Консультант ll - Анна Вальман Страница 33

— В не-твое-блин-дело-сити. И не спрашивай меня ни о чем, я плохо говорю по-вашему. — Буркнула она и выехала из двора.

Эта ночная поездка обещала быть потрясающей, и я уставилась в окно, вспоминая как ехала на коленях Жана. Дорога была мне хорошо знакома, и мелькнувшая догадка только подтвердилась. Ну, на этот раз хотя бы не в гробу.

Машина Минг остановилась на служебной стоянке у здания комитета, и мы вышли на пустой парковке. Ночи стали пронизывающе-холодными, несмотря на это, я была рада, что прямолинейная Минг не торопится внутрь и кого-то высматривает. Она открыла багажник и, подхватив пару пакетов, всучила их мне, а сама нагрузилась пластиковой тарой, которая определенно весила в разы больше. Уже через минуту я напряглась от мелькнувшего со стороны главного входа света фонарика, приближавшегося к нам. — Доброй ночи, дамы, — раздался знакомый голос. — О, Мариночка, не знал, что ты тоже… — Хватит трепаться, дед, веди нас наверх. — Грубо оборвала его на полуслове китаянка. Но тут я была с ней почти согласна: помочь с поклажей он не предложил, еще и двуличным оказался. Да и про меня сейчас думает то же самое. Впрочем, у всех свои причины. Вахтер послушно развернулся и направился к служебному входу, слегка прихрамывая. У Федора Саныча была старая травма ступни, и из охраны с возрастом он перевелся на место вахтера в будке у шлагбаума, но начальство службы безопасности и опытные сотрудники сохранили уважительное обращение к своему боевому коллеге и с пониманием относились к желанию редко напрягать поврежденную конечность. В фойе Федор Саныч положил перед охранником заполненный наряд и накладные и махнул нам в сторону лифтов, заговаривая зубы дежурному. Тот мельком бросил взгляд на меня и, спокойно изучив бумагу, кивнул, пропуская нас через турникет. Интересно, если бы охранник не узнал меня, так ли легко он пропустил бы Минг в здание? Ответом мне было вальяжное поведение китаянки. Она знала, куда идти и привычным жестом нажала «сорок седьмой», а значит, часто бывала здесь ночью. Я опустила глаза и, пользуясь ярким освещением в кабине лифта, попыталась рассмотреть содержимое пакетов: ленты тонких шприцев, бутыль с прозрачной жидкостью, похожей на физраствор, аптечный запах и позвякивание нержавеющей стали, будто тарелка или чашка. Лифт открылся, и мы вышли на сорок седьмом, направляясь к единственному входу. Поставив свою тару у пустой стойки секретаря, Минг распахнула двери и втолкнула меня внутрь, где короткий, пыльный и завешенный строительным полиэтиленом коридор заканчивался еще одним лифтом. Минуя боковые двери с пустыми помещениями, мы подошли к неприметному на первый взгляд широкому строительному элеватору, внутри которого были лишь три кнопки. Три этажа. Сорок семь, сорок восемь, сорок девять, мысленно посчитала я, когда Минг вошла и нажала на вторую. — А где же кнопка пятидесятого этажа? — Нервно усмехнулась я. — Денег на пентхаус не хватило? Вершина небоскреба производила эффект недостроенного здания. Будто застыв между архитектурно-строительным этапом и появлением дизайнера интерьера. — Продолжай в том же духе, там и окажешься. — Проворчала она и вышла в открывшиеся двери. Вместо ковролина и плитки под ногами захрустела бетонная стяжка. В просторном помещении, куда мы вошли, по наспех оштукатуренным стенам вились паутины проводов, сходившихся у больших мониторов на одной из внутренних перегородок справа. По центру располагалась большая клетка, а слева рядами несколько поменьше, но довольно просторных, чтобы вместить во весь рост… человека. Или вампира. Сейчас они были пусты. Но у стального стеллажа уперев руки в рабочий нержавеющий стол стоял Игорь Харель собственной персоной. Всклокоченные седые волосы и небрежно накинутый на свитер белый халат говорили о том, что он давно нормально не спал. А судя по впалым щекам, и не ел. С нашей последней встречи прошло несколько недель, и его взгляд из опекающего превратился в острый скальпель. — Спасибо, что заглянули, Мариночка, — обратился он ко мне, поглядывая с недоверием. — Я бы рекомендовал вам сотрудничать, чтобы как можно дольше прожить и посильно поучаствовать в создании будущего, которое вот-вот наступит. — Почему вы не в тюрьме? Минг забрала пакеты и встала у меня за спиной, подталкивая вперед. Возле Хареля уже лежали семь пробирок, игла и жгут. Когда мне жестом указали на табурет у стола, цепкие руки с ногтями-когтями усадили