Огонь и ветер - Елена Кочешкова Страница 3

– Я тут подумал... Наверное, ты прав, – сказал Фарр, когда мы остановились возле какой-то невнятной штуковине серого цвета, которая очевидно и была мешком для битья. – Я никогда не пробовал драться с завязанными глазами. Наверное, это и в самом деле гадкое ощущение, когда ничего толком не видишь... Все, что показывали мне мои учителя, они в первую очередь именно показывали. Будет лучше, если и ты сумеешь разглядеть своими глазами, как лучше стоять, замахиваться и бить. Но, раз уж мы пришли на эту площадку, я думаю... Знаешь, иногда стоит просто попробовать. Может быть, что-то совсем другое. Держи!

В ладонь мне легла гладкая рукоять деревянного клинка.

Странная штука.

Не игрушка и не оружие.

Но держать ее было приятно.

– И что я должен делать?

– А что тебе хочется?

Мне хотелось собрать воедино всю свою силу и сотворить что-нибудь ужасное. Аж в груди жгло от этого желания.

Обрушить безумную грозу на этот мир... Такую, чтобы от ударов молний земля треснула до самого основания.

Или превратить половину деревьев вокруг в пылающие факелы.

Или хотя бы ударить как следует самоуверенного королевского сынка, который почему-то решил будто имеет право учить меня жизни.

Я замахнулся и изо всех сил врезал дурацкой палкой по серому силуэту. Песочный куль оказался тверже, чем я думал... Деревяшка едва не вылетела у меня из рук, но от этого злости стало только больше. Я замахнулся еще раз... и еще...

Не знаю, сколько я лупил серую тушу, да только за все это время Фарр ни разу не попытался подсказать мне, как нужно правильно замахиваться или еще что-то такое в этом роде. Он просто стоял молча чуть поодаль и смотрел на то, как я до дрожи в руках и до соплей во все стороны колотил деревянным мечом его любимый мешок. А когда я понял, что больше не могу сделать ни единого взмаха, забрал свою игрушку и вернул ее куда-то, где ей было место.

Потом его ладонь вновь легла мне на плечо.

– Вот и славно... Пойдем теперь, проверим, что там было сегодня на завтрак. Умойся только... Вид у тебя... В общем, умойся.

Я не только облился водой до пояса (прямо там в саду), но и решил переодеться – рубаха была насквозь мокрой от пота. В своей комнате я бросил ее в корзину, куда надлежало отправлять грязную одежду и, не глядя, вытащил из сундука другую, такую же светлую, из тонкой ткани прекрасной выделки. С детства не носил ничего подобного. Но в этом доме по-другому, похоже, не жили... Еще бы! Членам королевской семьи не пристало одеваться во что попало. И их гостям, очевидно, тоже.

Не успел я осмотреться толком в Янтарном Утесе, а ко мне уже подослали какую-то тетку с мерной лентой, которая, ворча, крутила меня из стороны в сторону, сетовала на мои торчащие кости и вздыхала при виде шрамов. Даже сказала, что тому, кто это сделал надо бы самому пальцы-то повыдергать. Я почел за лучшее промолчать и не упоминать о том, каким красивым факелом горел хранитель Кешт (чтоб его прах вечно летал только над выгребными ямами!). Уже на следующий день эта тетка принесла мне первую рубаху и новые штаны, а спустя еще пару дней у меня была целая стопка чистой новой одежды, достойной принца. Когда я спросил у Патрика, как мне теперь расплачиваться с ним за все эти щедрые дары, тот очень серьезно ответил, что отныне мой долг – считать себя его учеником и делать все, о чем он попросит. И добавил мягким голосом, в котором я слышал улыбку, дескать, не бойся, малыш, ничего дурного вытворять точно не придется.

Почему-то я ему верил.

Безусловно и безоглядно. Как верит младенец большим и теплым рукам своего родителя.

Странное чувство.

Непривычное.

Но на самом деле это была не такая уж маленькая цена, как могло бы показаться со стороны.

Однажды Айна обмолвилась, что мы с Патриком должны были встретиться еще тогда, десять лет назад... и еще тогда я должен был стать его учеником. Полагаю, в ту пору мне это далось бы гораздо легче. Не пришлось бы объяснять, отчего я вздрагиваю всякий раз, когда он просит меня закрыть глаза и показать ему, как я направляю Силу. По крайней мере, я точно гораздо быстрее смог бы привыкнуть к такому невероятному явлению, как возможность безнаказанно демонстрировать свои умения другому человеку... и не бояться, что в следующий миг тебя настигнет боль.

Что ж... такой была расплата за еще одну ошибку, которую я совершил в сопляческом возрасте, переоценив свои умственные способности... и в тысячный раз пойдя на поводу у страха.

Даже думать не хотелось, насколько иначе сложилось бы все, послушай я тогда Айну, а не эти свои проклятые страхи.

Не было бы ни этой разлуки, ни слепоты, ни боли...

Этой бесконечной боли...

Патрик сказал, что здесь нет моей вины. Что к тому времени я уже следовал пути, на который столкнул меня отец. Но я не могу сказать, что осознание этого утешает.

Свежая рубаха легко скользнула по плечам, и это было приятно. Я провел рукой по мягкой ткани рукава и мысленно поблагодарил ворчливую портниху. Хоть язык у нее и длинный не в меру, но руки золотые – вся новая одежда была мне точно в пору.

Прикрыв дверь, я покинул свою комнату и направился в сторону дворцовой кухни, где, наверняка, и в самом деле осталось что-нибудь вкусное после завтрака.

Щедрые хозяева этого дома отвели мне спальню на одном этаже с господскими покоями. Наверное, лет десять назад я бы счет это вполне уместным. Но не сейчас. Всякий раз проходя мимо комнат, где жили все эти родственники короля, я ощущал себя лишним и убогим. Особенно в первые дни, когда еще плохо помнил, куда нужно идти, где начинаются ступени и в каком месте следует свернуть, чтобы не оказаться прямо под дверями комнаты принцессы Энис, которая имеет обыкновение распахивать эти двери внезапно и прямо в лоб незадачливым гостям. Бедняжка тогда жутко расстроилась и смутилась... Было бы из-за чего.

Вообще эта девочка мне сразу понравилась. В том числе и потому, что она восхитительно умела язвить над своим кузеном. Они тут все, в этой семейке за словечком в мошну не лезли, но Энис была просто мастером по части едких колкостей. И, если честно, я жутко завидовал ее младшему братцу – уж лучше иметь такую сестру-занозу, чем терпеть благовоспитанных дур вроде моих Лоры и Дэллы. Вот уж с кем всегда была скука смертная! Их интересовали только наряды да женихи... Энис же на равных обсуждала со старшими такие вопросы, которые крайне редко волнуют хорошеньких юных леди. И никому даже в голову не приходило посмеяться над ней и сказать, дескать мала еще. Чем больше я на нее смотрел, тем отчетливей видел, какой могла бы быть моя Айна, родись она в подобной семье, а не в лачуге на скотном дворе.

А когда смотрел на Мая, понимал, каким мог бы быть я сам в том возрасте, когда встретил Айну...

Дети Патрика и Элеи так сильно отличались ото всех, кого я знал... Ни в ком и никогда я не видел столько силы и свободы, столько ясности ума и дерзости мышления.