Постапокалипсис, в котором я живу - Алла Грин Страница 43

И теперь обоим оставалось только думать о том, что они поступили правильно, отпустив Еву на время с тем, кому они на самом деле мало доверяли. Ведь это было лучше, чем то, что она оказалась бы здесь, с ними.

Ночь запомнилась для Рори темнотой, плывущей по фургону, и леденящим холодом. Непрерывно плакал младенец – Рори так и не удалось поспать. Не спал он и прошлой ночью: его тревожили мысли о Еве и о его вине перед ней; они не дали ему сомкнуть глаз – получается, что он бодрствовал уже вторые сутки, и от этого каждый раскат младенческого плача напоминал легкий удар голове.

Мешал плач не только ему одному: время от времени стучали из кабины. Солдаты грозились сделать что-нибудь с младенцем. После этого стука женщина начинала рыдать, отчего становилось вдвойне не легче. Рори с несвойственным ему раздражением говорил ей:

–Успокойтесь. Если бы они хотели избавиться от ребенка, то давно бы это уже сделали.

Но женщина продолжала рыдать, и ее сразу принималась успокаивать девушка; Рори запомнил только, что у нее были короткие волосы – до подбородка – каштановые. Глаза чуть закрывала пышная челка; вчертах ее лица ему ничего не приметилось.

Утро выдалось холодным. На окнах автомобиля жгучий мороз нарисовал плотные блестящие узоры в виде широких листьев, и, Марк Кассель долго отскребал переднее стекло и решетку от этих рисунков, чтобы видеть перед собой дорогу.

В это время Ева Гордон грела ладони под горячим дуновением печки и смотрела на себя в исцарапанное зеркало на солнцезащитном козырьке; ее лицо было замотано красным шарфом до самого носа, за теплом которого она теперь неустанно скрывалась.

Садясь в машину, Кассель снял медвежью шубу и убавил мощность печки наполовину. Для него было малопонятным слово «замерзнуть». Автомобиль тронулся, и, они успели вихрем пронестись по Леклерку, а затем проездом остановиться на час в Бинчере. Выехали за ворота этого маленького городка и через двадцать минут издалека увидели разбитый у дороги военный лагерь.

Марку пришлось развернуться, съехать с первоначального пути и вести машину по объездной, огибая дугой Гринбранч.

–Ну, и куда теперь?– спросила Ева.

–Есть у меня одна идея,– ответил Марк.

Автомобиль мчался по заснеженной дороге в неизвестном для Евы направлении. Она была внутренне спокойна от того, что Марк не стал рисковать и решил объехать стороной военный лагерь, и не знала теперь лишь того, куда он ее везет.

Она отыскала в бардачке карту и немного изучила местность.

–Знаешь, то направление, в котором мы сейчас едем – там ничего нет. Только одни поля.

–Вообще-то, не поля, а лес, Гордон,– поправил Марк.

Ева посмотрела вдаль – она знала, что там, на сотни километров простирается пустота. Эта мысль заставляла ее встрепенуться.

–Если лес, то все в порядке?– с сомнением вопросила она.

Марк кивнул.

–Ты сама видела тот конвой из военных машин. Если хочешь вернуться на дорогу – то я тебя не пущу. У меня сделка с Дювалем.

Ева Гордон протяжно выдохнула. Упоминание об Артуре Дювале заставило ее сердце сжаться.

Находясь несколько дней наедине с Марком Касселем, невзирая на неожиданно хорошее и сносное его отношение, она все равно ощущала, что все больше и больше начинает скучать по своим братьям, своим друзьям. Ей хотелось знать, где они сейчас и поскорее с ними встретиться, хотя на самом деле она все еще была обижена на Рори Аллена и не понимала мотивов содеянного им. Однако, теперь все чаще она пыталась придумать для него хоть какие-то подходящие оправдания.

С каждым новым днем Ева все больше смирялась с поступком Рори, и осознавала, что ей все легче будет его простить. В конце концов, она начинала понимать незначительность его ошибки по сравнению с ценностью того, что она узнала о своей семье. Узнала об Эвелин Эйлер. И ценностью того, что Рори сможет помочь ей раскрыть давние тайны, несмотря на то, что он ее обманул. В любом случае, он был ее другом – она не могла злиться на него вечность.

–Так есть у тебя идея или нет?– переспросила Ева.

Взамен ответа она ощутила на себе тяжелый взгляд.

Оторвавшись от своих мыслей, она повернулась к Марку Касселю и столкнулась с его черными загадочными глазами.

Она знала, что это был обычный взгляд Марка, но порой он пробирал до мурашек; особенно, когда она не понимала, о чем он думает в этот момент. И спрашивать она не решалась. Вместо этого она смутилась: торопливо начала складывать карту, чтобы отправить ее обратно в бардачок. Затем постаравшись выровнять голос, попросила Марка прибавить мощность печки.

Он сказал, глядя на нее в упор:

–В том лесу есть ферма, на ней живет старик. Если еще не умер, то приютит нас.

Ева Гордон сидела в машине, отвернувшись к окну, и смотрела на свое отражение в зеркале и на белые ели на обочине – ударили морозы и на ветках под слоем льда застыл снег.

Они с Марком Касселем двигались по широкому лесному массиву. Небо затянуло густой серой дымкой, из которой бесконечно порошили снежные хлопья; подхватываемые сильным ветром они создавали плотную летящую пелену. Ева молча наблюдала за тем, как небо смешивалось с линией земли. Температура за окном понижалась.

В машине было тепло. Ева Гордон сидела в чуть великоватом черном свитере. Она бросила пальто и шарф на заднее сиденье – Марк поставил ей условие, что когда они покинут эту заброшенную дорогу, ей нужно будет снова закрывать лицо. Она не сопротивлялась.

На ее коленях лежал дневник отца; за последние несколько дней она почти не расставалась с ним и во время поездки часто открывала его и перечитывала записи. Сейчас ее руки покоились на закрытой коричневой обложке. Время от времени она водила указательным пальцем по содранному уголку от скуки.

Сегодняшний снегопад напоминал ей об одном дне из ее детства. Ей невольно вспоминалось то немногое, что не стерлось годами и памятью. В этой возникшей тишине и спокойствии она молчаливо предавалась мыслям об ушедшем прошлом.

Из закоулков сознания выглядывала такая же снежная зима в Патоке и то, как Ева смотрела на снегопад за окном, вглядываясь в бесконечность темнеющего неба. Стоял вечер: огромные падающие снежинки, подсвеченные уличным фонарем, казались ей реальным чудом. Она плавно переносилась в то мгновение и видела, как мама укладывает ее спать, протягивая теплую ладонь к ее лбу. Ева словно заново ощущала это нежное прикосновение. И вспоминала голубой цвет пододеяльника, которым ее укрыли… Ей помнилась снежная зима и замерзшие пальцы ног от мокрых насквозь ботинок. Она помнила деревянные собранные папой сани и улыбнулась: вних она перевернулась и упала в сугроб, набрав в ботинки снега. А потом у нее поднялась температура и мама весь вечер провела у ее кровати…

Внезапно Ева Гордон представила маму и папу, сидящими на заднем сиденье этой машины и то, как они отдыхают в полудреме. Скоро Марк сделает остановку, и папа сменит его за рулем, а мама пересядет вперед. И всякий раз, когда Марк захочет цепляться ко всем, отец осадит его.