Возвращение - Геннадий Ищенко Страница 41

Я открыл дверь, сел рядом с Люсей и демонстративно поцеловал её в щёку.

– Привет, солнышко! Решила со мной прокатиться?

– Сказали, что нужно ехать в обком партии, – ответила она. – А что не так?

– Всё так, непонятно только, для чего ты понадобилась обкому партии.

– Ты всегда такой наглый? – не выдержал Васильев.

– А какого отношения вы хотели? – спросил я. – У меня мать сердечница, а вы заставили её волноваться. Люсь, он хоть что-нибудь вам объяснил?

– Вам всё объяснят на месте, – ответил он и дальше всю дорогу молчал.

«Место» оказалось ничем не примечательным пятиэтажным домом, к одному из подъездов которого подъехала машина.

– Идите впереди, – сказал Васильев. – Первый этаж, третья квартира.

Я выбрался из машины, помог выйти Люсе и, взяв её под руку, повёл в подъезд. Подойдя к нужной квартире, позвонил. Открыл молодой накачанный парень.

– Здесь продаётся платяной шкаф? – спросил я.

– Проходи, юморист, – сказал сзади Васильев. – Пропусти их, Семён.

Мы зашли мимо посторонившегося здоровяка в прихожую.

– Снимайте свои пальто, – сказал Васильев. – И обувь оставьте здесь. Тапки возле зеркала.

В квартире было четыре комнаты, ждали нас в крайней справа.

– Здравствуйте, Пётр Миронович, – поздоровался я. – Людмила, позволь представить тебе лидера белорусских коммунистов! А вот гражданина рядом с ним я не знаю, но наш провожатый явно из числа его подчинённых. Есть в них нечто неуловимо похожее.

– Он всегда так себя ведёт? – поинтересовался у Машерова пожилой крепкий мужчина с седыми, зачёсанными назад волосами.

– Я беседовал с ним один раз, – ответил Машеров. – Вроде был нормальным.

– Я нормальный, когда ко мне нормально относятся! – сказал я. – Я же вас просил! Неужели трудно было прислать Валентина? И зачем вам Людмила? Чтобы давить на меня? Я вам говорил о приватной беседе? Это, между прочим, нужно и вам. Наверно, и запись включили?

– Что нужно, то и будем делать! – отрезал седой. – Возрастом не вышел нас учить. Лучше объясни, откуда узнал об этом?

На стол легло моё письмо.

– Давай сядем, – сказал я Люсе, направляясь к небольшому дивану, – а то сами не предложат. Что вам от меня нужно? Узнать, где я это прочитал? Мне нечего от вас скрывать, всё расскажу. Все эти секреты бывшего СССР свободно выставлялись в интернете. Любой мог сбросить даже на часы с голо, а у меня был хоть и раритетный, но стационарный комп.

– Как это бывшего? – оторопел седой.

– Кто он? – показал я на него рукой.

– Это мой друг, – ответил Машеров.

– Дружба – это святое, – согласился я, – только всё-таки нужно было послушать меня. Поговорили бы, а потом решали, кому и что можно доверить.

– Ему я могу доверить собственную жизнь! – твёрдо сказал Машеров.

– Позовите кого-нибудь из своих ребят, – сказал я седому. – Пусть отведут мою девушку в другую комнату. Ни к чему ей слушать то, что я вам скажу.

– Пройди на кухню, – сказал Люсе седой. – Там должен быть Семён. Попейте с ним чай.

– Сейчас я вам кое-что расскажу, – сказал я им. – Потом вы отвозите нас домой и забираете мои тетради. А в дальнейшем можете на меня не рассчитывать!

– А как же мир? – спросил Машеров.

– Да провались этот мир в тартарары, – с горечью ответил я. – Если так ведут себя самые честные и порядочные люди, для кого надрывать пуп?

– Зря ты так, – сказал Машеров. – Почему ты думаешь, что тебя должны встречать с распростёртыми объятиями?

