Штурм - Роман Глушков Страница 4

Пакаль всегда должен быть у него под рукой, тут и думать нечего. Для чего он, в общем-то, и прихватил с собой найденную в море тряпку. Из нее он соорудит узелок, куда и поместит драгоценную железку, пока не раздобудет более удобное средство для ее переноски. Благо весу в ней было не больше, чем в портсигаре, и она не оттянет руку, даже если ему придется нести ее сутками напролет…

Итак, вот она, желанная суша! Не слишком гостеприимная, но лучше ходить по такой, чем плавать по морю, где тебя может сожрать крокодил величиной с атомную субмарину. Осталось лишь определиться, в какую сторону идти. Перед Кальтером, как перед витязем на распутье с картины Васнецова, тоже лежали сейчас три дороги. Вот только пророческого камня-указателя здесь не было. Хотя оно и к лучшему. Без камня ничто не мешало ему выбрать любую приглянувшуюся дорогу, не терзаясь при этом предательскими сомнениями. Отринуть их напрочь тоже не удавалось, но при слепом выборе они для любого из вариантов выглядели одинаково.

Кальтер мог отправиться в обе стороны вдоль побережья или пойти берегом реки по направлению к горам. В каком из вариантов он скорее всего достигнет ближайшего населенного пункта или хотя бы ведущей к нему дороги, неизвестно. Но выбирать иной маршрут было неразумно. Во все времена люди предпочитали селиться вблизи морей и рек, а значит, там и надо перво-наперво искать их города и деревни.

Впрочем, Кальтер чуял, что здесь, в глуши, ему придется отмахать немалое расстояние, прежде чем он наткнется на человеческое жилье. А вдобавок к его бедам у него отсутствовала обувь. Это было не столь критично при ходьбе по сухой траве, но не по каменистому морском берегу. И по берегу реки – тоже. Однако на холмах все-таки росли мох и трава, и потому этот путь виделся босоногому скитальцу наиболее привлекательным.

Распутье… Куприянов кисло усмехнулся. Ему привалила воистину немыслимая свобода, учитывая то, откуда он вчера дал деру. Что будет дальше, неизвестно, но распоряжаться этим подарком «серых» требовалось крайне осмотрительно. И надо постараться воспользоваться всеми его преимуществами до того, как «серые» вновь загонят его в отчаянное положение. А это могло случиться практически в любую минуту…

Кальтер все еще пребывал в раздумье, куда ему отправиться, когда один из аборигенов, которых он собирался искать, сам объявился на берегу.

Это был всадник в странном облачении и с длинной палкой в руках. Он скакал вдоль кромки прибоя с непонятной, на первый взгляд, целью. Его палка была слишком толстой для обычной удочки или гарпуна и больше походила э-э-э… на копье? Да и облачение всадника являлось не чем иным, как доспехами. Не слишком тяжелыми, но явно несовременными. В смысле, они выглядели несовременными, хотя, конечно, на самом деле их изготовили не в Средневековье, а в наши дни.

За спиной у кавалериста висел большой полуовальный щит (Куприянов понятия не имел, как тот грамотно называется). На лошади также имелась защита – кожаный нагрудник и замызганная попона, – что лишь усиливало сходство всадника с конным рыцарем, не закованным в броню латником, а скорее бойцом легкой кавалерии. Но теперь, когда Кальтер рассмотрел его получше, принять его за кого-то другого было нельзя.

Всадник выскочил на берег перед Кальтером из-за высокой прибрежной скалы. Она, а также шум прибоя позволили всаднику подскакать сюда незамеченным, отчего Куприянов оказался застигнутым врасплох. Он и рыцарь увидели друг друга практически одновременно, так что убегать и прятаться было поздно. Да и зачем? Разве этот артист, что, без сомнения, участвовал в каком-то местном карнавале или историческом шоу, был для него врагом? Напротив, Кальтер и сам не откажется посетить этот праздник. Где его как жертву кораблекрушения наверняка накормят, напоят, а также дадут ему теплую одежду и обувь. Пусть даже такую несуразную, как на ногах этого рыцаря, но он будет благодарен аборигенам и за это.

При виде незнакомца всадник осадил коня так резко, что тот заржал и встал на дыбы. Оно и понятно – в этой глуши невольно вздрогнешь, наткнувшись случайно на любого человека. А незнакомца в гидрокостюме и с железным протезом руки испугаешься подавно.

Желая продемонстрировать свои миролюбивые намерения, Кальтер неторопливо встал, помахал рыцарю рукой и прокричал по-английски:

– Доброе утро, сэр! Извините, если я вас напугал! Уверяю вас, я не преступник и не браконьер! Я всего лишь обычный турист! Просто мой катер утонул в миле от берега, и мне хотелось бы…

Он не договорил, чего именно ему хотелось. Всадник указал на него копьем и заорал в ответ на непонятном языке что-то очень грозное. Вернее, на частично понятном языке, поскольку в нем слышались вроде бы знакомые английские слова. Но их было слишком мало, чтобы понять смысл этой речи, которая к тому же имела весьма странный акцент. И на норвежский язык она не походила; хоть Кальтер им и не владел, но имел представление, как тот звучит.

Впрочем, самую суть Куприянов все-таки уловил: всадник отказывался считать его другом. Что было крайне досадно, но все же не смертельно, и гость вполне мог уважить мнение хозяина, убравшись с его глаз. Вот только оставить Кальтера в покое всадник тоже не захотел. Вместо того чтобы ускакать прочь, он взялся потрясать копьем, а затем пришпорил коня и, не прекращая браниться, устремился прямо на чужака.

– Эй-эй, полегче, сэр! – попытался Кальтер воззвать к его рассудку. – Попридержите вашу лошадь – она ведь меня затопчет! Эй, я к вам обращаюсь! Осторожнее, сэр, прошу вас!

Сей благоразумный призыв всадник также пропустил мимо ушей. И не только не сбавил ход, но еще и взял копье наперевес. Копейный наконечник был теперь нацелен точно на Куприянова, и выглядела эта штуковина отнюдь не бутафорской, а достаточно тяжелой и острой.

– Какого хрена здесь творится?! – раздосадованно пробормотал под нос Кальтер. Он продолжал надеяться, что рыцарь намерен лишь его напугать и в последний момент отвернет в сторону. Только надежда эта, судя по всему, была напрасной. Проведший большую часть жизни на диверсионно-разведывательной службе, Константин Куприянов умел отличать настоящую агрессию от простой бравады. И сейчас на лице всадника было написано отнюдь не наигранное желание пронзить его копьем. Просто так, безо всяких разбирательств, которыми тот явно не собирался себя утруждать. Его решительность прикончить чужака граничила с одержимостью. Казалось, еще немного – и из его перекошенного, извергающего брань рта пойдет пена. Или же от злости его хватит апоплексический удар. И хорошо, если это случится прежде, чем он доскачет до своей жертвы, а не после того, как та окажется нанизанной на копье, словно куропатка на вертел.

Непонятно, чем Куприянов заслужил к себе столь враждебное отношение. Но топтаться на месте и взывать к рассудку чокнутого аборигена он больше не намеревался. Ему навязывали бой, и он принял вызов, пусть даже одолеть рыцаря будет нелегко. Судя по тому, как ловко тот управлял лошадью и манипулировал тяжелым копьем, это был не обычный любитель костюмированных парадов. Наметанный глаз Кальтера сразу определил, что у его нового противника имеется солидный опыт в джигитовке и фехтовании средневековым оружием. Которым он, не исключено, уже успел кого-нибудь прикончить – при таких вспышках немотивированной агрессии к незнакомым людям это было бы неудивительно.