Театр Черепаховой Кошки - Наталья Лебедева Страница 34

— Вот видите, — вздохнул тот, и густая коричневая капля упала на скатерть, — значит, я прав. Кому любить меня, кроме смерти?

— С днем рождения! С днем рождения! — скандировали за столиком в углу.

Виктор шел домой по хрустящему свежему снегу и яростно думал о том, что никогда не… Никогда, потому что… А потом пришлось признаться себе, что все было именно так, как говорил толстяк. Виктор стал отвратителен себе около полугода назад, когда вдруг понял, что остался один: дочь окончательно выросла — он больше не знал, на каком языке разговаривать с ней. Жена ушла жить в другую комнату, и ему не осталось ничего, кроме телевизора. Он нырял в него, едва приходил с работы, ел под него, с ним засыпал. Выключал, проснувшись часа в два, в три ночи.

Потом купил себе большущий плоский «Panasonic», подключил цифровое ТВ, и приставка, как маленький черный джинн, стала выполнять его желания: это записать, это остановить. Пропустить, перепрыгнуть, повторить… Это было безжизненно и уныло. Виктор себя за это ненавидел.

Да. Никто не любил его. Кроме смерти.

4

Рита и Вестник писали эротический рассказ.

Михаил уговорил Риту писать поочередно, чтобы повествование шло то от мужского, то от женского лица. Герой преследовал героиню. Из ужаса рождалось возбуждение.

Рита, поколебавшись, приняла идею и стала писать. Михаил редактировал все ее эпизоды. Он переписывал почти каждое предложение, доставая новые смыслы из написанных Ритой слов. Порносайты не шли с этим ни в какое сравнение. Он получал огромное удовольствие от того, что делал, и все больше убеждался, что Рита для него — идеальная женщина. Правда, пока недоступная. Слишком настороженная. Слишком недоверчивая. Пугливая и закрытая.

Приходилось пользоваться услугами других женщин, но приводить их к себе в квартиру Михаил больше не мог. Что-то изменилось, они начали доставлять неудобства.

Михаил долго думал и решился на номер в гостинице.

Он снял его по поддельному паспорту. Фотографию вклеил такую, по которой его трудно было бы опознать, и у стойки регистрации появился в очках в массивной оправе.

Гостиница была дорогой, безлюдной и, к облегчению Михаила, довольно чистой. Он ненадолго остался в номере, глядя на двуспальную кровать, стол перед зеркалом и телевизор, постоял, положив руки в карманы, в ванной, среди ярко-белой кафельной плитки, вдыхая запах пушистых махровых полотенец, и спустился вниз.

Девушка-администратор не обратила на него внимания, и это тоже было хорошо.

Михаил отправился в ночной клуб. Вернулся он спустя три часа, один, замерзший и злой. Ему не удалось выбрать себе девушку. Одни готовы были на все, и это лишало секс наслаждения игры. Другие, напротив, оставались холодны. Женщины теперь были только такие.

Ну и Рита.

Спать Михаил не мог, есть не хотел. Он кружил по номеру под бормотание телевизора, выходил на балкон и стоял там, на морозе, до тех пор пока его не начинало трясти от холода; согревался в комнате, потом выходил снова.

Ближе к утру отправился бродить по отелю. Было тихо. В коридорах горели тусклые лампочки, которые едва справлялись с густой декабрьской темнотой за окнами.

В одном номере работал телевизор, и Михаил остановился послушать. Сквозь неясное бормотание пробивались и другие звуки; там занимались любовью, женщина протяжно и громко выдыхала. Она стонала так, будто мужчина делал ей немного больно.

Михаил почувствовал, как его трясет.

Он ушел от двери и поднялся на другой этаж. Часы в холле показывали половину шестого утра.

Здесь, в конце коридора, обнаружилась открытая дверь. За ней горел яркий свет, в котором все выглядело желтовато-синим и больничным.

Михаил осторожно подошел и заглянул внутрь, вытянув шею. Это было хозяйственное помещение: с потолка белыми коконами свисали матерчатые полки для полотенец и постельного белья. Вдоль стен стояли мешки, набитые чем-то мягким. Пылесос выставил в проход жирное дрожащее кольцо шланга. С другой стороны на полках пестрели банки и коробки с бытовой химией. И было, наверное, еще что-то, но Михаил уже не смотрел. Он видел перед собой в узком проходе только обтянутый синей униформой зад и две женские ноги с трогательными ямочками под коленями.

— Простите, — сказал он, — вы не могли бы убраться у меня в номере?

Горничная даже не повернулась и продолжала что-то делать там, внизу. Михаил не видел, что она делает, только лопатки ходили взад-вперед и чуть двигались плечи, как будто она шевелила руками.

— Уборка номеров с восьми утра, — сказала она. Голос был молодой, и ноги Михаилу тоже понравились, хотя и были на его вкус слегка толстоваты. — Выйдите из служебного помещения.

И тогда он выключил свет. Выключатель был на уровне его бедра, и, когда горничная выпрямилась и обернулась к нему, Михаил забормотал:

— Ой, простите, я нечаянно. Терпеть не могу этих низких выключателей, вечно за них задеваю.

У горничной было обычное, немного усталое лицо. Он мог хорошо его рассмотреть, а горничная видела перед собой только темный силуэт. Она нахмурилась, и у Михаила внутри как будто что-то лопнуло. Стало радостно и немного страшно. Это было то, что надо.

— Включите свет, — сказала горничная.

— Сейчас, да… — Михаил суетился и как будто никак не попадал рукой по выключателю. — Не могу найти.

Тогда горничная наклонилась к плоской квадратной кнопке, а Михаил сделал полшага вперед и почувствовал, как она уперлась в него пышной грудью.

Горничная, конечно, уже почувствовала что-то тревожное в отсутствии света и в ненатуральном блеянии постояльца и была готова сопротивляться, но Михаил оказался быстрее. Он выхватил с матерчатой полки полотенце и прижал к ее рту. Захлопнул дверь, повалил горничную на пол, прижал, быстрыми движениями завязал полотенце сзади. Она хотела вскрикнуть, но он вдавил ей в рот жирную махровую складку, и женщина захлебнулась.

— Крикнешь — убью, — сказал ей в самое ухо Михаил и для убедительности слегка придушил. Потом сел сверху и немного подумал. Нашарил рукой еще одно полотенце, набросил горничной на лицо, включил свет.

Это было очень славно: тишина, спящий отель, запертая комната, жертва, которая слегка напугана, много чистого белья — вообще много полезных вещей…

Перекатив горничную с одного бока на другой, Михаил расстелил под ней свежую простыню. Широким скотчем закрепил на лице кляп из полотенца. Выключил яркий свет и зажег найденный здесь же фонарик с массивной ручкой, установив так, чтобы свет был рассеянным и его лицо оставалось в тени. Потом снял полотенце, закрывавшее горничной лицо.

Она дышала тяжело и часто, как будто была сильно возбуждена, и глаза ее, расширенные и блестящие, глядели на него с мольбой.

— Не переживай. Сейчас тебе будет хорошо, — пообещал Михаил. Он стал медленно раздевать ее, и вдруг пальцы его ощутили что-то прохладное, немного шершавое и липкое на ее руке.