Атака неудачника - Андрей Стерхов Страница 43

— Что, брат, тяжко без крепкой стаи?

Кипеш протявкал, что да, ничего хорошего в таком положении дел нет.

— Ничего, — пообещал я, — мы это дело поправим. Теперь я буду твоей стаей.

Пёс охотно согласился с таким предложением.

— Только чур, я вожак, — добавил я.

Пёс и тут не стал возражать, и залился, провожая меня, заговорщицким лаем.

Выбираясь из подвала, я недоумевал: что за бред? Что за бесчинство такое? На каком таком основании какой-то хунвейбин отдубасил дворника, который метёт мой двор, и покалечил пса, который стережёт мой дом? По какому такому праву он это сделал? По праву сильного? Так нет такого права. А кто думает иначе, тот глубоко ошибается.

Хотя я и пообещал клятвенно Кузьмичу пальцем гадёныша не трогать, но спускать это дело на тормозах вовсе не собирался. За две секунды уговорил себя, что выражение «пальцем не трону» не означает «вообще никак не трону», и, памятуя, что лишь то возмездие хорошо, которое вершится вовремя, приступил незамедлительно.

Нет-нет, не сиюминутный то был порыв, но естественное и закономерное обращение к выстраданным и укоренившимся в моей душе представлениям о правильном мироустройстве. Спору нет, со временем у меня было туго, ждали своего разрешения серьёзные, нешуточные проблемы, но с другой стороны: разве является восстановление порушенных основ мирозданья проблемой менее серьёзной? Ну уж нет.

И первым делом покатил я в гараж, где в дальнем тёмном углу, за аккуратно сложенным комплектом зимней резиной, уже две недели обитала у меня тень-сирота. Та самая тень, которую я так удачно, холодея от собственной дерзости, стащил у демона разрушения крым-рыма. Истреблять я её в ту памятную ночь не стал. И поутру не стал. И потом не стал. Не то чтоб рука не поднялась, а просто решил поступить по совести. Да и потом: чтоб тварь безвинную почём зря угробить, это нужно человеком быть. А я не человек. Я дракон. Короче, не стал убивать, стал дрессировать. А если называть вещи своими именами, то — воспитывать.

За прошедшие две недели питомица моя заметно изменилась и изменилась, без лишней скромности говоря, в лучшую сторону. Из чёрного пятна с дремучими повадками превратилась в послушный, похожий и размерами, и кудлатостью на перекати-поле, фиолетовый шар. Не узнать её теперь. Совсем не узнать. Абсолютно. Что значит щадящие заклятия и хорошая, приправленная добрым словом, кормёжка. Да-да — именно добрым словом. Нет, безусловно, не понимает тень ни человечью речь, ни драконью, но интонацию преотлично улавливает. Интонация, она сродни языку четырёх стихий, её всякая тварь разумеет. Даже самая невероятная.

Вломившись в гараж, свет включать я не стал (нельзя этого делать, робеет тень от грубого искусственного света). Прикрыл за собой створку плотно и позвал:

— Фифа, Фифа. Катись сюда, кушать будем.

— Фьюшть-фьюшть, — сразу зашелестела тень, выкатилась из своего угла и, озаряя тёмное нутро гаража переливчатым лиловым сиянием, покатила на зов. Подобравшись, шаркнула мохнатым боком по ботинкам, затем отскочила в сторону и закружилась волчком. Это она так радость проявляет. Чем ей радостней, тем быстрее крутить свои фуэте. Чем быстрее крутит, тем больше света от неё исходит. Вволю накружившись, тень попросила корма:

— Фьюшть-фьюшть.

И снова потёрлась о ботинки.

— Сейчас, Фифа, сейчас, — успокоил я нетерпеливую затворницу. — Всё тебе сейчас будет.

Стянул с верхнего стеллажа коробку из-под принтера, зачерпнул из неё и рассыпал по полу щедрую горсть подсушенного лунного света.

Так уж устроен этот сотканный из парадоксов мир, что тень, дитя темноты, не способно долго жить без света. В прошедшее полнолуние я специально забирался на крышу дома, чтоб намести веником из прутьев кладбищенской ивы лунного света впрок. Три мешка насенокосил. Самого сочного, самого спелого. Правда, после трёхчасовой сушки на предрассветном ветру содержимое трёх мешков поместилось в одну небольшую коробку. И хотя тень не корова, ест немного, в ближайшее полнолуние мне вновь предстояло гулять по крыше с волшебным веником наперевес. А что делать? Мы в ответе за тех, за кого в ответе.

Когда Фифа схрумкала в охотку три полных горсти и на том успокоилась, я спросил:

— Наелась?

— Фьюшть, — отозвалась тень.

— Ну а как насчёт того, чтоб погулять? Пошалить нет желания?

— Фьюшть-фьюшть.

Швырнув на пол пустой мешок из-под сахара, я приказал:

— Тогда забирайся живее.

И тень, опасаясь, что передумаю, поторопилась.

Ууже вскоре я стоял с мешком на плече перед дверью в квартиру номер четырнадцать и выводил спартаковскую трель с помощью кнопки звонка.

— Кто? — минуты, наверное, через две беспрерывного пеликанья спросил меня раздражённый голос.

— Дед Мороз, — представился я и, упреждая возможный вопрос, сообщил о цели своего визита: — Принёс коматоз.

Дверь отворилась, и я увидел кряжистого мордоворота в сине-красном боксёрском халате с капюшоном.

— Ну? — вякнул он, поигрывая плечом и прощупывая меня стальным взглядом глаз-пуговок.

Скинув мешок с плеча, я сказал:

— Хочу поговорить насчёт вчерашнего казуса.

— Ну.

— Вы, уважаемый, давеча старичка здешнего изволили изволтузить, так вот…

— Мент?

— Нет.

— Родственник?

— Нет.

— Свободен.

И мордоворот резко захлопнул дверь перед моим носом.

— Верно, — согласился я с его последним утверждением. — Свободен. Словно птица в облаках. С диким ветром наравне. — Но тут же и возразил и ему, и себе: — Верно-то верно, но с другой стороны, жить в обществе и быть полностью свободным от него, к сожалению, нельзя. Как бы отчаянно порой этого ни хотелось.

С этими словами вынул Ключ От Всех Замков и поднёс его жало к хитро-мудрому отверстию заморского замка. Жало, выкованное колдуном Лао Шанем из чудесного сплава, ожило на глазах, тут же перешло в то самое агрегатное состояние, которое позволяет ему принимать любую форму, юркнуло змейкой в дыру, растеклось там, а через секунду вновь застыло. Я трижды провернул Ключ и потянул на себя стальное полотно.

Вторая дверь оказалась незапертой.

Мордоворот не слышал, как я вошёл. Да и не мог слышать, где-то в глубине квартиры очень громко работал телевизор. Передавали, кстати, прогноз погоды. К вящему своему удовольствию выслушав информацию о том, что к полудню теплый сектор азиатского циклона принесёт в Город потоки тепла, я вытряхнул Фифу из мешка.

— Фьюшть-фьюшть, — обрадовано просвистела тень.

— Гуляй, — разрешил я, — у тебя три минуты. Максимум — пять.

Тень покатила в квартиру, а я вышел на лестничную клетку. Подложив мешок под задницу, устроился на ступеньках и закурил первую за утро сигарету. После двух сладких затяжек вытащил мобильный и позвонил Холобыстину. На мою удачу главный редактор «Сибирских зорь» был ещё дома.