Похищенный трон - Гарри Тертлдав Страница 3

И еще следовало постоянно смотреть вниз, чтобы ненароком не потоптать кого-нибудь из детей. Его родные братья Вараз и Фрада были взрослыми мужчинами, а сестра Динак давно перекочевала на женскую половину. Но имелись и сводные братья — от Яхиза, который был старше Фрады, до парочки карапузов, еще сосавших титьку кормилицы. Сводные братья — и сестры, которым еще не исполнилось двенадцати, — очертя голову носились по всем коридорам вместе с детьми слуг, пастушатами и всеми прочими, кого только удавалось вовлечь в игры.

Когда они не гонялись за драконами, злыми кудесниками или хаморскими разбойниками, то играли в макуранцев и видессийцев. Если бы Видессия в жизни покорялась так же легко, как в их играх, то владения Царя Царей уже много веков простирались бы на восток до самого легендарного Северного моря.

Один из сводных братьев, восьмилетний Парсваш, проворно спрятался за спину Абиварда, начисто расстроив планы другого мальчишки, бежавшего следом.

— Чурики, чурики! — вопил Парсваш, дразня водилу. — А я в крепости! Чур не пятна!

— Твоя крепость пошла на кухню, — сказал Абивард и отошел.

Родак, другой его сводный брат, воспользовался этой оказией и моментально запятнал Парсваша. Тот отчаянно заверещал.

На кухне прямо на противне лежала лепешка, только что вынутая из печи.

Абивард оторвал от нее кусочек и тут же сунул в рот обожженные пальцы. Он подошел к кипящему котлу, обмакнул кусок лепешки в варево и незамедлительно отправил в рот.

— Бараньи фрикадельки с гранатовыми зернышками, — радостно сказал он, сглотнув. — По запаху узнал. Отец будет доволен, это одно из его любимых блюд.

— А что бы ты сделал, о сын дихгана, если бы это оказалось что-то другое? — спросил один из поваров.

— Все равно бы съел, наверное, — ответил Абивард. Повар рассмеялся. — Но раз уж это то самое… — Абивард оторвал еще кусок лепешки и вновь атаковал котел. Повар засмеялся громче.

Продолжая жевать, Абивард вышел из кухни и направился по коридору к своей комнате. Будучи старшим сыном главной жены Годарса, он получил в свое распоряжение целую комнату, на зависть родным и сводным братьям. Сам же Абивард относился к обретенному уединению со смешанным чувством. Ему нравилось иметь личное пристанище, но он так долго жил без оного, что временами испытывал щемящее одиночество и тосковал по теплой, тесной и шумной компанейской жизни, столь хорошо ему знакомой.

На полпути его левая сандалия начала хлопать по ступне. Абивард посмотрел вниз и обнаружил, что потерял бронзовую пряжку, крепившую лямку на лодыжке. Он огляделся, присел на корточки, но ничего не нашел.

— Должно быть, в Бездну провалилась, — пробормотал он; неуклюже ступая одной ногой и скользя другой, добрался до своей комнатушки и надел новую пару сандалий.

Потом снова вышел, держа в руках поврежденную сандалию. Одно из правил Годарса, которого, к его чести, сам он придерживался неуклонно, гласило: «Все, что сломалось, нужно починить немедленно».

«Одно упустишь — два потеряешь, а где два, там и четыре, а где четыре… Нет уж, не надо нам такого, не надо», — говаривал он.

Если бы от сандалии отвалился кусочек кожи, Абивард достал бы на конюшне другой и занялся починкой сам. Но чтобы заменить пряжку, нужно выбраться к сапожнику — в деревню, окружавшую крепость.

Стало быть, опять на жару. Солнце огрело его словно дубинкой. На лице выступил пот, потек по спине под просторной рубахой. Абивард пожалел, что до деревни так близко. Он не боялся выглядеть глупо, начав седлать коня… Но если при этом его заметит отец, то непременно съязвит — мол, в другой раз отправляйся, сынок, в паланкине, словно какой-нибудь знатный господин, а не сын простого дихгана… Абивард пошел пешком.

Стражи ворот трижды ударили древками копий о землю, когда он проходил мимо. Он наклонил голову в ответном приветствии. Потом покинул крепость и оказался в деревне — в совершенно ином мире.

Хижины и лавки, теснясь, сбегали к самой подошве холма, увенчанного крепостью, и даже чуть дальше, в долину. Некоторые дома были сложены из камня, другие из саманного кирпича; нависающие кровли защищали стены от зимних бурь.

На фоне крепости эти постройки казались игрушечными.

Холм круто поднимался вверх, извилистые улочки были усеяны камнями. Стоит споткнуться, и падение, скорей всего, закончится в самом низу, в лучшем случае отделаешься сломанной ногой. Абивард исходил деревню вдоль и поперек с тех пор, как научился ходить, и на ногах держался не хуже архара.

На рыночной площади голосили торговцы, нахваливая свои товары — нут, финики, обсиженную мухами баранину, амулеты из пергамента с начертанными на них изречениями Четырех Пророков. Говорят, от всех болезней помогает — и оберегает, и лечит. Абивард, обучение которого включало грамоту, но не включало логику, не задумывался, зачем нужно второе, если первое действенно само по себе. Призывные кличи торговцев неслись со всех сторон: ножи, медные и глиняные кувшины, украшения из стеклянного бисера и медной проволоки — те, у кого был товар получше, приходили с ним прямо в крепость — и еще множество всякой всячины.

Запахи были не слабее криков.

У одного из торговцев висел над кизячным костром котел с тушеной айвой.

Абивард сбил цену с пяти медяков до трех — Годарс был не из тех, кто поощряет в сыновьях транжирство. Айва была и вправду горячей. Абивард быстренько отыскал на земле палку, насадил на нее пряный плод и, жуя на ходу, с довольным видом направился в лавку сапожника.

Когда Абивард вошел в лавку, сапожник поклонился — он был слишком низок званием, чтобы сын дихгана подставил ему щеку для ритуального поцелуя. Абивард ответил отчетливым кивком и объяснил, что ему надо.

— Да-да, — сказал сапожник. — Прошу, дай мне взглянуть на целую сандалию, чтобы я мог подобрать такую же пряжку или похожую.

— Я, кажется, не взял ее с собой. — Абивард почувствовал себя глупо и рассердился на себя. Хотя Годарс остался в крепости, он ощущал на себе взгляд отца. — Придется вернуться за ней.

— Не беда, о сын дихгана. Иди сюда и выбери самую подходящую. Все равно совершенно такую же не подобрать. — Сапожник показал на плошку, полную медных пряжек.

Абивард принялся, позвякивая, перебирать их, пока не нашел ту, которая ему приглянулась.

Пальцы сапожника проворно прикрепили ее к сандалии. Но при всем проворстве они были покрыты шрамами от шила и ножа, иглы и гвоздей. «Нет простых ремесел, — говаривал Годарс, — хотя простакам кажется, что есть». Абивард подумал о том, сколько же боли пришлось перенести сапожнику, чтобы стать мастером своего дела.

С сапожником он не торговался, как с продавцом айвы. Семья сапожника жила здесь с незапамятных времен, обслуживая и жителей деревни, и дихганов. Он заслуживал поддержки вышестоящих.

Абивард уже мог возвращаться в крепость с починенной сандалией и пересидеть самую жару в жилых помещениях. Но он вернулся на базар и купил себе еще одну айву. Он стоял, откусывая по чуть-чуть и делая вид, будто засмотрелся на товары, выложенные на продажу. На самом же деле он смотрел на молодых женщин, которые расхаживали по рядам в поисках того, что им надо.