Корень мандрагоры - Евгений Немец Страница 3

Информационное поле

Мара позвонил спустя неделю, предложил выбраться в парк и выпить пива, благо теплый июльский вечер располагал к прогулкам на свежем воздухе. Кислый был тут как тут. Иногда казалось, что у Кислого есть антенна, улавливающая намерения других, от него практически невозможно было избавиться. Вот и в тот вечер стоило мне выйти в коридор, как я на него наткнулся.

— Ты куда? — спросил Кислый, готовый кинуться вдогонку, если я попытаюсь сбежать.

Вуз мы окончили два года назад, но продолжали жить в общежитии. Комендант, старый хохол, понимал тяготы и невзгоды молодых специалистов, отпущенных на вольные хлеба, но и к любой случайной монете относился с уважением. Так что на предложение не выставлять меня за дверь (разумеется, в обмен на ежемесячное денежное вознаграждение) он согласился практически сразу, поторговался, конечно, не без этого. Для меня это был хороший вариант, потому что денег снимать квартиру не хватало, а возвращаться в пригород к матери категорически не хотелось: там часто бывала Белка, а у меня не было никакого желания с ней встречаться. Стоит ли говорить, что Кислый тут же последовал моему примеру, то есть договорился с комендантом на предмет жилья.

Понимая, что от Кислого уже не избавиться, я сказал:

— Черт с тобой. Пошли.

Кислый изобразил лицом благодарность, как будто он не поплелся бы следом, пошли я его куда подальше.

Мара присоединился к нам десять минут спустя. Мы шли по вечернему городу. Солнце уже скрылось за крышами западных многоэтажек, но все еще находило щели и брызгало в стекла витрин сияющим золотом. Кислый то и дело забегал вперед, заглядывал нам в лица, опасаясь пропустить что-нибудь интересное, но встречное движение пешеходов сносило его назад.

— Помнишь про замочную скважину? — говорил Мара. — Этот образ придумал не я. Ему уже не одно тысячелетие, это еще древние греки говорили о Логосе. Но в наше время эта тема практически не была освещена, на что и обратил внимание философ из Кембриджа доктор Броуд. Он сказал примерно следующее: возможно, мы неверно понимаем роль мозга, нервной системы и органов чувств в нашей жизни. Их функция, очевидно, заключается в том, чтобы устранять, а не производить. Понимаешь, о чем речь, парень?

— Что? Что устранять? — вопрошал Кислый где-то у нас за спиной.

— Конечно, понимаю, — ответил я уверенно. — Умные в аут-сайде, идиотам зеленый свет. У наших родителей так было при социализме.

— В наше время такой подход тоже все еще существует. Но я не об этом, — возразил Мара с улыбкой, но тут же посерьезнел. — Человеческая цивилизация развивалась благодаря оперированию информацией. Животные накапливают опыт, но процесс этот катастрофически медленный, потому что у следующих поколений остается только тот опыт, который полностью интегрировался в их физиологию. Я говорю о генных изменениях. Это единственный способ животного передать информацию следующему поколению. Речь идет о мутациях, которые позволяют виду приспособиться к окружающей среде. Наш же первобытный предок попытался сохранять информацию вне себя. Результат был потрясающий! В какой-то момент наш предок понял, что, отделяя себя от информации, можно гораздо эффективнее передавать накопленный опыт собратьям и особенно следующим поколениям, что для выживания вида гораздо важнее, потому что эта информация не исчезает вместе с индивидом. Так появились наскальные рисунки, которые намного позже трансформировались в письмо. Так из гортанных звуков, изначально довольно однообразных, появилась речь. Так появился язык — как технология вынесения информации за пределы человека, как механизм обработки внутренних переживаний, приведения их к виду понятных окружающим символов. Выражения «мне грустно», «мне весело» — сущности сугубо внутренние, саморефлекторные, — стали доступны окружающим. Но это еще не все, парень. Появление языка было чем-то вроде первого нейтрона в ядерной цепной реакции эволюции человека. Использование речи для передачи информации стимулировало в первую очередь сам язык, потому что, оперируя более развитой речью, можно быстрее передать больший объем данных, точнее выразить то, что требует выражения, и быстрее получить ответ. Все остальные открытия — всего лишь следствия появления и развития языка. Понимаешь, в чем тут дело? С этого момента эра дочеловека закончилась и настала эра homo informativus, или homo sapiens — более привычное для нас, хотя и менее верное определение.

Мы остановились у перекрестка. Я оглянулся на Кислого:

— Кислый, в данный момент я собираюсь использовать речь для передачи информации. Возможно, ты не понимаешь всю важность и ответственность момента, заключающегося в том, что я оперирую величайшим наследием человечества, потому что в своем развитии ты застрял где-то между собакой и обезьяной, но тебе и не требуется проводить глубокий анализ услышанного, достаточно в точности выполнить то, что я скажу. Мара засмеялся, Кислый засопел с деланой обидой. Я продолжал: — А сделать тебе надо следующее: затариться пивом. Мы же в это время будем ждать тебя в парке вон на той лавочке. Только, Кислый, не надо давить на количество, хорошо? Впрочем, себе можешь брать сколько угодно и чего угодно, а нам возьми по паре Beck'а.

— Не обижайся, парень, — подбодрил Кислого Мара. — Ты же знаешь, у Гвоздя юмор жестковат.

Кислый получил деньги и убежал выполнять поручение, мы перешли дорогу и направились к свободной скамейке. Солнце скрылось окончательно, но парк, впитавший сияние дня, был светел и просторен. Легкий ветер все еще помнил аромат липового цвета. Аллеи и тропинки постепенно заполнялись отдыхающими. Мы расположились на лавочке. Мара пару минут разглядывал парк, наслаждаясь спокойствием вечера и тем, что он видел вокруг.

— На чем я остановился? — спросил он.

— Что-то вроде: а когда я очнулся от размышлений, Господь Бог уже наполнил заботливо наши чаши лучистым элем снова.

Мара секунду оторопело меня рассматривал, потом рассмеялся.

— Я, наверно, никогда не привыкну к твоему чувству юмора, — сказал он, все еще улыбаясь, потом погасил улыбку, продолжил: — Так вот. Есть и еще нюансы, способствовавшие развитию речи. Ученые-нейрофизиологи подкинули интересное открытие: оказывается, вибрация черепа, которая возникает от громкой речи и тем более пения, оказывает на мозг человека благоприятный эффект. Такая вибрация способствует вымыванию отходов метаболизма из мозга в спинномозговую жидкость. Получается что-то вроде массажа мозга, что, естественно, способствует его более продуктивной работе и замедляет процесс износа. Взгляни на историю развития человечества — да мы себя без песни не мыслим! Ты можешь представить себе человека, который за всю жизнь ни спел ни одной песни? Возьми любую религию или языческий культ — нет ни одного ритуала, который обходился бы без пения. Начиная с шаманского транса и заканчивая православными псалмами, которые читаются нараспев. На этом значимость вокальных упражнений не заканчивается. Есть мнение, что пение стимулирует пениальную железу, которая, если верить Рику Страссману, производит ДМТ, ну да не будем пока углубляться в эндогенные психоделики…