно загорелись в небе желтые звезды, и серебристая луна заливала тундру своим дрожащим светом. Глядя на нее, затянул Чельгак грустную протяжную песню. Пелось в ней о юной красавице Еджеке с бровями чернее спинки соболя, убитой коварным врагом с растрепанной бородою. Никогда больше не сядет Еджеке в нарты, никогда больше не обнимет возлюбленного — никогда…

Гриша очнулся в чуме из оленьих шкур. Сколько времени прошло — он не знал, только смутно помнил, как везли его куда-то в оленьих санях-нартах да поили по пути каким-то едким дурно пахнущим варевом, от которого болела голова, ноги делались ватными, а в глазах двоилось. Только к утру, когда выстывал сложенный из камней очаг, на холоде переставало действовать варево, и Гришаня принимался ворочать мозгами, соображать — как выбраться отсюда. Похоже, он находился в каком-то самоедском племени к югу от Ново-Дымского острога — пока везли, северное сияние (сполохи) были сзади. Значит, сам острог — на севере. Туда и нужно бежать… Бежать? Нет, лучше ехать — по морозу-то долго не побегаешь, хоть и не очень холодная пока была зима — не холоднее, чем бывало иногда и в Новгороде. Действовать надо, действовать — не сидеть тут сиднем, неизвестно чего дожидаясь. Не нравился Грише хозяин чума — тощий, узкоглазый, с хищным крючковатым носом. Не иначе — местный колдун. Такой и в жертву принесет запросто в капище богомерзком! Совсем незачем того дожидаться. Гришаня покрутил руками — ага, никто их не связывал, понадеялись на варево — а варево-то вчера постарался Гриша не выпить все — половину выплюнул. Потому и соображал сегодня гораздо лучше, хотя башка, конечно, болела, зараза. Перво-наперво, оглядеться. Чум большой, теплый — светильники, очаг, оленьи рогатые черепа — ну, точно, колдун хозяин! Чертов язычник. Интересно, где его черти сейчас носят? Наверное, в капище? А остальные тоже, может быть, бесам своим молятся? Чего-то не слыхать их снаружи.

Гриша осторожно выбрался в чоттагын — знал уже, что так назывались местные сени — оттянул закрывающую вход шкуру, выглянул. Пусто! Луна на небе, звезды, а вокруг никого. Неужели — и в самом деле никого? Гриша, пошатываясь от свежего морозного воздуха, выбрался из чума. А не очень, кстати, и холодно. Тихо как…

И вдруг тишину северной ночи прорезал пронзительный дикий вопль! Он был бы похож на вой голодного волка, если бы волк умел выть с такой злобой. Гриша вздрогнул. И тут же раздался ритмичный звук бубна. Вернее, даже, не одного бубна, а нескольких.