– Землетрясение было? – спросил я. – Всё совпало?

– Число жертв уточняют, – ответил Машеров, – а по времени расхождение на три минуты.

– Да округлил я эти минуты! – махнул я рукой. – Вы попробуйте предсказать с точностью до месяца! А почему с объятиями… Ладно, слушайте, может, поймёте.

Сначала я рассказал то немногое, что знал из жизни Машерова.

– Знаю так мало, потому что мальчишкой вами не интересовался, а в более позднее время все публикации вертелись вокруг вашего убийства.

– И когда меня убили? – побледнев, спросил Пётр Миронович.

– Четвёртого октября восьмидесятого года вы погибнете в автокатастрофе, очень похожей на хорошо организованное убийство.

Я подробно рассказал всё, что вычитал из многочисленных статей по самому дорожному происшествию, и то, что связывало его с Андроповым. Потом был краткий рассказ о периоде правления Брежнева. О Черненко упомянул мельком, а об Андропове рассказал чуть больше. Основное время занял Горбачёв с его перестройкой.

– Остальное прочитаете в тетрадях, – закончил я рассказ. – Пять общих тетрадей – это события в мире, а в трёх описаны открытия и технологии где-то до две тысячи двадцатого года, дальше я не следил. Старость, болезни, да и просто стало неинтересно. Забирайте и делайте всё, что хотите и можете. На последних страницах одной из тетрадей я записал свои рекомендации, можете их выдрать. И попрошу быстрее нас отправить. Если у мамы из-за вас случится сердечный приступ…

Было видно, что седой колеблется, но Машеров согласно кивнул.

– Распорядись, Илья, – сказал он. – И пошли с ними Семёна.

– Тебе решать, – согласился его друг, поднялся из-за стола и ушёл на кухню.

– Твою доставку организовывал не я, – сказал Машеров. – Надеюсь, что ты передумаешь. Все твои книги будут…

– Больше ни одной книги! – сказал я. – Хватит! Жаль, что недавно отдал одну в редакцию. И песни будут только для друзей!

– Тебе сколько лет?

– Четырнадцать или восемьдесят – считайте как хотите! – ответил я. – Старики и дети одинаково обидчивы! Я слишком много сделал для людей, а мне в очередной раз показали, в какой стране я живу, вместо благодарности ткнув мордой в стенку! Пропади всё пропадом, а я буду жить для себя и дорогих для меня людей.

– Не хами! – сказал появившийся с кухни седой, который слышал мои последние слова. – Ценность твоих записей под большим вопросом.

Следом за ним с кухни вышли Люся с Семёном.

– Во-первых, я их не продаю! – повернулся я к нему. – А важность моих записей вам ещё предстоит оценить. Сотни миллиардов долларов и миллионы человеческих жизней – этого мало? Ткнули пальчиком в семьдесят второй год, а там страшенная засуха, из-за которой мы лишились пятисот тонн золота, ушедшего на закупку хлеба. Я не знаю, сколько это по нынешнему курсу, а в то время, когда я читал, было больше двадцати миллиардов баксов! А через год, двадцать шестого апреля, из-за землетрясения от Ташкента останутся одни руины! Катастрофы космических кораблей, ненужные исследования и тупиковые технологии, на которые уйдут миллиарды! А авария атомной электростанции в Чернобыле? В общей сложности из-за ядерного взрыва реактора загадило сто пятьдесят тысяч квадратных километров, треть из которых в Белоруссии! Пятьсот тысяч человек получили разные дозы облучения, не только посёлки, города бросали! И остановили много других станций, чтобы переделать хреновые реакторы, а это опять огромные потери! В моих тетрадях этих катастроф, вызванных природой или человеческой глупостью… до фига! О трёх других тетрадях вообще не говорю – они бесценны! Ладно, Люся, пойдём одеваться, нас соизволили отпустить.