Тень ночи - Дебора Харкнесс Страница 40

– Не женаты? – спросила я, чувствуя странное отупение.

– Произнести клятвы и принять узы манжасана – это еще не все, мадам. Ваше соглашение отнюдь не является незыблемым.

– Мэтью – мой муж, и мне больше не нужны никакие доказательства, – сказала я, чувствуя, как краснеют мои щеки.

Когда я призналась Мэтью в любви, он меня заверил, что этого достаточно для наших парных уз.

– Вы не связаны настоящими узами, и ваш брак тоже не заключен надлежащим образом. Во всяком случае, для тех, кто захочет проверить его законность, – продолжал Филипп. – А желающих будет предостаточно, если вы и дальше станете играть в том же ключе. Мэтью в Париже всегда больше предавался размышлениям о метафизике, чем изучал право. В таком случае, сын, если разум не подсказал тебе ничего здравого, нужно было прислушаться к голосу интуиции.

– Перед тем как отправиться в прошлое, мы поклялись друг другу в верности. Мэтью надел мне кольцо Изабо.

Наша импровизированная брачная церемония была последним событием перед расставанием с Мэдисоном и XXI веком. Сейчас я вспоминала ее, пытаясь понять, не упустили ли мы чего.

– Брачные узы, как их понимают манжасаны, не должны оставлять сомнений в их законности у священников, юристов, врагов и соперников, если таковые сыщутся. А значит, между вами должна существовать телесная близость. – Филипп раздул ноздри. – Но ее у вас до сих пор не было. Ваши запахи не только чужды нашему времени. Они различаются между собой. Получается, вы не вместе, а каждый сам по себе. Любой манжасан сразу поймет, что ваша парность существует только на словах. Герберт и Доменико наверняка это поняли, как только увидели Диану. Болдуин тоже, в чем я не сомневаюсь.

– Мы женаты и соединены парными узами. Моих заверений должно быть более чем достаточно. Что касается всего остального, это, Филипп, уже не твое дело, – сказал Мэтью, становясь между мной и отцом.

– Ох, Маттаиос, удивляюсь, как ты до сих пор не понимаешь очевидных вещей, – устало возразил сыну Филипп. – Диана – незамужняя женщина, у которой вдобавок нет отца. Да и братьев, готовых взять на себя заботу о ней, я здесь тоже что-то не вижу. Поэтому все, что связано с ее нахождением в моем замке, – это мое дело.

– В глазах Бога мы женаты.

– Однако ты до сих пор не совокупился с ней. Чего ты ждешь, Мэтью? Знака свыше? Диана тебя желает. Я это вижу по тому, как она смотрит на тебя. Для большинства мужчин этого было бы достаточно.

Глаза Филиппа пробуравили вначале сына, затем меня. Как и я, он не понимал причины странной щепетильности Мэтью. Во мне снова вспыхнуло беспокойство и начали грызть сомнения. Только их яда еще не хватало!

– Мы еще малознакомы. Но я знаю, что буду с ней, и только с ней, всю свою жизнь. Она моя истинная пара. Так, как написано на этом кольце: «a ma vie de coer entier» [21].

– Зачем женщине вся твоя жизнь, если одновременно ты не отдаешь ей все свое сердце? Конец этого любовного изречения тоже достоин внимания. Ты же почему-то упираешь на начало.

– Мое сердце целиком принадлежит ей, – сказал Мэтью.

– Ничего подобного. Если бы твое сердце целиком принадлежало ей, все члены Конгрегации были бы уже мертвы, завет был бы бесповоротно уничтожен, а ты бы находился не здесь, а в своем времени, – резко возразил сыну Филипп. – Не знаю, как там у вас в будущем относятся к браку. А у нас за него готовы и умереть.

– Если я во имя Дианы пролью кровь, это не решит наших нынешних трудностей.

Невзирая на многовековой опыт общения с отцом, Мэтью упорно отказывался признавать то, что я успела понять за считаные минуты: переспорить Филиппа де Клермона невозможно.

– А разве кровь ведьмы не принимается в расчет? – спросила я, и изумленные отец и сын повернулись ко мне. – Мэтью, ты убил ведьму. Я убила вампира – манжасана, защищая тебя. И уж если мы начали раскрывать секреты, пусть твой отец знает и об этом.

Джиллиан Чемберлен и Жюльет Дюран были первыми жертвами разгорающейся войны, которая вспыхнула из-за наших с Мэтью отношений.

– Думаешь, у тебя есть время на ухаживания? Мэтью, ты ведь считаешь себя образованным, но меня поражает твоя первозданная глупость, – раздраженно произнес Филипп.

Мэтью стойко выдержал отцовское оскорбление, а затем пустил в ход козырной аргумент:

– Изабо приняла Диану как свою дочь.

Но Филиппа было не так-то легко переубедить.

– Ни Богу, ни твоей матери не удавалось заставить тебя задумываться о последствиях своих поступков. Смотрю, ты и в этом ничуть не изменился. – Филипп уперся ладонями в стол и крикнул Алена. – Поскольку вы не связаны парными узами, случившееся не является непоправимой ошибкой. Все можно исправить раньше, чем дело зайдет далеко и повредит нашей семье. Я пошлю в Лион за ведьмой, которая поможет Диане лучше понять ее силу. Ты в это время можешь заняться поисками книги. Затем вы оба вернетесь в вашу эпоху, забудете ваши опрометчивые фокусы, и дальше каждый из вас пойдем своим путем.

– Сейчас мы с Дианой пойдем в мои покои. Вместе. Или да поможет мне…

– Прежде чем ты закончишь свою угрозу, убедись, что тебе хватит сил на ее осуществление, – невозмутимо произнес Филипп. – Диана будет спать одна и поблизости от моей спальни.

Сквозняк подсказал мне, что дверь открылась. Запахло воском и толченым перцем. Ален обвел холодным взглядом кабинет, наверняка заметив гнев Мэтью и неумолимость в глазах Филиппа.

– Тебя обыграли, Маттаиос, – сказал сыну Филипп. – Не знаю, что с тобой приключилось, но ты стал мягкотелым. Хватит упрямиться! Признай поражение, поцелуй свою ведьму и пожелай ей спокойной ночи. Ален, проводи Диану в комнату Луизы. Она сейчас в Вене или в Венеции. Вечно эту девчонку где-то носит. Не уследишь за ней. – (Мэтью молча ждал продолжения.) – Что касается тебя… – Янтарные глаза Филиппа переместились на сына. – Ступай вниз и дожидайся меня в зале, пока я не закончу письма к Галлогласу и Рэли. Ты давно не был дома, и твои друзья хотят знать, действительно ли Елизавета Тюдор – двуглавое и трехгрудое чудовище, как об этом повсюду треплют языками.

Не желая полностью признавать свое поражение, Мэтью приподнял мне подбородок, пристально заглянул в глаза и поцеловал. Поцелуй был крепче и длился дольше, чем рассчитывал Филипп.

– Все, Диана, иди спать! – резко сказал Филипп, когда мы с Мэтью разомкнули губы.

– Идемте, мадам, – обратился ко мне Ален, кивая на дверь.

Мне не спалось и было одиноко. Я ворочалась в чужой постели, прислушиваясь к всхлипываниям и завываниям ветра. Мои мысли продолжали вертеться вокруг разговора с Филиппом. Я проталкивалась сквозь заросли ухищрений и недомолвок, чувствуя себя обиженной и даже обманутой. Я не сомневалась в любви Мэтью ко мне. Но он же должен был знать, что другие усомнятся в серьезности наших брачных клятв.