меня в него, не дожидаясь пока я усядусь сама. Грубость подручной Энгуса на этом закончилась, и она осталась просто стоять рядом, доверив меня довольно бережным прикосновениям доктора Хареля. — А вы? Разве вы не помогали вампирам убивать сержанта Мозера? Все слова возражения и вопросы так и застряли у меня в горле комом. От волнения я замерла, глядя как старик затягивает жгут на моей руке и неспеша набирает мою кровь в пробирки, медленно заполняя одну за другой, подкручивая иглу. За шелестом вентиляторов компьютерной системы я уловила вдалеке звуки животных, как будто бы крики обезьян, и человеческую речь за закрытой дверью в глубине помещений. Мне даже послышались шаги нескольких человек, и когда двери распахнулись, с обрывком недоговоренной фразы, возглавляя большую процессию вампиров, вошел щуплый на их фоне Энгус — …делает их агрессивными. А агрессия самок вызывает у самцов прогрессирующий с поколениями гомосексуализм и вырождение популяции. — Когда вы перейдете к стадии тестирования на людях? — вопрос задал невысокий вампир с очками на лице. Присутствующие остановились у мониторов, с интересом поглядывая на Энгуса и краем глаза на Хареля. — Как только получим жизнеспособный эмбрион, вы узнаете первым, сеньор Лопес. Вам уже стоит начинать морально готовить супругу и ее кошелек. Несколько вампиров одобрительно закивали под общие смешки и перешептывания. Энгус оглянулся на нас, равнодушно скользнув по мне взглядом, и вновь обратился к слушателям. — Если на этом все, то любезный мистер Хелльстен проводит вас к выходу, где вы сможете произвести оплату. Разумеется после небольшой проверки, но уверяю вас, он аккуратный джентльмен. А с вами мы увидимся на праздновании осенней паренталии. На этом он потерял всякий интерес к присутствующим, а я застыла от увиденного, чуть не вывернув себе шею, следуя взглядом за спинами выходящих. Мистером Хелльстеном, который провожал группу к лифту, был Олав. Пытаясь поймать его глаза своими, я подалась вперед, но Минг быстро остановила меня, пригвоздив к месту. Он жив! В душе теплилась надежда, что он видел меня. Ведь он не мог меня не видеть? — Вы как кроты. — Раздался голос Энгуса у моего лица. От неожиданности я прижала к себе руку, с которой только что сняли жгут, хотя, похоже, маленького злодея не интересовала кровь. — Я вас травлю, а вы лезете как из-под земли и в астрономических масштабах портите запасы моей пищи. И все, что вы надкусили со своим сопротивлением — теперь придется выбрасывать. Признаться, это вносит некоторые коррективы в мой изначальный план, Марина. Из-за твоей выходки с лекарством мне пришлось сильно ограничить ресурсы. Надеюсь, ты же и исправишь это досадное недоразумение. Я не могу пользоваться кровью вампиров, получивших лекарство. — Я не понимаю… — начала я. — Кровь. Кровь, Марина! Ты ее испортила! — В нетерпении он посмотрел на Хареля, который склонился над пластинкой из прозрачного акрила. Пипеткой роняя по капле крови в каждую из сотни лунок на пластинке, доктор проворно распределял взятый биологический материал на маленькие дозы для анализа. Мы перестали существовать для него, как только он прикоснулся к микроскопу. — Я не трогала никакую кровь! — Еще как трогала. Ты взяла нектар вампирской природы и плеснула в него ковш с обезьяньим дерьмом, а мой драгоценный братец накормил им половину ночного населения планеты. Хорошо, что только половину. Но теперь мои подданые не могут это есть, под угрозой генетическое разнообразие пищи, и я вынужден тратить время на долбанное выр-р-ращивание. — Его зубастый рот опасно приблизился ко мне, и я шерстью на загривке ощутила его гнев. Изо рта маленького властелина отчетливо пахнуло кровью, и от этого металлического привкуса, осязаемо осевшего на губах, меня начало мутить. Или я все же отдала слишком много Харелю. — У нас не было другого выбора! — Попыталась возразить я, сминая в кулак остатки храбрости. — Твоя болезнь убивала! Я не понимаю, зачем, вообще, тебе столько жертв среди своего народа? — А я никогда не создавал болезнь. Власть не завоевать, потрясая атомной бомбой, и Аргию лучше других это было известно. Власть принадлежит тем, кто владеет острым умом и пишет историю! И в этой партии я на ход впереди любого. А вот количество жертв — это как раз ваша вина. Вы с вашим неуемным мейстером помешали протестировать образец в Красной горе и в Йемене, где количество заражённых можно было бы контролировать стенами резерваций. Мы получили