Хроники Порубежья - Юрий Рудис Страница 32

— Да откуда ж ему знать? — сказал Митька, не меняя позы и не открывая глаз. — Все нормально. Просто мы, кажется, код набрали какой-то. Вот оно и сработало. Интуитивный интерфейс, прости, Господи.

— Что сработало? Какой код? — спросил Иван светским тоном человека, вспомнившего, что имеет дело с сумасшедшими.

— А черт его знает. Но факт, что вот эти места, что под ладонями светились, это вроде кнопок на кодовом замке. Мы их нажали, оно и сработало. Мне только непонятно, как Санька догадался, куда жать. Хотя, какая теперь разница.

Сказав это, Митька, кряхтя, поднялся и перешагнув через вытянутые ноги натурального кузнеца, обутые в щегольские остроносые ботинки, подошел к Сане. — У тебя вроде сигареты оставались.

Саня достал из кармана пачку и пустился в объяснения. — Я ж сказал, интуитивный интерфейс. То есть, устройство, взглянув на которое, человек должен интуитивно сообразить, как оно действует. Вот у меня интуиция и сработала. С перепугу наверное.

— Или спьяну, — добавил Ермощенко.

— Чего ты сообразил? — щелкнув зажигалкой, спросил Митька.

— Я из всех созвездий знаю только Большую Медведицу.

— Эта, которая в виде ковша?

— Ну, да. Ковшик с ручкой. Как дошло, то дальше уже просто.

— Ясно. А что после этого будет, тебе интуиция не подсказала?

— Нет. Мне кажется, для этого тоже нужна интуиция, но уже как бы совсем другая.

— Морды целы. Уже хорошо.

— Целы то целы. Только надолго ли? — Иван протянул руку. — Мне бы тоже сигарету.

— Бери. Ты бы встал, на мокром сидишь.

Ермощенко внял доброму совету, и теперь все трое, дымя сигаретами, стояли рядом, придерживаясь за стенку, так как бункер продолжало потряхивать.

— Интересно, а куда эти упыри делись, — вслух размышлял Митька. — Что-то не слыхать их.

— Видать, в дюзу засосало, — предположил кузнец. — А может, до сих пор под дверью валяются испепеленные.

— Надо бы посмотреть.

— Докурим, тогда.

Докурив, тихо ступая, подошли к двери.

— Значит так, — сказал Иван, подкидывая на ладони кирпич. — Ты, Митька, давай, открывай. Мы подстрахуем, на тот случай если кто ждет за дверью. Встретим, в общем. А ты, если что, дверь захлопнешь.

Стараясь не шуметь, Митька вытащил кусок арматуры из петель засова и вопросительно оглянулся на Ивана и Саню, стоящих за его спиной с занесенными для неотвратимого удара кирпичами. — Готовы?

— Давай! — кивнул Иван. Митька тихо-тихо потянул дверь на себя, но она не поддавалась. Снаружи заперли, что ли? — он потянул сильней, но с тем же успехом.

— Подержи, — Иван передал свой кирпич Сане. — В случае чего, круши с двух рук, по-македонски, — и стал помогать Митьке. Под их общим напором дверь поддалась.

— Саня, подложи что-нибудь, — прохрипел Митька. — Да брось ты кирпичи. Нет там никого.

Заинтригованный Саня бросил свой кирпич, а кирпич Ивана втиснул в приоткрывшуюся щель, между дверью и косяком. — Готово. Отпускайте.

Иван с Митькой, посмотрели друг на друга и кивнув один другому отпустили дверь. Кирпич захрустел, но выдержал.

— Чего там? — становясь на цыпочки и пытаясь заглянуть через их спины, спросил Саня.

Иван медленно вытер пот со лба. — Облака там, Саня.

* * *

— А земли не видно?

— Не видно, — ответил Иван и вцепился в Митькино плечо, потому что пол под его ногами накренился, и собравшаяся на полу талая вода ручьем хлынула в дверь. У Сани заложило уши, словно в самолете идущем на посадку. Митька побледнел как полотно и сказал. — Зря мы дверь открыли. Кажется, падаем.

— Если и падаем, то не так что бы очень быстро, — успокоил его Иван. — Дышится, опять же, свободно, а значит, если и гробанемся, то не с такой уж большой высоты.

— Как же не с большой, когда сами говорите, земли не видно, — возразил Саня.

— Земли не видно из-за сплошной облачности. И к тому же, посмотри как тепло. Значит, невысоко.

— Да откуда ж теплу быть, когда зима на дворе, — крикнул Митька слабым голосом.

— Грохнемся, разберемся.

Тут бункер тряхнуло особенно сильно, затем еще и еще, мотнуло из стороны в сторону, и вдруг все кончилось. Зеленовато-молочное свечение погасло. Наступила кромешная тьма.

— Приземлились, вроде, — не веря своим словам, прошептал Саня.

— Похоже на то, — отозвался Иван, вставая на ноги. — Посидите пока. Гляну, что с дверью.

Слышно было, как он подошел к двери, дернул, дверь заскрипела, сильно зашуршало, словно песок сыпался из кузова самосвала, сверху дверного проема открылась широкая прореха, через которую в бункер хлынули солнечные лучи. В их свете стало видно, что натуральный кузнец стоит, заваленный по колено землей. Казалось непонятным, откуда она взялась. Общее чувство недоумения выразил Митька. — Зарыли они нас, что ли?

— Это зимой-то? — сказал Саня, глядя, как Иван, суетясь на манер крота, разгребает землю, освобождая проход.

— А на дворе, между прочим, — Иван поднял голову, словно принюхиваясь, — никакой зимы, а сплошное лето. Птички чирикают, цветочки благоухают.

— Контузило кузнеца-то, — с этими словами, Митька пристроившись рядом с Иваном, принялся ему помогать.

Много времени это не заняло, через минуту полузасыпанная дверь была расчищена настолько, что хватило бы пролезть взрослому человеку, правда, согнутому в три погибели.

— Подожди, — Митька, видя, что Иван собирается лезть наружу, придержал его за рукав. — Кирпич возьми.

— Не надо, — Иван полез наверх.

* * *

Солнечные лучи ослепили Саню, и он зажмурился, а когда открыл глаза, то не мог им поверить. Вокруг, действительно, было лето. Вовсю жарило солнце, так что уже через минуту, чтоб не задохнуться, пришлось стащить с себя зимнюю куртку, а чуть погодя и свитер. В зеленой листве деревьев оглушительно пели птицы, и над теплой землей струился одуряющий аромат каких-то цветов. Бункер, послуживший им укрытием, выглядел теперь, снаружи, как невысокий бугор посреди поляны, заросший травой настолько, что на расстоянии нескольких шагов совершенно терялся из виду. Лес же окружавший поляну не имел ничего общего с зимним парком, по которому они бежали каких-нибудь полтора часа назад. Это был настоящий лес, без всяких, если не считать бункера, следов присутствия человека. Высокие сосны со стволами странного фиолетового оттенка стояли стеной с одной стороны поляны, а с другой курчавились кусты в человеческий рост, за которыми в легкой завесе молодой листвы высились громадные березы.

Митька, выбравшийся на божий свет последним, помотал головой, словно пытаясь отогнать наваждение, но ничего не сказал, так же как и его товарищи. Они просто стояли молча.