Милый мой Игнатиус - Олег Велесов Страница 33

— А ты чё скалишься, новик? — воззрился на меня новоявленный мирянин. — Ты другана моего близкого завалил по беспределу. К тебе, сиська баранья, в конце особый разговор будет. А покуда стой и надейся на лучшее.

Я встрепенулся: сиська баранья? Вообще-то, у баранов нет сисек, если только он не имел ввиду… Вот как? Ну, это уже слишком! Барана я ещё могу простить, мало ли чего по глупости не брякнешь, но сиську… Щекам сделалось горячо, и я набычился.

— Уважаемый, а ты рамсы не попутал? Я тебе не фраер лупоглазый. Есть тема — задвигай, нет темы — гуляй лесом, покуда сам сиськи не лишился!

Дмитрий Анатольевич икнул, а Соловей опешил. Хамства в ответ на хамство он не ждал, тем более от меня. Он привык, что мирянин — это такая величина, с которой говорят вежливо и предварительно кланяются, а здесь какой-то новик зубы показать осмелился.

— Ты-ы-ы-ы… — Соловей попытался подобрать слова, не подобрал и оскалился. — Ща как свистну!

Он сложил губки гусиной попкой и действительно свистнул. Свист прозвучал негромко — и не свист даже, лёгкая трель, но в голове будто бомба взорвалась. Свет выключился, уши заложило, душу окатила паника. Мне показалось, что я падаю в пропасть; я едва успел ухватиться за что-то — не знаю за что — и устоял на краю. И всё закончилось. Свет зажёгся, слух прорезался. На полу, обхватив голову ладонями, конвульсировал жабоид, а Соловей пучился на меня своими пустышками и снова складывал губки попкой.

Ждать нового свиста я не стал и резко выбросил левый крюк. Мой тренер часто сетовал, что получается у меня этот удар не очень хорошо, не докручиваю я его, однако сейчас докрутил по полной науке. Соловушка кувыркнулся через стол, смёл подносы с посудой и лёг рядом с жабоидом. Я приготовился добавить, если он вдруг захочет встать, и я бы добавил независимо от того, встанет он или нет, но тут в комнату влетел прилизанный, направил на меня ТТ и заорал блажью:

— Стоять, не двигаться! Стрелять буду!

Я замер. Судя по искривленным чертам лица, прилизанный в самом деле мог выстрелить, поэтому искушать судьбу лишними движениями я побоялся. Одно дело тощий свистун на расстоянии вытянутой руки, и совсем другое — продукт нашего отечественного ВПК в скользкой ладошке хрен знает какого отморозка, который находится за границей досягаемости моих возможностей. Я застыл изваянием. Стоять под дулом пистолета ощущение не из приятных. А вдруг у него палец сведёт судорогой? Лучше бы я позволил Соловью ещё раз свистнуть. Что-то мне подсказывало, что после свиста надежда выжить есть, а вот после девятимиллиметровой пули — кто знает.

В правом ухе зашелестел девелопер:

Рукопашный бой: 3 + 3 = 3.

Тьфу, тьфу, тьфу!

Рукопашный бой: 3 + 3 = 6.

Проницательность: 5 + 1 = 6.

Выносливость: 3 + 3 = 6.

Репутация: -13 — 3 = -16.

В заднее место эту репутацию! Мне теперь проще удалить её на хрен, чем поднять!

В дверном проёме возник Константин Константинович. Он словно выплыл из тумана и замер на пороге, с интересом разглядывая парочку на полу. Жабоид потихоньку приходил в себя. Стоны его становились менее громкими, а конвульсии более упорядоченными. Соловей обиженно всхлипывал и силился поднять голову, правая сторона его лица медленно наливалась синевой. Конкретно я по нему попал.

Константин Константинович перевёл взгляд на меня. Думаю, он вполне разобрался в происшедшей ситуации и кто из неё вышел победителем, но всё равно спросил:

— Что здесь происходит?

Так как говорить мог я один, то и отвечать пришлось мне.

— Э-э-э-э…

Константин Константинович жестом велел прилизанному убрать пистолет, и я продолжил.

— Вот он, — указал я на Соловья, — начал хамить и некрасиво обзываться. А я человек тоже себя уважающий, меня все эти оскорбления обижают. Что значит «сиська баранья»? За такие слова можно и…Ну я и…

— Да он… — открыл рот Соловей.

— Помолчи! — резко оборвал его Константин Константинович, и мне. — Продолжай.

— А что тут продолжать? Он свистнул, я врезал, результат вы видите. Жабоида я не трогал, это он от свиста упал.

В общем-то, вот и весь рассказ. Константин Константинович покусывал нижнюю губу, смотрел на меня сквозь тонкий прищур.

— А ты, стало быть, устоял.

Это была констатация факта, отвечать не было необходимости, но я ответил:

— А с чего тут падать? Ну, свистнул, и что? Я и то громче свищу.

Кощей покачал головой и сложил руки на груди. Вся его поза говорила: ничего-то ты, дурачёк, не понимаешь. Ну да, не понимаю. А как тут понять, если вы всё время загадками разговариваете? Жабоид, вроде, друг, во всяком случае, напарник, от гномов вместе убегали, а информацию выдаёт дозировано и со скандалом. Но дайте срок, разберусь, и уж тогда увидим, чьи в лесу шишки.

Константин Константинович ткнул пальцем в Соловья.

— Я тебе велел проблему решить, а ты мне новую создаёшь. Нехорошо.

Сказал он спокойно, вроде бы даже обыденно, но таким холодом от его слов повеяло, что Соловей сглотнул.

— Константин Константинович, поверьте, всё сделаю. В лепёшку разобьюсь, а к завтрему решим дело.

— Смотри. Завтра меч должен быть у меня.

— Будет, не сомневайтесь. Или можете меня в копи отправить.

Константин Константинович ещё постоял на пороге с минуту, полюбовался нашей дружной компанией и снова растворился в тумане.

До сего момента я думал, что миряне между собой равны, как патроны в обойме, и хоть лазерной линейкой их меряй, а один другого не больше. Ан, нет. Соловей перед Кощеем заелозил, как недавно жабоид перед ним самим. Не только губы — вся мордочка в гусиную попку превратилась. Противно смотреть. Я и не смотрел. После ухода Кощея, они на пару с Дмитрием Анатольевичем сели на кровать и взялись обсуждать предстоящее дело. Я не вникал в суть разговора, но из смысла некоторых фраз и косых взглядов понял, что мне отводилась роль безмолвного наблюдателя. Плевать. Лавры Лёньки Пантелеева меня никогда не прельщали, при необходимости я могу и на шухере постоять.

Соловей позвонил кому-то, произнёс заветное слово «кладенец», потом долго слушал собеседника, начал объяснять ему что-то, настаивать. Мелькнули слова «охрана», «пушки», «взрывать». У меня невольно возникло впечатление, что он готовит не тихое изъятие ценного предмета из хранилища, а полноценный налёт со стрельбой и трупами. Не подумайте плохого, я не боюсь стрельбы, и недавний бой с гномами это подтверждает, но атаковать в наглую банк России — это не поле перейти. Если на шум пальбы прибегут дяденьки омоновцы, мало не покажется никому, даже волшебникам.