Вселенский расконвой - Феликс Разумовский Страница 26

Глава 5

– Ох, что-то не нравится мне эта пицца, – веско законстатировал Небаба, однако не побрезговал, снизошел, откусил огромный кусок. – М-м, а вроде и ничего. Только вот диаметр маловат.

– Пицца, Сема, очень даже неплоха, – отозвался Потрошитель. – Римским легионам и не снилось [28]. Чтобы такая вот, с сыром, с ветчиной. А вот насчет диаметра ты прав. Не тот калибр, не тот, мелковат.

– Да ладно вам, братцы, восхищаться, вы просто не пробовали кайнаров, – с ревностью заметил Рыжий. – А, командир? Скажи.

– А? – Бродов перестал жевать, кивнул и вспомнил кайнары Марьяны, круглые, поджаристые, вкуснейшие пирожки, выпекаемые в количествах неимоверных. – О да, кайнары – это вещь. Жрали бы легионеры их, Рим бы стоял и по сию пору.

Они сидели вчетвером в пиццерии «Трапезунд», то ли поздно завтракали, то ли рано обедали, не понять, время было ни то ни се, около одиннадцати. Бродов, Рыжий и Серафим прели в оранжевых комбезах, изображали то ли ремонтников, то ли спасателей, то ли работников с большой дороги. Небаба же был одет в вульгарный ватник, зато имел настоящий теодолит, трехногий, обшарпанный, напоминающий орудие инженера Гарина. Так они и сидели в тесном коллективе – делились впечатлениями, замечаниями, соображениями. Что интересно, в действительно тесном. Заносчивый Потрошитель, презирающий род людской, отлично поладил и с Небабой, и с Нигматуллиным. Хотя, увидев их впервые четыре дня назад, посерел, побледнел, изменился в лице и, выругавшись по-человечески, воззрился на Бродова.

– Даня, что это значит? Даня, этого не может быть. Даня, ведь это же…

Небаба, оказывается, напомнил ему атамана Вертихвыста, грозу всех басурман. Альберт же Нигматуллин, по прозвищу Рыжий, был, как выяснилось, похож на кочевника Мункэ-Сала. На ужасного, зловещего, кровавого Мункэ-Сала, безжалостного убийцу, палача Джебэ-Нойона [29]. А с атаманом и с мокрушником у пришельца Серафима были, видимо, ассоциации, не внушающие оптимизма. Однако ничего, притерлись, подружились и вот уже четыре дня с хрустом кололи лед, хлопали крышками люков, шастали по теплосетям, важно возились с астролябией. Изображали рвение, мастерство, четкость, деловитость и целеустремленность. Изображать-то изображали, однако хвастать пока что было нечем – в «Альтаире» все было устроено добротно и по уму. Ну да, видели и Рхата, напоминающего шкаф, и начальничка его Гвара, оккупировавшего «Мерседес», и японские миниваны канареечного цвета… А вот как быть с периметром, охраной и четырехметровым забором, за коим, если Потрошитель не врет, находится директатор, суть форсированный хронокрут? Миленький такой пси-модулирующий генератор, бета-корректирующий свойства континуума. Да еще настроенный на пи-режим. Вот вопрос так вопрос, принцу датскому и не снилось – четыре дня работы вчетвером на морозе, а результатов с гулькин хрен. Точнее, нулевой, решений пока нет…

– Э, Даня, брось, харч тут ни при чем, – хмыкнул Серафим и мощно, по-волчьи, отхватил кусок лепешки. – Ты бы видел только, как брали Рим. Желающих прошвырнуться по его улицам было море, океан, невообразимое множество. И все, Даня, варвары. Тут гунны, там готы, здесь аламаны со своей предводительницей. Ох, Даня, доложу тебе, и баба. Зверь. Пантера. Настоящая Валькирия. А умна, а шикарна! До сих пор перед глазами стоит. Вернее, до сих пор на нее стоит. Знаешь, такой бабы… – Потрошитель вдруг замолк, вздрогнул все телом и принялся давиться пиццей: – Ы-ы-ы-ы-ы…

Глаза его выкатились из орбит, расширились до невозможности, похоже, он увидел нечто душераздирающее.