бы десяток заболевших и, пожалуй, пару трупов. И заметь, ни одного среди людей. Вместо этого вы поперлись с моим открытием на Собор! К этим шакалам, которые собирались меня казнить за мое изобретение и после моей смерти пользоваться им! — Но все ведь позади? Инфирма побеждена, теперь лекарство бесплатно может получить каждый зараженный вампир… Разъярённый Энгус уже было поднес свою руку к моей шее, но усилием воли подавил злобу и только грохнул по столу кулаком. — Думаешь, им нужно было твое «лекарство»?! Какая наивность. Для консультанта по вампирам ты совершенно их не знаешь. Образец никогда не был оружием. Он был панацеей! То, с чем вы так отчаянно боролись, могло спасти оба вида! Скрестить их! Сделать их зависимыми друг от друга! Но вы слишком тупые, чтобы это понять. Ты, Леонард, Аргий, вы не мыслите масштабно. Все носитесь с идеями Гару, хотя он мертв уже почти целый век. И где его «общество обетованное»? Идеи, основанные на милосердии и взаимном желании любить и дружить, — это чушь собачья. И это ему сказал даже не я, а Ницше. — Если ты всегда был против идей объединения, зачем дал создать комитет? — Я и есть — «объединение»! Я объединяю! Я единственный, кто сможет склонить оба вида к кровному обмену, но для этого сначала вампиры должны научиться не только брать, но и отдавать кровь. А без третьей стороны, без infirmus, это невозможно. — Это безумие. Ты возомнил себя доктором Моро? Хочешь создать суперчеловека? — Я уже его создал. У меня нет привычки хвастаться будущими успехами. — Ну что ж, ночное сообщество вряд ли оценило твои успехи. Даже твои подданные выбрали новым владыкой Леонарда Кармайкла? — Они не пойдут за Кармайклом, потому что оружие, которым он владел, теперь не страшнее грибка ногтей. Кто станет бояться парня с незаряженным пистолетом? Он быстро это понял, раз сразу же исчез. Забился в нору, где ему и место! А я могу предложить им больше чем лекарство. Возможность эволюции: гелиоперпетия, дыхание, репродукция! Доктор, ты с ней закончил? Он бесцеремонно схватил меня за запястье и поволок к лифту, оставляя позади сгорбленную спину сосредоточенного Хареля и скучающую на табурете Минг. Для того, кто был на две головы меня ниже, у Энгуса была медвежья хватка, и моя рука, и так обескровленная, сразу онемела, пережатая стальными пальцами как прутами. Движения начали причинять боль, но моего мучителя это нисколько не волновало. Закинув меня в лифт, Энгус нажал сорок девятый и с негодованием уставился на меня, осмотрев сверху до низу как товар, постукивая пальцами по хромированной стенке. — Что ты со мной сделаешь? — съежилась я. — Я?! Ничего. Милочка, я руковожу экспериментом, а не участвую в нем. Он вышел и, не оглядываясь, пошел по коридору из темного стекла вперед. Я обреченно последовала за ним. Толкнув одну из дверей слева, он жестом предложил мне войти, и когда я оказалась в, с виду обычной, аскетичной комнате со спартанской кроватью, унитазом и раковиной в углу, дверь за мной захлопнулась. С бетонного потолка светил закрытый решеткой люминесцентный шар, роняя белый свет на убогое убранство моей новой тюрьмы. Уже через минуту в комнату влетела моя сумка, и я вновь осталась одна. Проверив содержимое, я не досчиталась телефона, но хотя бы вода была на месте. Морить меня голодом вряд ли входит в их планы. Я отхлебнула из открытой бутылки и прилегла на кровать, считая неровности на бетонном потолке. Очевидно, задремав, я чуть не подскочила на кровати, когда услышала щелчок дверного замка. — Олав! Он аккуратно прикрыл дверь за собой и, встав посередине комнаты и сморщив лицо в раздосадованной мине, отвел взгляд, будто интересуясь убранством камеры. — Тебе полагалось крепко спать. Лицо было гладко выбрито, и строгий костюм из жилета с рубашкой и брюк, выдавали в нем представителя другой эпохи. Галантного джентльмена с опасной профессией. На ремне висела пустая кобура, явно не для красоты. — Я искала тебя. Он усмехнулся привычно, скривив один уголок рта и обнажив белый острый клык. Сейчас от его кривой улыбки мне стало не по себе. Холодные глаза вновь пробежали по стенам комнаты. — Искала? Зачем? — Ну, я… хотела помочь… — Помочь мне? — он громко рассмеялся, и мне стало совсем неловко от пробирающего до костей зловещего ощущения. — Чем же ты хотела помочь? И разве я похож на того, кому нужна помощь? Посмотри на меня. — Он молниеносно приблизился и, больно схватив меня за подбородок, потянул с кровати на пол к своим