Операция «Изольда» - Александр Лидин Страница 49

— Ах, бросьте, — отмахнулся Хирт. — Это все условности! Вы большую часть жизни прожили в России, а значит, как бы вы не выпячивали свое германское происхождение, по воспитанию вы славянин.

— Вы хотите сказать, что если бы я большую часть своей жизни провел в Р'льехе, то стал бы одним из слуг Ктулху или глубоководным?

— По сути своей, именно так. Долго находясь в определенном социуме, в полной изолированности, вы волей-неволей принимаете определенные правила игры. Однако то, что внутри вас, рано или поздно вылезет наружу. А ведь вы немец в четырех поколениях? [2]

Тут я вынужден был согласиться.

— Так что в вас… в глубине вас… дорогой Григорий Арсеньевич, кроме имени, ничего русского нет и быть не может.

Я не спорил с Хиртом. Он, как и руководство СС, считали меня чистокровным арийцем. Ну и пусть. Лично я всегда считал себя русским офицером, и присяга царю и Отечеству по-прежнему значила для меня больше, чем «чистота арийской крови».

— …А находясь здесь, в России, мы с вами вынуждены пользоваться дарами местных людей, созданий второго сорта, опуститься на их уровень быта, их уровень самосознания, — и он налил в маленькие стопочки самогон. — Что ж, как там говорят на Руси…

— С Богом! — объявил я, подняв свою стопку, потом залпом опрокинул ледяную мутную жидкость и тут же потянулся за салом и луком.

Хирт тоже принял на грудь, после чего как-то размяк. Эх, сколько бы он ни хвалился превосходством арийской расы, немцы никогда не научатся пить…

— Собственно, я зашел к вам поговорить о своей судьбе, — и я продемонстрировал штурмбанфюреру свою руку. Он-то отлично знал, что скрывается под бинтами.

— И?

— Я бы хотел ускорить проведение операции «Изольда».

Хирт покачал головой.

— Это совершенно исключено. База до сих пор не оборудована полностью, мы не разобрали записи Троицкого. Да, один из его аппаратов уже смонтирован в подвале монастыря, но… Вы же понимаете, с такими вещами торопиться нельзя. У нас всего три…

— Послушайте, профессор, вам придется поторопиться, — настаивал я. — Поймите, мне совершенно не хочется превратиться в одно из чудищ, вроде тех, что мы обнаружили у врат. Да, я избежал участи живого мертвеца, но то, что теперь ожидает меня, окажется ненамного лучше. Если же ваш опыт окажется удачным…

— А если нет, у меня останется только парочка русских, у которых элемент «божественного» — по крайней мере, я так это называю — не столь велик, как у вас. Я бы предпочел с точностью до наоборот — экспериментировать на них, а потом превратить вас в первого сверхсолдата великого Рейха.

— Но я могу не дождаться того момента, когда вы будете готовы.

Хирт налил еще самогона, потом внимательно посмотрел на меня и покачал головой.

— Вы, Григорий Арсеньевич, сами не понимаете, о чем просите меня. И тем не менее. Вы же понимаете, что вы не просто офицер СС, вы, пожалуй, единственный человек, который побывал в Р'льехе, человек, которому благоволит сам Великий Спящий. Я не могу рисковать вами.

— Все с точностью до наоборот. Вы рискуете потерять меня, если не согласитесь на эксперимент. Никто не знает, что случится со мной после превращения. Перемены могут оказаться необратимыми, я могу превратиться в чудовище, жаждущее человеческой крови, управлять которым вы не сможете. Я имею в виду ту тварь, с которой мы столкнулись в деревне…

Хирт задумался. Какое-то время он молчал, что-то обдумывая.

— Хорошо… — наконец выдавил он. — Я проведу эксперимент, но под вашу ответственность, унтерштурмфюрер. Скажем так… Вы настояли, хотя я был против.

Я согласился. Мы еще какое-то время обсуждали предстоящий опыт. Было много непонятного. Например, влияние вторичных знаков, нанесенных на стенки танков-саркофагов. Давно было установлено, что первый ряд знаков языка Луны, нанесенных на трансформаторные танки, формирует облик нового существа. Третий ряд служит своеобразным закрепителем, но вот роль второго… Немецкие ученые считали, что он формирует поле, проверяющее, достоин ли данный человек пройти трансформацию. То есть служит своеобразным критерием отбора, сообразно которому из танка выходит красавец или чудовище, а я считал, что этот ряд формирует психологические качества персонажа…

Я сильно рисковал, и я узнал об этом гораздо позже.

Однако в тот вечер я сильно волновался. Прежде чем пойти к Василию и Катерине и рассказать, о чем договорился, я спустился вниз в лабораторию. Там в одном из подвалов, залитых светом огромных прожекторов, стоял танк-трансформатор, больше всего напоминающий древний саркофаг. Где немцы взяли этот камень… до сих пор не знаю, однако внешне он напоминал тот самый саркофаг, который я видел много лет назад в далекой Манчжурии. Тот, в котором многие годы пролежал один из слуг Ктулху… Только на этом камне все надписи были вырезаны недавно одним из камнетесов Ганновера.

Я в тот вечер, отослав часовых, долго рассматривал саркофаг — кусок серого камня, пытаясь предугадать, что приготовила мне Судьба. Кем я встану с каменного ложа: безумным чудовищем или сверхчеловеком? Я долго перечитывал надписи на камне.

В отличие от немцев, я знал точный перевод колдовских строф, которые доктор Хирт и другие мистики Аненербе использовали лишь по наитию. Но я так и не открыл им тайного смысла колдовских формул. Чем меньше знает твой потенциальный враг, тем лучше.

Разглядывая сколы колдовского камня, я вспоминал все, что случилось со мной за последнее время: побег из подводного города, посвящение в тайный орден СС, большая охота, которая так и не увенчалась успехом.

А может, стоило еще раз запустить врата и вновь пообщаться с воплощением Йог-Сотота. Слишком много в ту пору было скрыто от меня. Я искал ответы, но не находил их. Мой разум метался, словно в клетке. Я знал, что промедление подобно смерти, но… Все дело было в этом самом «но…»

(Часть страниц в записках отсутствует.)

В ту ночь Ктулху отказал мне в аудиенции. Утром, вынырнув из черного омута царства Морфея, я решил, что или Боги отвернулись от меня, или все идет по их заранее запланированному сценарию, и Боги считают, что не стоит вмешиваться.

К тому времени, как я спустился в подвал, Хирт уже заканчивал приготовления. Вместо прожекторов подвальное помещение освещали огромные свечи черного воска, пол был расчерчен различными колдовскими знаками, где рисованные мелом линии переплетались с кровавыми полосами, в тусклом свете больше напоминающими кляксы туши. Сам штурмбанфюрер сменил военную форму на длинный черный балахон, обрамленный красным шелком.

Вместе с двумя помощниками в белых одеждах он заканчивал колдовской рисунок на одной из стен. Заметив меня, он лишь кивнул, дав знак, чтобы я ему не мешал.