Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода Страница 44

– Я думаю, что-что, а належаться ей удалось…

Ланка покачнулась и с ужасом почувствовала как неудержимо загорается лицо. Кто дернул ее выпереться в застиранном до полупрозрачности халате? Кто просил отца вести философские беседы с…

– Добрый день, – учтиво произнес тот самый парень, который прыгал вместе с ней. Грай. Будто он и не заметил ее позорного вида. – Вернее, уже добрый вечер. Рад видеть, что с тобой все в порядке. Не буду мешать. Всего хорошего, – и, в сторону дернувшегося Ивара: – Ничего-ничего, я сам закрою. Вы лучше тут… займитесь.

Хлопнула входная дверь. Ланка упала на стул, едва не промахнувшись, и жалобно спросила:

– Пап, сколько я… там?..

Оказалось, что здесь прошло чуть больше двух суток. Там – в мире тягучего, умирающего времени – Ланка провела, кажется, много лет.

Она заснула в машине, по пути домой. Отец был на дежурстве. Хорошо, успела назвать адрес. Номер квартиры Грай выяснил сам, опросив старушек у подъезда. На руках втащил ее на пятый этаж. Сгрузил на диван и сел чуть передохнуть… Разбудили его железные пальцы, впившиеся в плечо, – вернулся Ивар.

Нога срасталась плохо – что-то в ней постоянно дергало, ныло и кололо. Дорогущий легкий гипс безмерно раздражал, кожа под ним зудела, и Ланка остервенело скребла ее тонкой пластмассовой спицей.

Рисовать, стоя на костылях, оказалось невозможно – стоило увлечься, и проклятые деревяшки начинали расползаться, как лапы новорожденного котенка. Ланка сходила с ума от скуки. Часами лежала, пристроив неповоротливую, словно чужую, ногу на подушках и перечитывая старые, любимые книги. Щелкала кнопками телевизионного пульта – Первоматерь, для кого снимают все эти отвратительные сериалы и ток-шоу?! Неужели есть люди, которым это интересно?! Пыталась рисовать лежа, карандашами, но это было все равно, что есть соевое мясо вместо нормальных отбивных – насквозь фальшиво и абсолютно безрадостно.

Грай оставил телефон, и однажды она даже позвонила. После короткого, неловкого разговора долго пылали щеки и хотелось ударить себя: дура, идиотка, кретинка! Что ты себе навоображала?! Он был занят. Отвечал резко и даже не пытался сделать вид, что рад звонку: «Уже лучше? Замечательно. Нет, ни минуты свободной. Да, очень жаль, но… Конечно, при первой же возможности… Всего хорошего, спасибо, что позвонила».

Неделю Ланка пребывала в депрессии. Ивар взял отпуск, готовил невообразимые блюда, таскал из проката фильмы, накупил глупых настольных игр и попытался вовлечь дочь в бросание кубиков и перемещение фишек по ярким полям. Ланка отворачивалась к стене и часами лежала, бездумно скользя глазами по сплетению узоров на обоях. Ей казалось, что воздух Темного Города отравил ее, навсегда застрял в легких, тончайшей пленкой покрыл все тело, мешая дышать, двигаться, жить.

Грай появился в начале октября, когда гипс уже сняли и Ланка заново училась ходить. Вылупившаяся из скорлупы нога ужасала – тонкая, в лохмотьях облезающей кожи. Она не желала сгибаться, была чужой и непослушной.

Когда в дверь позвонили, Ланка, сцепив зубы, ходила по комнате – пять шагов туда, пять обратно – и ругалась про себя самыми страшными словами. Сквозь шум крови в ушах она услышала далекие голоса в прихожей (еще два шага до подоконника и можно будет передохнуть!), и затем сильно, как от удара, распахнулась дверь ее комнаты.

– Привет.

Она все-таки потеряла равновесие, неуклюжая палка вывернулась из вспотевшей ладони, и подоконник стремительно рванул навстречу…

– Эй-эй… Стоять!

