Избранная луной. Сказки Нового мира - Филис Кристина Каст Страница 46

– А где же твоя свита? – Мари тоже говорила тихо, но слова сочились ядом.

Зора не ожидала вопроса, но отвечала с ходу, невозмутимо:

– Скоро стемнеет. Я не подпускаю близко мужчин на третью ночь после захода солнца – если только… – Взгляд ее упал на Леду, и она запнулась.

– Если только мама не омоет их от ночной лихорадки. Вот что ты хотела сказать?

Зора расправила плечи.

– Да, это я и хотела сказать. Чтобы подпускать к себе мужчин с ночной лихорадкой, надо быть еще безумнее, чем они.

– Значит, привыкай к безумию или к одиноким вечерам – без мамы никто не поможет ни тебе, ни им. – Мари попыталась пройти мимо Зоры, но та преградила ей путь.

– Я же сказала, я помогу тебе похоронить Леду.

– Ты не помочь мне хочешь, а использовать меня. Я понимаю, в чем разница. Уйди с дороги.

– Мари, ты умеешь призывать луну, Леда говорила. Ты должна мне помочь. И всем нам, Клану. Ты – все, что осталось после Леды.

Мари прищурилась:

– Слушай внимательно, что я тебе скажу. Мне все равно, что будет с тобой. Все равно, что будет с Кланом. Вы использовали маму, пока не вычерпали ее до дна – и бросили. Со мной этот номер не пройдет. Не ищи меня. Не ходи за мной. Оставь. Меня. В покое. – Мари шагнула вперед и, задев Зору плечом, столкнула с тропы.

– Мари! Подожди! Не бросай меня здесь одну! Уже темнеет! – крикнула Зора ей вслед.

Мари сказала, не обернувшись:

– Зора, будешь за мной ходить – убью!

* * *

На случай, если Зора вдруг увязалась следом, Мари выбрала окольный путь до дома, извилистый, как лабиринт – долгие годы ее мать, бабка и прабабка совершенствовали его, оберегая свое жилище и его обитательниц, Жриц Луны. Мари беспокоилась о Ригеле – выдержит ли он ее долгое отсутствие? На подходе к дому она прижала к себе мать с новой, отчаянной силой.

В последний раз мы с мамой вместе возвращаемся домой. В последний раз идем этой тропой – этим поворотом – делаем этот круг.

Наконец Мари очутилась у входа в нору. Держа на руках Леду, взглянула на вырезанное изображение Богини, защитницы дома.

Почему ты ее не спасла? – Мари сверлила Богиню взглядом. – Она тебя так любила – пожалуй, так же сильно, как меня.

Богиня, как всегда, молчала.

– Ты всего лишь красивая безделушка. Точь-в-точь как мои рисунки. – Мари тряхнула головой, и, толкнув плечом дверь, ввалилась в нору.

Ригель ждал у порога, там же, где Мари оставила его много часов назад. С небывалой для столь юного существа серьезностью он подошел к Мари, поднялся на задние лапы, понюхал Леду и вновь опустился на все четыре лапы и поник головой, излучая волны скорби.

– Понимаю, мой милый, все понимаю. Но сначала надо похоронить маму, а потом будем горевать.

Опасаясь, что если она положит Леду, то уже больше не поднимет, Мари зашла в нору, не снимая ноши с плеч, и среди садовых инструментов, которые мать всегда держала в образцовом порядке, отыскала лопату. Затем вместе с Ригелем тихонько вышла из дома и медленно двинулась по извилистой тропе сквозь ежевичник, в сторону их заветной лужайки.

Там Мари встала на колени и бережно уложила Леду на мягкую траву – руки на груди, голова слегка набок, будто спит.

Мари приблизилась к изваянию Великой Матери. Эта статуя была, пожалуй, самой красивой и ухоженной в лесу. Дивный лик из обсидиана цвета безлунного ночного неба, волосы из пышного ярко-зеленого папоротника, покров из густого мягкого мха.

Мари не заглядывалась на статую, а взяла в руки лопату и, присмотрев место прямо у ног Матери-Земли, принялась за работу.

Ригель тут же очутился рядом. Он помогал Мари: рыл лапами влажную, благодатную землю, легко, но без обычной щенячьей радости. Он был так же тих и серьезен, как Мари. Оба трудились, пока не ослабели от усталости; передохнули – и снова за дело.

Наконец, когда могила стала достаточно глубокой, Мари вернулась к телу Леды, и склонилась над ней. Щенок терся рядом. Мари коснулась маминого лица.

– Она совсем холодная, Ригель. Поэтому надо ее зарыть в землю. Мама сама бы этого хотела. А особенно хотела бы лежать рядом со своей любимой статуей Матери-Земли.

Ригель тихонько подвывал, тычась в Леду носом, будто пытаясь ее разбудить.

– Она уже не проснется, – сказала Мари даже не щенку, а себе самой. – Мама уснула. Навеки.

Мари нагнулась, поцеловала Леду в лоб и в последний раз в жизни взяла на руки. Пошатываясь, отнесла ее к яме и бережно-бережно опустила. Подошла к статуе Богини, сорвала несколько узорных, кружевных листьев папоротника, прикрыла ими мамино лицо и стала забрасывать яму землей.

Завершив работу, Мари села возле свежего холмика и прижала к сырой земле ладони. Ригель пристроился рядом, не спуская с нее глаз.

Мари откашлялась, подняла взгляд к лику Матери-Земли:

– Мать-Земля, прими Леду, Жрицу Клана плетельщиков, мою маму, моего лучшего друга. Она любила тебя и верила в тебя, и я принесла ее сюда – пусть она покоится с тобой рядом. Мама рассказывала, как ты с ней говорила – твой голос слышался ей в шуме ветра и дождя, деревьев и папоротников, даже в песне ручья. Верю, что ты забрала ее к себе, потому что очень ее любишь. Я тебя не виню. Я тоже хотела, чтобы она была со мной рядом. Я и с-сейчас хочу, чтобы она была рядом со м-мной. М-молю тебя, позаботься о ней.

Тут Мари совсем потеряла голос. Сумерки окутали лес, серое небо разверзлось и заплакало дождем, и струи мешались со слезами Мари, пока она сидела над могилой матери, уткнувшись в мягкий теплый загривок Ригеля. Наконец, целиком отдавшись боли утраты, Мари зарыдала в голос, оплакивая любимую маму, а Ригель, тоже дав волю своей печали, завыл, глядя в ночное небо.

Все пошло не так, как хотел Ник. День, поначалу такой солнечный и суливший надежды, обернулся холодом, сыростью и неразберихой.

– Парша меня сожри, в землерыльский лес я больше ни ногой! – Тадеус, брезгливо морщась, замызганной рубахой вытер с лица пот, оставив поперек щеки длинную полосу сажи.

– Зато дождь нам помог – вряд ли пожар снова разгорится, можно уходить со спокойной душой, – сказал Ник, натягивая рубаху и косясь на хмурое небо. – Да и вовремя управились, это хорошо. Если поторопимся, успеем домой до заката.

– Хорошо, говоришь? По-моему, за весь сегодняшний день хорошего было мало, – буркнул Тадеус. И, ни слова больше не говоря Нику, подозвал Одиссея, и оба – терьер и Охотник, закопченные, мокрые, недовольные – двинулись к тропе, что вела домой.

Дэвис, Кэмерон и Ник поотстали.

– Жаль, не нашли следов щенка, – сочувственно заметил Дэвис.

– Ну, до поисков дело так и не дошло, – отозвался Ник. – Если бы мы и вправду искали, но следов не нашли – тогда было бы жаль!