Гульчатай, закрой личико! - Ирина Боброва Страница 26

Мексика вышла, аккуратно притворив дверь. Кот подумал, что девочка сегодня на диво спокойна, а это очень плохая примета. Быть беде. Ненормально, что этот ураган с косичками ничего не опрокинул.

Снаружи послышались голоса, кажется, прибыла домой хозяйка. Кот навострил уши и прислушался.

– Здравствуй, бабушка Гризли.

– И ты здравствуй, озорница. И не называй меня так! Гризеллой меня зовут. Гризеллой Бенесафуиловной.

– Не, я столько букв сразу еще не умею произносить. Я лучше ласково – баба Гризли.

– И куда тебя денешь, ну ладно.

– Баба Гризли, а можно я тебя обниму?

– Можно. Иди сюда, пока никто не видит. – Ведьма взяла девочку на руки, поправила красную панамку и убрала прилипшую к волосам травинку. – Ты ко мне по делу или так зашла, старуху проведать?

– Я к тебе по делу так зашла старуху проведать, – серьезно ответила девочка, сморщив носик. – Гостинцев принесла. Мама собрала корзинку: горшочек масла, пирог, кринку сметаны поставила. А я яйца собирала. Мама сказала, чтобы самых больших положила. Так крупнее этих не было.

– Не надорвалась? Корзинка-то, поди, тяжелая?

– А меня Тыгдын привез! Да вон он пасется. Тыгдын, иди к нам!

Ведьма сразу сделала суровое лицо и грозно спросила:

– Небось опять созорничала чего?

– Нет, бабусечка, – проворковала Мексика и успела поцеловать бабку в морщинистую щеку, пока та усаживала ее на спину Тыгдынского коня.

Дальше кот слушать не стал. Корзина стояла на скамье у окна эдаким искушением в лучах солнца. Пирог, маслице, сметанка, яички… Котяра сглотнул слюну, прислушался к урчанию в животе и решил, что он всего содержимого корзины тоже достоин. А если ведьма чего недосчитается, так ведь Мексика еще ребенок, она и перепутать могла. Мало ли что ребенок скажет?

Кот подкрался к корзине, аккуратно стащил наброшенную сверху салфетку. Так аппетитно пахнет! Пирог. Горшок с маслом. Кринка со сметаной. Яйца. Большие яйца. Очень большие розовые яйца.

Приблуда удивился, но мало ли птиц на свете? Если король Полухайкин обезьян держит, то почему бы ему птиц диковинных не завести? Павлина, например, или жар-птицу.

Кот облизнулся, вытянул правую лапу и прицелился. Потом ударил когтем, и яйцо пошло сеткой трещин. Это был старый трюк. Проделав маленькую дырку, кот выпивал содержимое и переворачивал целую скорлупку отверстием вниз. А потом, сытый и довольный, наблюдал, как бесится Гризелла, разбивая на сковороду пустые яйца.

Кот подцепил кусочек розовой теплой скорлупы, что мешала добраться до пищи. Он прищурился, рассматривая проделанную дыру. Вдруг шерсть пушистого воришки встала дыбом – из яйца на него смотрел в упор красный глаз. Маленький черный зрачок восьмеркой бегал по радужке. Каким-то чудом котяра угадал, что глаз в ярости. Потом догадался, что к такому злому глазу должен прилагаться клюв. Это в лучшем случае, а в худшем – еще и крепкие лапы с когтями. Потом кот оценил размер яйца – больше его кошачьей головы. Потом вспомнил проделку Мексики недельной давности – с зубастыми рукавичками.

Яйца вдруг зашевелились и пошли трещинами.

Кот посмотрел на свою любимую балку под потолком, но вовремя сообразил: то, что сейчас вылупится из яиц, наверняка умеет летать. Он пулей вылетел из избы, едва не сбив с ног входившую в дверь Гризеллу.

И только растянувшись на самой высокой ветке самого высокого дерева на краю полянки, кот позволил себе расслабиться. Он злорадно улыбнулся, наблюдая за пляской святого Витта в исполнении избы на курьих ногах.

Внутри бесилась Гризелла. Что-то падало и взрывалось.

Потом, плюясь огнем, из трубы вылетели восемь симпатичных розовых драконов-маломерок. Они построились в правильное каре и полетели прочь.

Повалил дым. Изба сорвалась с места и, добежав до пруда, нырнула в воду. Через некоторое время на берег вылезла взбешенная Гризелла. Она выплюнула головастиков, отжала подол старого платья и завопила:

– Мексика, противная девчонка!

Оседлав подпаленную метлу, ведьма набрала высоту и, петляя, полетела прочь.

Кот справедливо предположил, что в Рубельштадт, требовать возмещения убытков.

Приблуда спрыгнул с дерева и вдруг замер. На полянке появилось странное существо. Кажется, это была женщина, но котяра не был точно уверен в этом. Незнакомка посмотрела в его сторону, ее глаза удивленно округлились, она улыбнулась и позвала:

– Киса…

Кот окаменел. В прямом смысле превратился в камень. Незнакомка нагнулась, подняла каменную фигурку того, что еще недавно было котом Приблудой, горько заплакала и, поставив на место статуэтку, подошла к избушке.

Было раннее утро. На крыльце королевского дворца сидели король Полухайкин и Гуча. Гуча сегодня впервые совершил такую дальнюю прогулку. Мужественное лицо черта украшали синяки и царапины. Полухайкин сочувственно посмотрел на друга и сказал:

– Хорошо, в натуре, кончить!

– Ты о чем это? – удивился Гуча.

– О том, что все хорошо кончили, – пояснил Полухайкин.

– В смысле, групповушку устроили? – Чингачгук смекнул, что имел в виду его друг, но не мог удержаться от подначки. Его немного мутило, голова кружилась, а на душе становилось гадко, стоило только вспомнить свое, как он считал, бесславное участие в войне.

– Ну ты, амиго, тупой, в натуре! – Альберт от возмущения даже вскочил на ноги. – Конфликт хорошо кончили!

– А! Ты хотел сказать, что хорошо то, что хорошо кончается? – подвел итог черт.

– А я это и сказал, – уверенно ответил Полухайкин. – Пошли в огород.

И Полухайкин решительно зашагал по двору, уверенный, что друг последует за ним. Тот нехотя поплелся следом.

– Зачем ты меня в огород зовешь? Что я, вашей капусты никогда не видел? Или ты прибавления в семействе ожидаешь? – Гуче не хотелось никуда идти – тело болело, кости ныли, и он с удовольствием бы просто посидел на крыльце. Черт наконец-то вырвался из крепких рук Брунгильды, которая готова была лечить его долго и тщательно, радуясь тому, что муж столько времени проводит дома. Но Гуча заявил, что он здоров, и отправился к Альберту.

– Че несешь! – говорил меж тем Альберт Иванович. – Я тебе этого гада хочу показать.

– Какого гада, Альберт? – поинтересовался черт.

– Халяву наоборот.

– Тентогля? – догадался Гуча.

Он хоть и не знал всех подробностей событий недельной давности, но кое-что слышал. Надо сказать, что от Брунгильды много не добьешься – она только военные действия описывала, стратегию и тактику боя. Но даже по этим сухим описаниям ему удалось составить более или менее целостную картину.