«Так-с, похоже, привидение. Кантервильское», – мигом понял его Бродов, резко обернулся, тоже изумился, но сразу же до жути и обрадовался – увидел Дорну. Пропитка, белые сапожки и несколько легкомысленный шарфик были ей на удивление к лицу, ангельскому и одухотворенному, тронутому легким румянцем. Привет – махнула она ручкой, неспешно подошла, взглянула с улыбкой Джоконды.

– Мужчины, не угостите даму пиццей?

При звуке ее голоса Потрошитель сник, снова вздрогнул мускулистым телом и мощным усилием, концентрируя все силы, отправил-таки в пищевод прожеванное. Патентованный боец как-никак, элита, чудо-богатырь.

– Для вас, красавица, все что угодно, – лихо, и не вспомнив про Марьяну, засуетился Рыжий, молодцевато вскочил, начал двигать стулья, но впечатления не произвел.

– Иди-ка ты гуляй, – сказала ему Дорна, хмыкнула и посмотрела на Небабу, общающемуся с пиццей. – Ты тоже. – И дважды, словно собираясь сплясать фанданго, прищелкнула пальцами. – Гулять, гулять.

Странно, но Рыжий и Небаба ее послушались сразу, тандемом, в унисон подались на мороз, со стороны казалось, будто их толкает в спину какая-то невидимая рука. Бухнула дверь, затихли шаги, скорбно сверкнула медью забытая астролябия.

– Нет, пиццы не хочу. Лучше выпью сока. Грейпфрутового, а лучше томатного, – Дорна озорно прищурилась и как-то по-особенному взглянула на Серафима: – Может, принесешь, а?

– Как скажете, – тот кивнул, послушно поднялся и куклой-марионеткой направился к стойке. Его напористо толкала в спину все та же мощная невидимая рука.

– Здравствуй, Дан, – сказала Дорна, села, сделалась серьезной. – Ты как? Я скучаю.

– Я тоже, – сознался Бродов, тяжело вздохнул и почему-то вспомнил фильм про Штирлица, когда тому показывали жену. – Ты в этот раз как, надолго? Может, насовсем?

– И не насовсем, и не надолго, – улыбнулась Дорна, – а как получится. Все так изменчиво в этом мире. Ты ведь знаешь.

– Да, все течет, все меняется, – согласился Бродов, задумчиво кивнул, а между тем вернулся Серафим.

– Вот, томатный. Соленый. С мякотью. Из концентрата.

Говорил он вяло, безо всякой интонации, словно выработавшая свой завод механическая кукла.

– Молодец, – похвалила его Дорна, попробовала сок и снова, словно выстрелила, щелкнула пальцами. – Ладно, просыпайся. Садись. Надо поговорить.

И сейчас же с Серафимом произошла удивительная метаморфоза – он опять сделался живым, превратился из механического истукана в полнокровное чувствующее существо. Сел, хлопая ресницами, и с непониманием уставился на Дорну.

– Простите, это не вы тогда с Аларихом [30]? У Северных ворот? И не вы ли это звонили на той неделе? Ну, насчет этих мудозвонов Миши и Паши?

– Э, давай-ка, друг любезный, здесь все вопросы задавать буду я, – не ответила ему Дорна, ухмыльнулась и поставила опустевший стакан. – Ты вот слышал, что вино и бабы – комбинация взрывоопасная? До добра не доводящая, а совсем наоборот? Что, слышал? Молодец. Тогда к Зинуле своей блядской присмотрись со всем вниманием, на трезвую голову, не через призму гормонов. Ты думаешь, что крут, как поросячий хвост? Знаешь весь расклад? И хитрожопей всех, в особенности Гвара? А вдруг наоборот? А ну как это он командует парадом, ведет свою игру и держит тебя даже не за фраера – за подсадную утку, за наживку, за живца? Да собственно ты ему, Сима, до фени – ему нужны Братья и ларец со скарабеями…