начищенным до блеска туфлям. — Я на вершине мира! Грубые пальцы Олава будто выжгли на моем лице отметины, оставив горящую красными полосами кожу. Небрежно он отпихнул меня ногой в угол камеры, и мои колени с силой врезались в кафельный пол. От звенящей боли в ногах из-под сжатых от испуга век брызнули слезы. Не веря в происходящее, я подняла на него расплывающийся от влаги взгляд. Сквозь пальцы выставленных перед собой слабых рук, я видела как, нависая скалой, он на моих глазах превратился в равнодушный камень, лицо потеряло все эмоции, а мимика секунду назад смеявшегося лица разгладилась и превратилась в маску мертвеца. Олав на мгновение прикрыл глаза и втянул ноздрями воздух. — Это будет легче, чем я думал. Я забилась спиной в угол, и закрылась руками, но не успела сделать и вдох, как ощутила на щиколотках сжимающие тисками руки. Тело потеряло равновесие, а ноги беспомощно зависли в воздухе, барахтаясь, зажатые в неестественно широкой позе. Приложившись ушибленным затылком об пол с размаху, я на секунду выпала из реальности, и придя в себя, услышала треск разрываемой ткани. Беспощадным натиском Олав распорол мои брюки от пояса до ластовицы, обнажив беззащитную незагорелую кожу и белье. Попытки остановить надменные мужские пальцы, разрывающие тонкую материю, были тщетны. Я лишь вывихнула запястье. Правую щеку обожгло унизительным размашистым шлепком, а голова оказалась зажата меж задранных рук. Ерзая и толкаясь из последних сил, пытаясь сомкнуть колени, я словно рыба билась о непробиваемую стену аквариума. Легко поборов сопротивление одной рукой, Олав с силой надавил ногтем указательного пальца на след от укуса на обнажившемся бедре, и его бесстрастное лицо покрылось гримасой гнева. — Как же бесит, что ты дарила ЕМУ то, в чем отказала мне! Ты твердила мне на Соборе, что всего лишь поила, а сама пахла им до трусов! — Он склонился ниже и накрыл животом трепещущее в страхе девичье тело, выгоняя кислород из прижатой к полу грудной клетки. — Олав, пожалуйста, отпусти! — Прохрипел мой голос из-под спутанных волос, упавших на лицо. Лбом уперевшись мне в плечо, он привстал, и воздух хлынул в мои раскрывшиеся легкие, но, не дав насладиться свободой, звук расстегиваемого ремня оглушил как пощечиной. Выгнув спину, он прильнул к распластанным на полу бедрам, освобождаясь от одежды. На внутренней стороне ноги кожей ощутила его восставшую эрекцию. Уверенная мужская рука, болезненным нажимом на тазовую косточку, придавила брыкающийся позвоночник к полу. Требовательно упираясь головкой возбужденного обвитого венами члена в самое сердце в складках половых губ, Олав наклонился ртом к самому моему уху и чуть слышно прошептал — Кричи. Прогнувшись до ямочек на ягодицах, он рывком вдавился в мягкую плоть под пронзительный женский вопль. По спине от копчика до лопаток электрическим током растеклась боль, концентрируясь в почках. Жесткие толчки вколачивали органы в пол. В глубине тазовых костей словно орудовал молот, деспотично вбиваясь в нежные лепестки влагалища, разрывая себе дорогу сквозь живую плоть. Крики из осипшей глотки на выдохе постепенно превратились во всхлипы, а зареванное лицо, покрытое взмокшими волосами, в застывшую маску отчаяния. Вперив глаза в потолок, я запоминала каждый миллиметр бетонной поверхности, собирая всю свою ненависть в одной точке перед собой. Мне казалось, что пытка длилась не меньше получаса, и моя грудь превратилась в фарш, сдавливаемая весом грузовика и местами натертая до синевы железными пуговицами на его жилете. Между ног все распухло и отчаянно саднило. Но когда он наконец замедлился и со скрытым за выдохом сдержанным стоном замер, я почувствовала, что хватка на руках ослабла, и вырвавшись, попыталась отползти. Ленивая пятерня по-хозяйски легла на бедро, и, обеими руками придвинув меня к себе, он опустил свое лицо между перепачканных бурой кровью женских бедер. Не обращая внимание на толчки и удары по своей голове, Олав погрузил шершавый язык в растерзанную, избитую членом вагину и принялся жадно лакать окрашенную розовым влагу. Своевольно проникая ртом в глубину налитых кровью измученных половых врат, он языком несколько раз прочертил линию от заднего отверстия до лобка, заставив меня спрятать заплаканное лицо в ладонях от стыда. Насытившись, он оттолкнулся, рывком встал, беспристрастно взирая на шедевр своей похоти, застегнул брюки и вышел. Дверь щелкнула замком, и из моей груди с икотой прорезался рев истерики.