Корень мандрагоры - Евгений Немец Страница 4

— Не будем, — согласился я, — мне сначала надо поковыряться в словаре, отыскать смысл прилагательного «эндогенный».

— Эндогенный — значит выработанный самим организмом, а не привнесенный извне, — тут же пояснил Мара. — Я о том, парень, что истоки пения кроются в физиологии, а искусство, которое человечество считает производной от духовного становления человека, всего лишь следствие развития языка. К тому же песня — это тоже передача информации, иногда даже более действенная, чем обычная речь, потому что, как и изобразительное искусство, оперирует образами — а это несколько иной механизм передачи данных.

Мне вспомнился пьяный ор студентов, случающийся в общежитии довольно часто, и я подумал, что пение, конечно, дело хорошее и, несомненно, приносит поющему удовольствие, а если верить Маре, то и пользу. Вот только у трезвых окружающих такие вокальные упражнения вымывают не только продукты метаболизма, но и рассудок. Я не стал высказывать вслух эту мысль, чтобы не обидеть Мару. Он мог подумать, что я сегодня не воспринимаю его слова всерьез, а это было не так. К тому же речь шла о другом — о накоплении и обработке информации как импульсе развития нашей цивилизации. Эта мысль была мне крайне любопытна.

— Но искусство — это не только опера, — возразил я.

— Живопись — одна из ветвей развития наскальных рисунков, которая лишилась практического применения и ушла в плоскость чистых образов. Вторая ветвь, разумеется, трансформировалась в письменность, в литературу. Танец — это тоже язык, язык жестов и движений. Я бы даже сказал, язык динамики, изменений — перемен. Истоки танца, я думаю, надо искать в ритуалах шаманизма… Все наше искусство — следствие развития сознания, перехода от дочеловека к человеку, и сколько бы мы ни говорили о духовности как о самостоятельной сущности, ее истоки — в физиологии. Вернее, в процессе перехода от дочеловека к человеку, а этот процесс, как ни крути, физиологический.

Прибежал Кислый, перевел дыхание и выдал нам по бутылке Becks, себе открыл «Сибирскую корону». Узрев на моем лице улыбку, пожал плечами, прокомментировал:

— Я… это… не гордый. Для меня три лучше двух. Ладно, о чем вы тут?

— Как ни странно, о тебе, — ответил я, надев маску сосредоточенной серьезности. — В частности, чтоб ты знал, задавались вопросом, есть ли у тебя инстинкт продолжения рода? — На физиономии Кислого отразился испуг, Мара был серьезен, очевидно, решил мне подыграть. — Пришли к выводу, что тебя надо срочно женить, пока твоя психика еще в состоянии адекватно воспринимать реальность. То есть женщин.

— Да ладно! — не поверил Кислый. Он переводил взгляд с меня на Мару, пытаясь понять, разыгрываем мы его или нет.

Мара сказал:

— Бракосочетание в контексте нашего разговора можно воспринимать как синергию двух информационных объектов — мужского и женского…

Он прервался, поднял на нас глаза, понял, что далеко ушел от традиционного русского, пояснил:

— Синергия — это партнерство, сотрудничество для достижения определенной цели. Причем предполагается, что каждый из партнеров поодиночке эту цель достичь не в состоянии. В данном случае цель — ребенок, продолжение рода. Тут дело вот в чем. Наша цивилизация культивирует эго, культивирует становление человека как личности, противопоставляемой миру. Мы все больше отдаляемся друг от друга и все больше зацикливаемся на себе. Саморефлексия, которая дала нам когда-то толчок для развития сознания, сейчас превращается в бронированную оболочку, в этакий пуленепробиваемый кокон, в котором человек прячется от мира. Поэтому синергия дается нам все сложнее. Пока что партнерству способствует инстинкт продолжения рода, но кто знает, как долго этот инстинкт сможет конкурировать с разрастающимся человеческим эго. Вынесение информации вовне как средство обмена и передачи накопленного опыта сейчас все больше отодвигается на второй план, потому что первостепенной задачей эго становится трансляция воли. Люди все меньше беседуют и все больше отдают приказы, даже не сознавая этого… Ну да я забегаю вперед.

Я представил себе два информационных поля, женское и мужское. Мое воображение не баловало меня разнообразием: женское поле походило на искрящуюся золотом шаль, мягкую, шелковистую и податливую. Она висела в пространстве и пугливо съеживалась от малейшего шороха. Над ней парило клиновидное голубое пламя, похожее на копье, — мужская информационная структура. Я знал, что оба поля хотят слиться, но понимают, что стоит им соприкоснуться, и они покалечат друг друга… Я моргнул и подумал, что в лекции Мары появились фатальные нотки.

Стало заметно темнее. Я поднял глаза к небу, оно затягивалось тучами. Мара продолжал:

— Вся история человечества — всего лишь летопись поиска новой информации. С того момента, когда дочеловек стал развивать способности оперирования информацией, его физиологические мутации прекратились. За полтора миллиона лет эволюции тело человека практически не претерпело серьезных изменений. Потому что его достижения в плане обработки информации дали ему колоссальное преимущество: человеку больше не требовалось изменять свою физиологию, отныне он использовал сознание и как основное оружие для защиты своего вида от естественных врагов, и как инструмент для исследования и покорения окружающего мира. В результате человек расселился по всей планете и без труда приспособился к разным климатическим условиям. Какое животное может похвастаться таким завоеванием? Дальше — больше. Человечество всегда стремилось к новым знаниям. Люди рвались покорять горы, океаны, далекие земли. Как только наука и техника достигли требуемого уровня, человечество ломанулось в космос! Ученые и философы создавали новые науки, пытаясь постигнуть тайны природы. Само стремление к познанию стало для человека основополагающей силой, я бы даже сказал — онтологической силой, потому что, я думаю, все мы где-то глубоко в подсознании держим, что благодаря именно этому стремлению наш вид выжил и стал доминировать. Инстинктивно мы чувствуем, что это единственный и самый действенный способ оставаться человеком и не деградировать назад до рядового примата. Посмотрите на детей. С какой энергией, прямо-таки жаждой они стремятся изучать все новое! Понимаешь, в чем тут дело? Мир, который у нас есть сейчас, — следствие информационного бума, начавшегося не пятьдесят и не сто лет назад, а полтора миллиона! И благодаря этому буму мы сейчас имеем невероятные средства обработки и хранения данных, и в будущем они будут только развиваться и совершенствоваться.

Я допил пиво и поставил бутылку в урну. Слова Мары отозвались в моем сознании картиной планеты, опутанной сверкающей паутиной коммуникационных средств. Кабели-черви, прорывшие тоннели сквозь земную твердь; атмосфера как сплошной радио— и телевизионный эфир. Как инженер связи я прекрасно понимал, о чем говорил Мара. Тысячи всевозможных технологий передачи и хранения информации, мощные серверы, с колоссальной скоростью гоняющие по компьютерным сетям гигабайты нулей и единиц, дисковые массивы баз данных… А ведь есть еще библиотеки, фильмохранилища, до появления оптических дисков пользовались виниловыми пластинками и магнитными лентами. До открытия бумаги люди писали на бересте, козлиных шкурах, пергаменте, деревянных и глиняных табличках. Да, всю свою историю человечество неустанно копило информацию и в этой своей информационной жадности не собирается останавливаться и в будущем.