Дороги богов - Галина Львовна Романова Страница 4

Когда мои пальцы наконец нащупали тесовую дверь кладовой, я запоздало вспомнил, что она должна была быть заперта на замок. Если так, пришлось бы разыскивать ночью госпожу Идуну или отца, тайком утащить у них ключ или вовсе отказаться от затеи. Но тут я наткнулся на тяжелый кованый замок — и он дрогнул в моих руках.

Отец забыл запереть кладовую! От волнения и страха я чуть не отпрянул, но счел это добрым предзнаменованием и, про себя помянув великого Одина — ведь ему тоже приходилось воровать! — толкнул дверь.

Здесь было так темно, что я повернул обратно. Я не представлял, что буду искать, а попробуйте найти неизвестную вещь в полной темноте. Сняв со стены в зале факел, я вернулся в кладовую, воткнул его в гнездо и осторожно подкрался к висевшей на запомнившемся мне крюке уздечке.

Бережно, словно боясь, что она выдаст меня звоном золотых блях, я снял ее, положил на ворох шкур, и сердце мое радостно забилось. Крюк, вделанный в стену, на самом деле был рукоятью меча, давным-давно замурованного в камне! Не веря своим глазам, я ощупал рукоять, украшенную бледными камнями и сложной, потемневшей от времени и сырости чеканкой. Перекрестье изображало двух змей, свившихся между собой в смертельном поединке, а за саму рукоять можно было свободно взяться двумя руками. Прямое, гладкое, как поверхность воды, лезвие на три пальца торчало из стены так, что казалось — меч растет из камня.

Как во сне, забыв про все на свете, я гладил его, в полутьме ощупывал искусно вычеканенные тела змей, полированные камни на рукояти и чувствовал, что меня сюда привела высшая сила. В детстве я слышал много легенд и сказок о том, что герою или богу предлагалось испытание — выдернуть из камня или дерева оставленный там волшебный меч и тем самым доказать свое право именоваться героем или богом. Как любой мальчишка, я мечтал найти такой меч, и, конечно, я сразу схватился за него поудобнее и дернул за рукоять!..

Меч вышел из стены с легким скрежетом и остался у меня в руках. От неожиданности я чуть не отбросил его, но холодная рукоять уже начала нагреваться в моей руке, и мне показалось, что я держу живое существо. Выходило, что саги и легенды не всегда врут! И доказательство этого я познал только что!

Забыв в гнезде факел, я выбрался из кладовой в пиршественный зал, подошел к самому очагу и в неверном свете догорающих углей стал разглядывать свою находку. В оружии я ничего не смыслил, но сам вид длинного прямого тела, тускло сверкающего в отблесках огня, богато убранной рукояти и то, как легко и ловко меч угнездился в моей руке, — все говорило о том, что мне досталось необыкновенное оружие. Таких мечей я не видел ни у Эрика Медведя, ни у его сыновей и родичей, ни даже у самого ярла Готфрида Синеусого, когда он посещал несколько лет назад наш двор, торопясь на тинг в Бирке. Я без конца гладил его, переворачивал, взвешивал на руке и с каждым мигом чувствовал, как в моей душе зреет странное чувство, не испытанное мною ранее.

До сего дня и часа я не знал любви — мне шел всего шестнадцатый год. Конечно, я успел познать женщину — среди рабынь много найдется таких, готовых на все, — но истинную привязанность, вспыхивающую в сердце раз и навсегда, мне пережить не довелось. До тех пор, пока в моих руках не оказался этот меч. Я влюбился в него с первого взгляда, с первого прикосновения, как влюбляются только в сагах мужественные герои и боги.

От долгого пребывания в камне лезвие меча потускнело и походило на бока котлов и старых кухонных ножей. Подобрав на полу пук соломы и набрав в очаге золы, я принялся оттирать его. Мне пришлось перечистить за свою жизнь немало котлов, и я знал свое дело. Не успели прогореть и погаснуть последние угли в костре, как меч заблестел, как новый. И на его боку открылись выжженные руны. Они заставили меня окончательно уверовать в то, что это необычное оружие.

Две руны мне оказались знакомы — их часто чертила моя мать, пытаясь обучить меня знанию своего народа. Это были «человек» и «кано», символ свершения. Остальные были совершенно неизвестны, но и так выходило, что кто-то должен сотворить нечто, смысл которого скрыт от моего сознания.

После этого я отмел последние сомнения. Я добыл меч, подобного коему никогда не видели Ильвинги. Значит, он предназначался мне. Он скрывает какую-то тайну — я должен был ее знать.

Единственным человеком, которого я мог попросить о помощи, был Ольгерд-скальд. Ему были ведомы все руны, он знал все легенды и саги на свете, помнил деяния еще деда Эрика Медведя, великого конунга Хельги Хелигссона Бешеного, приплывшего в этот фиорд после того, как двоюродный брат отнял у него власть. Возможно, это меч моего великого предка, который он велел замуровать в стене как знак того, что больше никогда не покинет этого места. Прижимая к себе меч, я бросился в ночь на поиски скальда.

Ольгерд жил одиноко в маленьком домике у внутренней стены нашего двора, там, где на возвышении стояли изваяния богов и рос толстый священный дуб. На его ветвях вешали жертвы богам — два скелета принесенных по обету пленников еще болтались на толстых суках. Третий труп был еще свежим — Эрик Медведь однажды в юности дал обет приносить в жертву Одину одного пленника, если в походе он не потеряет ни одного человека.

Прокравшись мимо капища, стараясь не попасться на глаза богам — я сам себе виделся преступником, ведь трэлли не должны были брать в руки оружие, — я подкрался к двери дома Ольгерда-скальда и постучал.

Долго стояла тишина, и я успел уверовать в то, что скальд, как и все мужчины, сейчас спит в дружинном доме, один или обняв женщину, но вот изнутри послышался шорох, и дверь распахнулась.

Ольгерд-скальд стоял на пороге с плошкой жира в руке. Маленький огонек теплился на кончике фитиля, он прикрывал его ладонью от ветра. Скальд сразу увидел мое лицо, но не узнал — вскрикнув от ужаса, он отшатнулся назад.

— Уйди! уйди! — прошептал он срывающимся голосом.

Страх, что он сейчас поднимет тревогу, толкнул меня в спину, и я упал на колени.

— Не гони меня, Ольгерд Хальгримссон! — тихо воскликнул я. — Я не причиню тебе зла!

— Ты кто? — Скальд остановился и поднял плошку повыше.

— Олав, сын рабыни. — Не будучи введен отцом в род по закону, я опасался при посторонних именовать Эрика Медведя отцом. — Мне нужна твоя помощь, скальд!

— Что ж, — бледное лицо Ольгерда разгладилось, — войди.

Скальд был добр ко мне и многим рабам Эрика, а они в свою очередь уважали его. Переступив порог, я, путаясь и смущаясь, торопливо выложил свою историю и протянул Ольгерду меч, повернув так, чтобы были видны руны.

— Помоги мне, господин! Только ты можешь сказать, что они значат!

Меч лежал на столе рядом с плошкой, в которой горел жир. Ольгерд-скальд присел на лавку, вгляделся в руны, опасаясь коснуться меча пальцами. Он был уже не молод, был ровесником моему отцу, но сейчас лицо его осунулось, и скальд постарел сразу лет на двадцать.

— И ты… вытащил его из стены? — переспросил он. — В кладовой ярла?