Амулет Судьбы - Кеннет Бег Андерсен Страница 36

Филипп постоял немного, переваривая слова Сатины. Затем снова взглянул на свое отражение и повторил с небольшим дополнением:

— Как странно, черт возьми, снова быть здесь!

Друзья немного поболтали, но усталость давала о себе знать. После ужина они заглянули на кухню к Равине, и когда наконец удалось распрощаться с разговорчивой кухаркой, время было позднее.

Сатина и Филипп начали готовиться ко сну, и Филипп с ужасом осознал, что им предстоит провести ночь в одной комнате. Странная мысль, ведь в домике Мортимера они тоже спали вместе, но об этом он не задумывался. Вероятно, потому что тогда не было выбора — только гостиная для них обоих. А может, и потому, что для мыслей, которые приходили к нему в голову сейчас, там было слишком холодно или голова была занята совсем другими вещами.

Филипп не знал, была ли причина в том, что те, другие мысли, сейчас отошли на второй план, только в любом случае, здесь было намного теплее, чем в гостиной у Смерти. Очень тепло, ведь когда он уже улегся, Сатина вышла из ванной в одной футболке. Она не посмотрела на Филиппа, но сам он не смог удержаться и не взглянуть украдкой на ее стройные ножки. Он тут же снова отвернулся к зеркалу, в котором к своему ужасу столкнулся с загадочным взглядом Сатины. Она едва заметно улыбнулась, и Филипп почувствовал, как краска заливает его до самых кончиков пальцев.

— Я забыла пижаму, — сказала она, натягивая полосатую пижаму, лежавшую на постели. Задув свечи, Сатина забралась под одеяло. — Спокойной ночи, Филипп.

— Спокойной ночи, — откликнулся Филипп, молясь о том, чтобы Сатина не услышала, как он проглотил огромный ком размером со свое собственное неистово трепещущее сердце. Усталость как рукой сняло, и теперь ему казалось, что он ни за что не сможет уснуть.

Но он уснул. И увидел сон.

Это хороший сон.

Он с мамой и отцом. На пикнике. Сидят на полянке, а вокруг — зеленый лес, и небо над ними такое безоблачное. На покрывале разложены бутерброды и бутылки с газировкой. В свете теплых лучей вода в бутылках сверкает и переливается.

Они смеются над шуткой, которую только что рассказал отец. Филипп не помнит ее, но хохочет так, что начинает давиться, и приходится выплюнуть еду.

Мама щекочет отца за бок, и вот он уже кричит, что сдается. Может быть, он сказал что-то смешное о ней? Жаль, что Филипп этого не помнит.

Где-то в лесу кричит птица. У нее странный голос. Напоминает скрип оконных петель. Крик смолкает, и снова воцаряется тишина.

— В следующий раз ты уж помоги мне, — говорит отец и взъерошивает ему волосы.

— Нет, ты помоги мне, — говорит мама и берет руку Филиппа в свою.

— А разве нельзя просто помочь вам обоим? — спрашивает Филипп, и все трое снова смеются.

Это хороший сон.

Хороший сон.

Неожиданно солнце прячется за тучу. Темнеет, тучи затягивают небо. Температура воздуха удивительным образом начинает расти, становится жарко. Ужасно жарко.

Отец встает с подстилки, он как будто изменился?

Филипп никак не может понять, что с ним не так. Он — это он, но в то же время какой-то другой человек. Или нет? Или это просто обман зрения оттого, что вдруг стало темно?

— Куда ты собрался? — спрашивает Филипп и вскакивает вслед за отцом. — Куда идешь?

— В булочную, — отвечает отец, и только сейчас Филипп обнаруживает, что они уже не в лесу. Они на какой-то улице. И хотя солнце поднялось еще не слишком высоко, стоит невыносимая жара. Рядом нет ни людей, ни машин. Только Филипп и отец. Мамы тоже нет.

— Скоро увидимся, — говорит на прощанье отец и уходит.

— Нет, — шепчет Филипп, внезапно его охватывает отчаяние. Все его тело как открытая рана, в горле застрял плач, и он кричит вслед отцу:

— Нет, не увидимся! Возвращайся! Тебя собьет машина! Слышишь? Ты умрешь, разве не понимаешь? Ты умрешь!

Филипп снова и снова кричит ему вслед и вдруг понимает, что крика все равно нет. Нет голоса, не звучат слова, все это лишь мысли в его голове, и когда фигура отца окончательно исчезает из виду, Филипп, выбившись из сил, тяжело дыша, умолкает.

— Не умирай, отец, — рыдает, шепчет, думает он. — Не умирай!

В ту же секунду мимо проносится черный автомобиль. За рулем его сидит…

Но Филипп не видит кто. Он закрывает лицо руками, по щекам катятся слезы. Словно только что ему в сердце вонзили нож.

Когда Филипп снова поднимает глаза, улицы больше нет. Он в ванной комнате, где еще жарче, чем в лесу, жарче, чем на улице. Воздух раскален, слезы на лице мгновенно высыхают, вместо них проступают капли пота.

Становится понятно, почему здесь так жарко. Он в Аду.

Вот открывается дверь, и в ванную входит мама. Волосы всклокочены, глаза слезятся. Она судорожно пытается дотянуться до шкафчика с лекарствами, видно, что она мучается от боли.

— Привет, Филипп, — стонет она, увидев его в зеркале.

— Мама… — отвечает Филипп. Или просто думает? Он не знает. Не знает ничего. Кроме одного — кажется, он вот-вот умрет.

— Голова болит. — Она пытается улыбнуться. Безуспешно.

Голос. Где же его голос? — Не умирай, мама. Не умирай!

— Ты обещал помочь мне, Филипп, — говорит мама. — Почему ты не помог мне?

У него нет шанса ответить. Внезапно мама вздрагивает и начинает падать, падать, падать, а Филипп все кричит, кричит и кричит…

— Филипп!

Голос разорвал пелену сна, словно лист бумаги, и Филипп, с прерывистым вздохом открыл глаза.

И снова закричал. На этот раз по-настоящему.

На груди у него сидело чудовище, один вид которого наполнил его таким паническим страхом, как будто все кошмарные сны, которые он когда-либо видел, слились воедино и сейчас проносились перед его глазами.

Существо было размером с большую собаку, но тело, покрытое редкой грязной шерстью, напоминало человеческое. Спина изогнута дугой, как у готовой напасть кошки, костлявые пальцы на руках казались неестественно длинными. Отвратительная морда с женскими чертами, беззубым ртом и черными, как ненависть, глазами, устремленными на Филиппа.

— Исчезни, тварь! Исчезни! — услышал он крик Сатины, и мерзкое создание повернуло голову и зашипело на нее. В то же мгновение тяжелый подсвечник — Сатина замахнулась им изо всех сил — сбросил его с кровати.