Пятиборец - Сергей Антонов Страница 28

В центре площади находился каменный фонтан, посреди которого возвышалось позеленевшее медное изваяние человека в одеянии богатого купца. Он держал в правой руке рог — символ изобилия, из которого лениво стекала в бассейн сребристая струйка воды. Самодовольный вид медного купца и вода, текущая из рога изобилия, служили предметом шуток. Простые горожане, негоцианты и ремесленники, любили рассуждать о том, как их деньги утекают сквозь пальцы в виде налогов в королевскую казну.

Впрочем, шутить в Ноулдоне стали гораздо реже. Ожидание войны с гирудами и всеобщая подозрительность, которую всячески поддерживали своими действиями Стальные сутаны, привели к тому, что люди начали опасаться друг друга. Похищение Плата Пречистой Маргариты, вместо того чтобы показать несостоятельность тех, кому доверили охрану святыни, привело к усилению гонений. Но крепла не только власть Стальных сутан. Даже сквозь толстые стены королевского дворца туда все сильнее доносился ропот возмущенного народа, вынужденного существовать в постоянном страхе за свою жизнь. Вот и теперь на площади в ожидании новых постояльцев Трибунала стояла пока еще пустая железная клетка на колесах.

Рыночная площадь была, пожалуй, единственным местом в городе, где алчность, жажда наживы и торговый азарт заглушали общую тревогу и ощущение близкой гибели Уайтроуза. Несмотря на ранний час, богатые купцы, торговцы средней руки и менялы, чей дневной доход не превышал и четверти серебряного талера, наполняли рыночную площадь разноголосым гомоном. Торговцы призывали покупать упряжь, стремена и седла, нахваливали доспехи и оружие, утварь, скобяные изделия, ткани и многое-многое другое. Не были забыты также едоки и чревоугодники. Зазывалы в мясном, хлебном, овощном и других торговых рядах уговаривали приобретать свежие фрукты, копченое мясо и рыбу, терпко пахнущие пряности и соль.

У прилавков, прицениваясь к товарам, расхаживали представители всех сословий — от богато одетых дворян и купцов до городских нищебродов. Тут же суетились подозрительного вида оборванцы с бегающими глазами и длинными чуткими пальцами. Товары интересовали их гораздо меньше, чем кожаные кошельки на поясах покупателей. Над площадью стоял немолчный гам от многих тысяч голосов, ржания лошадей и квохтания выставленных на продажу кур.

Уличные музыканты и жонглеры соперничали друг с другом в мастерстве выколачивания денег из публики. Одни, раздувая щеки, наигрывали на флейтах веселые песенки, другие перебирали звонкие струны лютен, третьи одно за другим подкидывали в воздух яблоки и тут же ловко ловили их, не давая упасть на землю.

Пилгрим присел на выщербленный парапет фонтана рядом с маленьким и щуплым лютнистом в худом камзоле, дырявых башмаках и широкополой шляпе, которая в сочетании с длинной пегой бородой делала его похожим на старого гнома. Лютнист пел неизвестную Саймону балладу. Голос у него оказался неожиданно низким — красивый бас-баритон.

Встретились Мэри и Джереми Ди

На кладбище в день похорон,

Мэри сказала ему: «приходи,

Эту ночь проведем мы вдвоем.

Я буду ждать тебя, Джереми Ди,

Эту ночь мы с тобой проведем».

А вихрь веял, а ветер выл,

Ворон над Джереми в небе кружил...

Гируд почувствовал, что музыкант и есть тот человек, который может привести его к Свершителю. Он даже увидел место, где тот может находиться: покосившийся домик под красной черепичной крышей. Однако его местоположение оставалось под вопросом. Саймон решил, что теперь торопиться некуда и стоит дослушать до конца балладу, тем более что мастерское исполнение весьма впечатлило его — истинного ценителя художеств и красоты.

Звезды мерцают над Джереми Ди,

В небе бледнеет луна.

