Город - Стелла Геммел Страница 42

Когда он снова открыл глаза, боль исчезла. Фелл полежал какое-то время, наслаждаясь ее отсутствием. Десять лет назад ему в голову угодило копье, повредив кость. С тех пор жуткие головные боли сделались его постоянными спутницами. Что забавно, чудесную травку ему дал не лекарь, а девушка-служанка из гостиницы в Отаро два года назад. Она нашла его, беспомощного, на полу комнаты, распластанного чудовищной болью. И сразу предложила это зелье, но он отказался, сочтя его колдовским. Девушка ухаживала за ним четверо суток, пока длился приступ. Когда он уезжал, она чуть не силой всунула кулек ему в руку, и он взял, не желая обижать добрую служанку, но собираясь попозже выкинуть. Через несколько недель, скрученный очередным приступом, он от отчаяния попробовал травку… и был поражен ее целительной силой. При первой же возможности Фелл снова посетил ту гостиницу, имея в виду щедро отблагодарить девушку, но, увы, ее там уже не было. Пришлось с войском уйти, сказал ему хозяин. А дите свое она поручила старой матери кузнеца.

Фелл сам был безотцовщиной. Он оставил старухе свое жалованье за целый год. Та сперва в восторге благодарила, а потом попробовала вытянуть из него еще денег, решив, что он и есть отец ребенка.

И вот теперь он извел последние остатки дивного зелья. Во время новых приступов ему придется несладко…

Но пока это было самой меньшей из его забот. Поднявшись на ноги, Фелл в который раз огляделся. День клонился к вечеру. Фелл стоял на краю целого моря высокой травы. Северный ветер гонял по ней волны, как по воде. Вверху, высматривая добычу, легко кружил белый ястреб. Фелл втянул ноздрями прохладный вечерний воздух. Травяной запах веселил душу, но всего лучше было явственное дыхание близкой реки. Вода! Скоро можно будет вволю напиться, тогда и силы вернутся.

Вдруг там и лошадь найдется? А если ему совсем уж повезет, так и вражеский труп…

Симиос Хайнорт был юным воином родом из Гара. Легкий пушок у него на щеках еще не заслуживал названия бороды, тем не менее Симиос считался ветераном: он сражался уже два года.

Его матерью была незамужняя пастушка. Однажды в ночи она покинула стадо, чтобы в муках и страхе произвести на свет дитя. Когда маленькая деревня проснулась, вопящий темноволосый младенец стал зримым подтверждением ее позора. Жители, конечно, закидали пастушку камнями, и она бежала прочь, унося ребенка на руках, еще не отмытых от родовой крови. Ее немолодые родители, потрясенные и напуганные столь безобразным событием, вынуждены были последовать за дочерью: другого выбора им не оставили. Четверо беглецов нашли прибежище в деревне за двадцать лиг от своей собственной. Там дитя стали считать сыном павшего героя, отважного конника, не вернувшегося с войны.

Симиос вырос высоким и крепким, румяным и кудрявым. По натуре тихоня, он вечно держался с краешку и никогда не встревал в горячие – особенно после нескольких кружек – споры боевых товарищей, имевших по каждому поводу свое нерушимое мнение. Обычно именно он уводил крепко набравшихся друзей домой после ночи излишеств. А если ему не спалось, то от беспокойства о матери, а вовсе не из-за страхов касаемо завтрашней битвы.

Последний раз он побывал дома прошлой осенью. И даже успешно присватался к дочке деревенского красильщика, но после возвращения в отряд никому не стал об этом рассказывать, опасаясь неизбежных в подобном случае грубых насмешек. И держал невестин памятный подарок – клочок тонкой материи с вышитыми именами влюбленных – подальше от любопытных глаз…

Фелл Эрон Ли нашел его тело у реки: горло разрублено, карие глаза засыпаны песком. Вот это действительно был подарок судьбы! Синекожие обычно самым тщательным образом подбирали своих павших, но этот солдат, похоже, погиб еще до потопа, и река унесла труп. Теперь он волей-неволей соседствовал с десятками мертвых горожан, чьи тела уже начали раздуваться на беспощадной жаре.

Фелл стащил с себя искромсанную алую форму и спрятал ее с глаз долой в чей-то брошенный заплечный мешок: она могла еще понадобиться, когда он покинет занятую врагом территорию. Очень не хотелось расставаться с нагрудником, что верой и правдой служил ему последние пять лет. Но в мешок его не запихнешь, а на себе оставлять было чревато. Как ни жаль, пришлось бросить.

Натягивая одежду, снятую с мертвого, Фелл обратил внимание, что парень старался следить за собой. Разрывы и порезы на синей форме были опрятно заштопаны.

Фелл как раз прикидывал, подойдут ли ему сапоги покойника: сопоставить размер ноги оказалось неожиданно трудной задачей. В это время издали послышались голоса, и Фелл на всякий случай вжался в землю на берегу. Это оказалось вражеское подразделение. Солдаты собирали вдоль всей реки мертвецов и складывали на телегу. Они довольно долго нагружали повозку, но наконец удалились, держа путь на восток. Близко к Феллу они так и не подошли. Едва они скрылись, как он поднялся и зашагал в противоположную сторону. Шут с ними, с сапогами, в конце концов. Сколько угодно солдат-горожан носили сапоги, снятые с синекожих. И наоборот.

Все карты, понятное дело, утонули вместе с затопленным лагерем. Фелл на ходу вызывал их в памяти, стараясь представить свое местоположение. Он успел удалиться от полей Салабы к северо-западу. Если двигаться прямо на запад, то завтра к середине дня, пожалуй, в пределах видимости окажутся стены Города. Он не был ранен и хорошенько запасся водой у реки. И на удивление бодро, чуть ли не весело шагал через голую степь. Уже не впервые он задумывался о действии целительных трав: они не только спасали от головной боли, но и поднимали настроение.

Хотя, конечно, в глубине души он понимал: сейчас ему полагалось бы скорбеть о страшных потерях. Возможно, чувствовать вину за то, что остался защищать безнадежную позицию вместо того, чтобы под прикрытием темноты предпринять рывок к Городу.

Он слышал, как шептались солдаты, называя его неуязвимым. Год за годом его соратникам выпускали кишки, их травили, рубили голову, топили, даже сжигали живьем – однажды и такое случилось. А на нем ни царапины. Может, отчасти поэтому мужчины и женщины, служившие в его отряде, так тянулись к нему: глядишь, частица его удачливости передастся и им. Что ж, ему действительно грех было роптать на судьбу. Но то, что он неизменно оставался в живых, пока его друзья и товарищи гибли один за другим, невольно сеяло в душе семена вселенской вины.

Есть нехитрая воинская премудрость: человек, боящийся поражения, неизменно проигрывает наделенному волей к победе. Сам Фелл считал, что в отличие от большинства военачальников попросту очень расчетливо подходит к каждому сражению, стараясь обойтись наименьшими потерями. Это снискало ему любовь подчиненных и ревность завистников. Правда, завистников он тоже почти всех благополучно пережил.

Он вновь подумал об Индаро. Спаслась ли она?

Шагая вперед, Фелл не терял бдительности и довольно легко уклонялся от небольших вражеских отрядов, попадавшихся на пути. Разок ему пришлось распластаться в зарослях колючих кустов, пока совсем близко, радуясь одержанной победе, проходил отряд синекожих.