Четвертый вектор триады - Юрий Белов Страница 32

Эльф тихо засмеялся.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он, прикладывая ладони к ее животу. Питающий луч постепенно погас. — Вижу, что тебе многое известно. Как случилось, что ты не смогла победить суггеста? — Он легко поднялся и протянул ей руку.

— Понимаешь, он был необычайно силен, — соврала Летта. Перед ее мысленным взором снова возникло неподвижное лицо Олега, и по спине опять пробежала противная, ледяная волна.

Видимо, враг сорвал все защитные знаки. Так или иначе, но Летта почувствовала, что ее спаситель, как, впрочем, и его дракон, могут читать ее мысли, как открытую книгу. Слабая волна протеста возникла в ней, но сразу же погасла, растворенная благодарностью и доверием. Тени защитных знаков, возникшие было перед ее глазами, снова уступили место ровному и яркому знаку Солнца. И сразу же пришло знание.

Юношу звали Делон, его дракона — Эйб. Они патрулировали северную оконечность Великих Древних Гор. Сначала все шло как обычно. Затем в Урочище Нетопырей возник бой. Кто и с кем сражался, Делон узнать не успел. Он только услышал волну агрессии и несколько всплесков боли. Эйб, правда, утешил, что крови пролилось совсем мало, но не преминул заметить, что скоро будет гораздо больше. Они уже собирались полететь туда, но тут снизу показалось разгорающееся сияние эльфийского клинка.

— Возможно, ты знаешь, — сказал Делон вслух, — что наши мечи самые лучшие часовые. Стоит прислужникам Мрака хотя бы приблизиться к ним, как клинок загорается тревожным светом. Именно поэтому мы не носим сплошных ножен.

Он показал Летте свой меч, притянутый к седлу на драконьей шее. Ножны были сплетены из серебряной проволоки и представляли собой узорчатую сетку, украшенную самоцветами. Действительно, такие ножны не скрыли бы сияние клинка, окажись рядом враг.

— Прежний хозяин твоего меча, — продолжал эльф, — видимо, долго жил среди людей и поэтому вынужден был носить обычные ножны. Падая, ты успела вытащить клинок, и мы увидели свет тревоги. Суггест — хитрый враг. Он прикрыл тебя и себя непроницаемым ментальным колпаком, и, если бы не меч, мы улетели бы к Урочищу Нетопырей, не почувствовав ни твоей беды, ни его торжества.

При этих словах Летта содрогнулась от невольного ужаса. Нет! В следующий раз она не попадется в подобную ловушку!

Сейчас, около мудрого, могучего дракона и спокойного эльфа с лучистыми глазами, собственное поведение показалось ей жалким и глупым. Броситься в объятия к первому встречному проходимцу, владеющему гипнозом! И как ловко он выбрал приманку! Видимо, образ светловолосого менестреля все время плавал у нее на самой поверхности подсознания, и суггесту было несложно извлечь его. Пора с этим кончать!

Старая обида снова вспыхнула в душе Летты. Он, уходя, не позвал ее с собой и вот уже два года бродит где-то в северных краях, поет свои песни, дарит свою любовь восторженным кухаркам или припадочным тепличным принцессам, не умеющим самостоятельно шагу ступить!

— Этот меч достался мне от матери. — Непривычное слово далось с трудом, но Летта сделала над собой усилие. — А ей — от моего отца.

Делон подсадил помрачневшую Летту на шею Эйба и легко вспрыгнул в седло позади нее. Кожа дракона оказалась неожиданно горячей. Летта почувствовала, как упруго напряглись бугры чудовищных мышц и огромные крылья раскрылись за ее спиной, как гигантский кожаный веер. Эйб оторвался от земли могучим прыжком. Сгустившаяся тьма уважительно попятилась, овевая лицо льстивым шепотом вечернего воздуха.

В полете дракона, стремительно набирающего высоту, было столько мощи, а в руках Делона, бережно обнявших ее, было столько нежности, что Летту охватило раскаяние. Ведь, если разобраться, не пошла бы она с Олегом тогда, два года назад, ни за что не пошла бы.