Мэри увидела Джереми Ди,

С башни спустилась она.

Сердце сильнее забилось в груди,

Едва показалась она.

А вихрь веял, а ветер выл,

Ворон над Джереми в небе кружил...

Саймон обнимал слухом всю площадь. Он уловил, как тревожно забились сердца у тех, кто стоял рядом с певцом и хорошо слышал его голос. Где-то далеко стукнул копытом конь, лязгнула дверца железной клети. Над площадью смолк гул голосов. В дальнем ее конце переговаривались вполголоса двое мужчин в купеческих одеяниях. Один заметил, что музыкант совершенно напрасно поет прилюдно балладу, которая входит в список запрещенных Экзекуцией сочинений и книг.

—Сейчас ему станет не до песен, — сказал второй.

В кольце, образованном вокруг певца слушателями, вдруг появился быстроглазый оборвыш лет восьми-десяти. С шапкой в руках он принялся обходить зевак, которые начали бросать ему мелкие монеты. Музыкант тем временем впал в состояние вдохновения, он не видел ничего вокруг, ни площади, ни людей на ней, ни смотревшего на него Саймона.

— Я больше не Мэри, мой Джереми Ди,

Мне в тягость сияние дня,

Постой, погоди, мой Джереми Ди,

Зачем нам сияние дня?

Много ночей у тебя впереди,

Ты будь мой, я буду твоя.

А вихрь веял, а ветер выл,

Ворон над Джереми в небе кружил...

Но вдруг собиравший деньги мальчишка насторожился и нырнул в толпу. Саймон услышал нарастающий по мере приближения звон шпор и грохот тяжелых сапог. С дальнего конца площади, где стояла железная клетка, к фонтану бежали драгуны в серых сутанах. А музыкант ничего не слышал и уверенно приближался к развязке своей истории:

Две ранки на шее у Джереми Ди,

Губы у Мэри в крови...

Сердце не бьется у Джереми Ди.

Поздно, на помощь зови не зови.

Много ночей у него впереди,

А губы у Мэри в крови...

А вихрь веял, а ветер пел,

К Джереми на руку ворон слетел.

Дослушав песню до конца, Саймон несколько раз одобрительно кивнул. Он даже пожалел, что у него нет с собой монеты, чтобы бросить ее артисту, хотя в этом уже не было смысла. Гируд спокойно смотрел на бежавших в его сторону экзекуторов в серых сутанах. Само собой, это его нисколько не взволновало, раскрывать себя раньше времени не входило в его планы.

Но Стальные сутаны пробежали мимо него. Они набросились на музыканта, разбили его лютню о парапет и потащили беднягу за ноги к телеге с клеткой. Вся площадь погрузилась в угрюмое молчание. Люди испуганно уступали им дорогу. Но почти сразу же после водворения музыканта в клетку рыночная суета вернулась в свои берега. Саймон так и остался сидеть на парапете фонтана. Завсегдатаи рынка и Стальные сутаны не обратили на него ни малейшего внимания — здесь на каждом шагу встречались и более колоритные личности, чем простой пилигрим в коричневом плаще с капюшоном...

Наконец Саймон почувствовал приближение нужного человека. Это был давешний босоногий мальчишка в живописных лохмотьях. Он вернулся к фонтану и опустился на колени перед разбитой лютней, безуспешно пытаясь соединить ее обломки в единое целое. Само собой разумеется, из этого не вышло ничего путного. На глазах мальчика появились слезы. И тут он почувствовал на себе тяжелый взгляд, поднялся с колен, с покорным видом подошел к Саймону. Гируд встал, провел рукой в направлении вверх-вниз. Тонкие пальцы обхватили возникший, словно из воздуха, посох. Теперь, в сумерках, Пилгриму не былонужды маскироваться и создавать иллюзию тени. Он положил руку на плечо мальчишке, и тот, услышав мысленный приказ, повел его к Горбатому мосту через реку Утопленников.