Женщина в черном 2. Ангел смерти - Мартин Уэйтс Страница 29

– Мне жаль, но я и вправду не могу остаться, – сказал он смущенно. – Никак не могу.

– Да ничего, – отмахнулась Ева, – уверена, со мной все будет прекрасно.

Гарри мрачно кивнул, честно стараясь ей верить.

– По-моему, вами можно только восхищаться, – заметила она неожиданно. – Я серьезно.

– С чего бы вдруг? – изумился Гарри.

Ева указала глазами в небо:

– С того, что вы раз за разом возвращаетесь ТУДА. После всего случившегося.

– Надо продолжать жить, правда ведь? – ответил он не слишком уверенно.

– Вот именно, – Ева смотрела на него и улыбалась. – Вы совершенно правы. Что ж, желаю вам у…

– Ни в коем случае! – перебил Гарри торопливо. – Желать удачи – только беду накликать. И никаких прощаний, запомните. Никогда. Прощания – под строгим запретом.

Ответил на ее улыбку, – получилось не слишком идеально, – и нажал на газ, а Ева стояла – и смотрела ему вслед.

«Никаких прощаний», – крутилось в сознании. Интересно, а что чувствуешь, когда машешь кому-нибудь – и точно знаешь, что вы с ним, возможно, видитесь в последний раз? И знаешь, что он знает, о чем ты думаешь, и сам думает о том же? Как быть вам обоим? Сделать вид, будто ничего особенного не происходит? Лгать друг другу? И что тогда станется с вами обоими? Как вам продолжать жить с этим?

Ева отчаянно замотала головой. Эта проклятая война ставит перед людьми столько трудных вопросов!..

Повернулась и пошла своей дорогой, прочь от удалявшегося джипа, вдоль деревни.

По крайней мере она знала, куда направляется.

Остановившись перед выгоревшим фасадом дома, Ева всмотрелась в табличку:

«Мистер Горацио Джером, эсквайр, адвокат».

Потом осмотрела ключ, лежавший на ладони, – все точно, гравировка инициалов на нем полностью совпадала с гравировкой букв на табличке.

Заходящее солнце все удлиняло и удлиняло тени, придавая черным провалам окон сходство с призрачными, полными ужаса глазами над распахнутым в беззвучном крике ртом дверного проема.

Сжимая ключ в кулаке, будто охотник на вампиров – распятие, молодая женщина шагнула внутрь.

Внутри дом выгорел настолько сильно, что его чернота, казалось, поглощает даже слабый свет умирающего дня. На мгновение Еве вспомнились расползающиеся по стенам особняка Ил-Марш черные пятна плесени и гнили. «Когда-нибудь он будет выглядеть именно так», – подумалось ей.

Она стояла в холле. Рабочие кабинеты, наполовину обшитые деревом, наполовину застекленные, тянулись по одну сторону стены, в дальнем конце которой сохранились еще останки чего-то напоминавшего ведущую вниз лестницу. Обои – там, где не почернели – позеленели от времени.

С другой стороны возле Евы в половицах красовалась довольно большая дыра с потемневшими краями, через которую виднелся подвал. Приблизившись к краю, она заглянула внутрь, но не обнаружила там ничего интересного – лишь разруху да клубящуюся пыль.

Ева решительно направилась в ближайший кабинет и принялась искать там замочную скважину, к которой подошел бы ключ, однако потерпела полную неудачу. Во втором кабинете проверка дала столь же неутешительные результаты. Вздохнув, Ева пошла в сторону лестницы, ведущей в подвал.

Первое, что там удалось обнаружить – груда угольев и обгорелых остатков чего-то в центре комнаты, удивительно смахивавшая на старое кострище. Ева нахмурилась – похоже, дом подожгли намеренно?

Обугленные вещи едва сохраняли призрачные очертания предметов, которыми были раньше. Напрасно Ева щурилась, пытаясь найти в этих дебрях что-нибудь способное иметь замочную скважину – ничего не вышло.

Что-то привлекло ее внимание – и Ева подняла старинную куклу, запыленную и испачканную сажей. Кажется, когда-то кукла изображала Джуди и служила парой к Панчу, доставшемуся Эдварду. В деревянном личике верной супруги Панча не было радости – глаза широко распахнуты, рот приоткрыт, будто от ужаса. Ева невольно содрогнулась и бросила куклу туда, где подобрала… а когда подняла глаза, заметила в дальнем углу невысокую арку, закрытую ажурной металлической калиткой, почерневшей от огня и заржавевшей, но по-прежнему выглядевшей удивительно прочной и основательной.

Ева потянула за ручку, и калитка, жалобно скрипнув давно не тревоженными петлями, отворилась.

За ней перед молодой учительницей открылся узкий коридор. В конце его красовались ряды депозитных сейфов. Чувствуя, как отчаянно выплясывает сердце в груди, а ключ в ладони будто горячеет и наливается жизнью, Ева бросилась вперед.

К первому сейфу ключ не подошел – в скважину влез, но поворачиваться отказывался. Со вторым произошла та же история. А третья ячейка открылась.

Замирая от ужаса и возбуждения, Ева просунула руку внутрь, нащупала и извлекла содержимое.

Конверт.

Ева читала надписанные на нем слова: «Натаниэлю Драблоу, передать в восемнадцатый его день рождения». Повернула письмо – оно было запечатано воском, и печать так никто и не сломал.

Калитка с грохотом захлопнулась.

Потрясенная Ева обернулась и увидела в умирающем свете темный силуэт человеческой фигуры. Скорее услышала, чем рассмотрела, как пришелец закрывает на ключ замок снаружи, и бросилась к калитке.

– Вы не можете туда воротиться, – прошелестел скрипучий, надломленный временем голос. – Уж простите меня.

Ева тотчас же узнала престарелого слепца, с которым случайно встретилась, когда впервые бродила по деревне. Он оказался намного выше и сильнее, чем запомнился ей с той ночи. Снова и снова дергала она за ручку, однако замок держался крепко.

– Что вы творите?! – почти завизжала Ева голосом, в котором звенели истерический ужас, гнев и недоумение. – Вы не имеете права! Не можете меня тут запереть и бросить, вы!..

Старик повернулся и, сутулясь, зашаркал прочь по коридору.

– Пожалуйста! – кричала Ева, и голос ее эхом отдавался от каменных стен. – Пожалуйста, вернитесь!

Слепец остановился, но не обернулся.

– Ежели воротитесь в дом, – выговорил он мрачно, будто вестник, не по своей воле неохотно доставляющий печальную новость, – там снова пойдут убийства…

– О чем вы толкуете? – изумилась Ева.

– Вы слыхали моих маленьких друзей. – Старик медленно закивал.

– Ваших… друзей?

– Точно. Они вам свою песенку спели.

И тут Ева вспомнила: звонкие голоса, детский хор, который она услышала во время первой прогулки по деревне. Услышать – услышала, но не увидела.

– Да, – осторожно сказала Ева, – о да. Я их слышала.

– А надо было не слышать, а слушать, – обронил старик и опять побрел к лестнице.