Сильные руки подхватили ее в последний момент. Ланка вцепилась в скользкую холодную кожу куртки, вдохнула незнакомый и в то же время такой родной запах – сигаретный дым, дождь, дорогой одеколон – и почувствовала, как съеживается, тает ставшая уже привычной тень Темного Города.

– Я, вообще-то, не очень люблю развозить красивых девушек по больницам, – насмешливо сказал он. – Если ты собираешься опять что-нибудь себе ломать, я пошел.

Он взял ее под руку. Это было так… восхитительно старомодно. Волны кринолина, веера, фраки, неспешные прогулки по набережной, мощенной неровным булыжником… Ланка засмеялась.

– Что?

– Ничего. Просто… Я думала, ты про меня забыл.

– Забудешь про тебя, как же… – буркнул Грай.

Ланка оступилась.

– Может, хватит? – тревожно спросил он. – Устала?

– Нет, что ты! – она готова была идти до самого горизонта.

В чистых прозрачных лужах отражалось стылое октябрьское небо. Неопрятные голуби бродили в пожухлой траве, смешно дергая головами. От Грая шло тепло.

– Я тебя вспомнил, – сказал он. – Тогда в парке… Это ведь была ты?

– Ага, – беспечно кивнула Ланка. Это было так давно. Так далеко. С маленькой глупой девочкой.

Ужас навалился, как пыльная тряпка. Забил рот, окутал душным облаком того воздуха. Ланка остановилась и жалобно заглянула Граю в лицо:

– Ты тогда… Тебя же… наказали? Из-за меня?

Кажется, он удивился.

– Ну да, конечно, – пожал плечами. – А что?

– Это же… – она зажмурилась и тихонько выдохнула: – Извини.

– Да брось! – он хмыкнул. – Я вообще-то… Короче, часто там бываю.

– Где? – может, она ослышалась.

– В Темном, – он правильно истолковал ее молчание и снова ухмыльнулся – на этот раз насмешливо: – Да не трясись ты! Я нормальный человек. Просто… жизнь такая.

Мобильник буравил ухо длинными, издевательскими гудками. Городской телефон был с ним солидарен. Первоматерь, где его носит?! Если он ушел туда… автоответчик, он всегда включает автоответчик, когда уходит… надолго. Проклятье (Ланка криво усмехнулась – переняла-таки его любимое словечко), опять девки!

Кнопка звонка нагрелась под ее пальцем. Из-за двери доносилась разухабистая музыка – там они, там! Мерзавец! Скотина узколицая! Как он может – в такой день!

Скамейка у подъезда недовольно скрипнула. Ланка сгорбилась, опустила руки между колен. Бездумно уставилась на яркий фантик, блестящий в пыли, как оброненный драгоценный камень. Зима в этом году никак не желала приходить в город, и ветер уныло гонял по асфальту скрюченные трупики листьев.

Проклятое воображение художницы рисовало картины. Сочные, подробные, непристойные.

Ланка прикусила губу, чтобы не разреветься, – еще чего, она не сопливая девчонка! – и попыталась вспомнить что-нибудь хорошее…

…«Дайка-а-а! Опять трехлодыжечный! – орала в коридор толстомордая врачиха, брезгливо держа рентгеновский снимок двумя пальцами. – Когда уже прыгунов этих разгонят?!» Грай за ее спиной выпучил глаза и надул щеки, настолько точно поймав выражение красного лица, что Ланка рассмеялась. И тут же побелела, скорчилась – к горлу неудержимо подкатывала тошнота. Невозможно было представить себе, что в мире существует такая боль. «На кушетку перебирайся, – командовала врачиха. – Живее, очередь ждет!» Ланка не могла, просто не могла подняться – мышцы не слушались, превратившись в холодное желе. И тогда Грай ловко подхватил ее и опустил на жесткую больничную кушетку…