Летта вспомнила, каким страхом дохнуло на нее при одной мысли окликнуть его, уходящего вслед за своим диковинным волком. Это было невозможно представить! Из-за чужака, да еще мужчины, лишиться покровительства Матери Амазонок, покинуть мудрую и странно добрую Врану, явно отличавшую ее среди других ровесниц, оставить племя, уйти от всего, во что верила шестнадцать лет, единственные шестнадцать лет жизни!

В то время внешний мир представлялся Летте заповедником грязных и жестоких самцов, истязающих слабых, забывших Мать женщин. Ей виделся мрачный лес, наполненный безумцами, алкающими унизить, подчинить, растоптать достоинство, заставить страдать девять долгих месяцев, когда тело перестает слушаться и оружие валится из ослабевших рук.

Это представление было настолько сильным и устоявшимся, что добрый и ласковый Олег, терпеливый и нежный, до боли красивый и странно печальный, ничуть не поколебал его. Просто обнаружилось, что в этом мрачном, остервенелом мире есть один, только один, мужчина, достойный остаться в живых.

В этом у Летты не было сомнений, когда на восходе солнца в соседних шатрах пресытившиеся насилием самцы вдруг проснулись от острой боли в горле и горячих толчков крови, орошающих волосатую искусанную грудь. Услышав их хрипы, Олег вдруг извлек из тайника ритуальный кинжал и подал его Летте рукояткой вперед. Он улыбался печально и ласково, и ей почудилась в его взгляде жалость, и, вспыхнув, впервые почувствовала она стыд за свое племя.

Волк появился неожиданно, но очень кстати. Иначе ей пришлось бы самой распороть полог и указать мужчине дорогу к реке. Она знала, что в этом случае не смогла бы соврать Старшим Сестрам, требующим ответа: почему один самец сумел скрыться?

Правда, ей пришлось удариться головой о столб шатра и притвориться оглушенной, но в главном она не солгала: волк действительно схватил ее зубами за руку, и мужчина действительно проскользнул вслед за ним в прорезанную ритуальным кинжалом щель.

Вот только про его прощальный поцелуй Летта не рассказала никому, даже Лике. Эта ночь отдалила ее от лучшей подруги, от Враны, от Старших Сестер, да и от самой Матери Амазонок. Трещина, образовавшаяся в то утро, постепенно расширялась, пока не кончилась Изгнанием три месяца назад…

— Это здесь, — сказал Делон, и Летта вдруг ощутила атмосферу нечеловеческой ярости, бурлящей под ними. Наклонившись вправо, она попыталась увидеть происходящее в ущелье.

В прыгающем свете десятка факелов метались черные мохнатые силуэты, а навстречу им поблескивали холодными молниями мечи и копья.

Музыка схватки подхватила Летту, заставив руку сжать рукоять меча. И все же она невольно вздрогнула, когда Эйб, издав боевой рев, ринулся вниз, в гущу свалки.

Подмирье

Спецсектор Промежутка

— Вот об етом я тебе, балбесу, и долдонил! Обрадовался, возбудился, как сосунок прыщавый! А тебе мечом серебряным поперек хребта — вжик, и будьте здоровы! Что, натерпелся страху-то?

— У-у-у, болит-то как! Прямо будто меня самого напополамки разделали! У-у-у, гад остроухий! Как это он блок преодолел, а? Ну скажи, Струмчик, ну че я такой невезучий? Чуть порезвиться вскинешься, так сразу серпом поперек промежности. И ведь так все всегда зычно начинается! А потом хрясь! — и хвост на шесть узлов. Ну чего скалишься, как телка продажная? Нет бы посочувствовать корефану?! «Я говорил, я предупреждал…» Вечно ты, Ушан поганый, прав оказываешься. Западло, знаешь ли! Я вот терплю, терплю, а потом все Шефу и выложу! Если ты все заранее знал, так че ж не удержал меня глупого?