Падший клинок - Джон Кортней Гримвуд Страница 29

— Я в Венеции, верно?

Он покачал головой, потом кивнул.

— И что это должно значить? — спросила она.

Старик улыбнулся. Улыбка была доброй, но такой же бессмысленной, как и противоречащие друг другу отрицание и согласие. Тогда она направилась к стене, слыша, как он торопится, пытаясь не отстать. Всего одна дверца, и, само собой, заперта.

— Открой ее.

Старик покачал головой.

— Пожалуйста, — попросила Джульетта. — Я только выгляну туда.

Она не сможет сбежать, если не будет точно знать, где находится. Поэтому ей просто необходимо, чтобы он отпер дверцу. Но старик вновь покачал головой. Госпожа Джульетта быстро поняла, он будет качать головой на все ее просьбы. И не важно, станет ли она умолять, визжать или приказывать, как принцесса Миллиони. Он просто не готов отпереть ворота.

— Кто-то приказал тебе не отпирать?

Он кивнул.

— Кто приказал? — потребовала она.

Похоже, он одинаково хорошо тряс головой при каждом произнесенном имени. И ей никак не узнать, называет она неверные имена или он просто не собирается отвечать. День близился к концу, а девушку не оставляло чувство, будто она поймана в волшебной сказке. После ужина Джульетта решила: ей нужна еще одна прогулка.

— Пожалуйста, — сказала она.

Старик посмотрел на женщину, та покачала головой.

— Тогда я смогу поспать подольше, — упорствовала Джульетта. — Вы же хотите, чтобы я хорошо спала?

Старуха вздохнула, мужчина улыбнулся.

Он снял со стены ключ, а женщина принесла плащ. Они укутали Джульетту, и старик отпер дверь в темноту.

А вместе с темнотой в дом вошел демон.

Когда регент в сумерках вышел на улицы, желая показаться людям, у него было отвратительное настроение. Родриго вновь начал опасаться за свое будущее. Принц Алонцо винил капитана в промедлении с поисками Джульетты. Если бы Родриго хорошо выполнил свою работу, судно мамлюков не ускользнуло бы из порта. Несколько дней потеряно впустую. Серьезные поиски Джульетты могли бы начаться раньше. Как эти упреки могли прозвучать, при том что стража уже перевернула бедные приходы города сверху донизу, оставалось для Родриго загадкой.

Настроение в тавернах было угрожающим. Кастеллани помогли мамлюкам похитить госпожу Джульетту, заявляли Николетти. Они скорее полягут до последнего человека, чем позволят подонкам Николетти обвинить себя в измене, объявили Кастеллани.

В устьях каналов натягивали цепи, отгораживая один приход от другого. Возводили баррикады. Из мостовых выковыривали кирпичи — уличные банды запасались боеприпасами.

— Итак, — произнес регент. — Как вы предлагаете справиться со сложившейся ситуацией?

— Мой господин, вызовите Стражу.

— Родриго, скоро начнутся бунты. Ты считаешь, Стражи достаточно? — Алонцо, насупившись, смотрел на него. — Капитан, я задал вопрос. Думаешь ли ты, что Стражи будет достаточно?

— Нет, господин.

— Стража плюс твои люди?

В Догане немного людей. Но они хорошо вооружены, дисциплинированы, а городская беднота их побаивается. Хороший хребет, но даже если нарастить на нем мышцы Стражи, он все равно может сломаться. И вряд ли регент согласится оставить особняк Дукале без охраны.

— Можно позвать наемников, мой господин.

— Они дорого берут, Родриго. И поиски стоящих вояк займут слишком много времени.

— Господин, так что же нам следует делать?

Хороший вопрос. Алонцо выпрямился и расправил плечи, будто стоял на поле боя, глядя на вражеские ряды.

— Мы продемонстрируем крайнюю жестокость.

— Но, мой господин?..

У венецианских приходов была долгая память. А память бередила открытые раны этого города во вполне венецианском духе. Деньги могли бы купить симпатию горожан: и ненависть Кастеллани к Николетти, и ненависть Николетти ко всем остальным, и бедные приходы, державшие друг друга за горло. Но акт жестокости со стороны Миллиони запомнят все. Не один патриций умер за грехи своих предшественников.

— Дурак, не приходам.

Отец, дед, брат и сестра Алонцо пали от кинжала. Обе Республики начались с убийств и закончились ими. Как шутили в Риме, в Венеции больше убийц, чем каналов. Регент не имел ни малейшего желания вдохновить город на Третью республику. Наметившееся было хорошее настроение бесследно исчезло.

— Вы обыскивали фонтего деи Мамлюк?

— Вчера, мой господин.

— Мы обыщем его снова. Прямо сейчас.

Родриго поклонился. К чему повторять, что они тщательно проделали свою работу. Если принц Алонцо хочет заново обыскать склады мамлюков, это его дело.

Неподалеку от ла Вольта, на левом берегу Большого канала, опасно углубившись на территорию Николетти, они встретили вооруженную группу Кастеллани, смешавшихся с Арсеналотти.

— Вы, — приказал принц Алонцо. — Со мной.

Когда люди узнали этого широкогрудого человека в кирасе, толпа притихла. Некоторые с мечами, большинство с кинжалами, у одного — тесло корабельного плотника. Навстречу вышла группа Николетти, но никто не думал о драке. Присутствие регента ошеломило черные шапки, заставило заключить угрюмое перемирие.

В толпе нарастало возбуждение. Никто не знал, чего ждать. Но все чувствовали — сейчас что-то произойдет. Родриго начал догадываться: Алонцо собирался не просто обыскать фонтего мамлюков. Его подозрения подтвердились, когда толпа остановилась перед зданием.

— Ломайте дверь, — приказал регент.

Половина черношапочников Николетти бросилась к причалу фонтего: никто не должен ускользнуть по малым каналам. Арсеналотти в красных шапках развернулись веером рядом с регентом. Если регент хотел быть замеченным, у него получилось. Когда к двери двинулся каменщик с кувалдой, улицы начали заполняться зрителями.

— Мой господин, не следует ли нам назваться?

— Если люди султана не хотят вести себя по-дружески, то и я им не друг. Родриго, если бы они хотели поприветствовать меня, — заявил регент, — они бы уже открывали дверь.

«Только если хотели бы умереть», — подумал Родриго.

Купцы-мамлюки, вероятно, надеялись остаться в стороне, пока волнение в городе не уляжется. Вчера у них хватило мужества открыть двери Родриго и его людям. Но они знали Родриго и имели дела с Доганой. Прибытие принца Алонцо с толпой означало только одно.

Госпожу Джульетту не нашли.

Сейчас толпа жаждала мести. Сам Родриго сомневался в вине мамлюков. Султан способен на жестокость — в конце концов, он задушил старшего и младшего братьев, — но все знают, он блестящий стратег. Ему было бы стыдно за такую неумелую интригу. Что он приобретет, превратив Венецию в своего врага?