Любовь опаснее меча - Андрей Легостаев Страница 5

Нилпег прошел в угол дворика, достал кремень и запалил один из заранее приготовленных на всяких случай факелов. Передал его молча одному из телохранителей и запалил второй. Хамрай поднял с земли роскошный халат повелителя и сделал шаху недвусмысленный жест. Шах посмотрел на него осоловелым взором, тряхнул головой — он сидел обессиленно, упершись руками в холодную землю. Здравомыслие возвращалось к владыке полумира. Шах встал и сунул руки в заботливо подставленные рукава халата. Затянул пояс, посмотрел на остальную одежду, поморщился. Нилпег подал шахский меч на роскошной перевязи. Хамрай приготовил сапог, шах вытянул ногу.

Чужеземный чародей подошел и склонился перед повелителем в низком поклоне.

— Я выполнил просьбу великого шаха, — сказал он чуть с хрипотцой. — Глаз всемогущего Алгола снял страшное заклятие, столь донимавшее пресветлого шаха — он может теперь без страха входить к женщине. Я нижайше жду обещанного вознаграждения.

— Шах Балсар всегда держит свое слово, — гордо произнес повелитель. Он уже окончательно пришел в себя после колдовства, дыхание успокоилось, голос был как всегда ровным и сильным. Но Хамрай прочувствовал, что сердце шаха все еще бьется учащенно.

Шах указал рукой на дверь, колдун еще раз согнулся в почтительном поклоне.

Предстояло теперь самое важное — проверить действительно ли заклятие потеряло силу. Женщина для этой цели, тщательно отобранная беспристрастным Нилпегом, уже давно ожидает в специальном покое башни. Женщина была из шахского гарема, который был без надобности, но шах содержал его, дабы избежать пересудов в народе. Озверевшие от воздержания красавицы, вынужденные проводить бесцельную, хотя и роскошную жизнь в общении между собой, читали стихи греческой поэтессы Сапфо в выспренном и величавом переводе Хамрая с древнего, мертвого ныне языка, которые давным-давно подкинул им сам шахский чародей (еще не этим наложницам, а их предшественницам), объяснив смысл учения поэтессы. Он хотел досадить красавицам, поддавшись странному порыву — чтоб не один страдал. А получилось наоборот — жительницы гарема от тоски предавались любовью друг с другом, доводя евнухов до бешенства и помутнения рассудка. Тем не менее каждое редкое появление в гареме посланца шаха, как сегодня, вызывало бурное оживление. А избранница, хотя все знали, что ее почти наверняка ждет гибель, считала предстоящее испытание счастьем и великой честью.

Телохранители во главе с верным Нилпегом уже были готовы — стояли у распахнутого выхода с обнаженными саблями и чадящими факелами, отбрасывающими на много повидавшие равнодушные стены двора фантастические тени.

Против ожидания колдуна они пошли по узкому каменному коридору не туда, откуда пришли, не в шахские богатые покои, а дальше — в пугающую черноту. Но колдун промолчал. Сейчас его главной задачей было взять обещанное вознаграждение и поскорее унести ноги из владений шаха — и Хамрай это остро прочувствовал. Хамрай вспомнил девять несчастных девочек, спаленных на костре и подумал, что для колдуна было бы самым лучшим, если бы заклятие действительно потеряло силу. Хамрай догадывался, на что рассчитывал чужестранец — представление было потрясающим, поверивший шах отдает обещанное и уже виденное колдуном сокровище (поднос усыпанный золотыми монетами и увенчанный бриллиантовой диадемой) и колдун, пожелав шаху прекрасного наслаждения, уходит. Даже если шах не отпустит его сразу, заставит присутствовать при его попытке овладеть настоящей женщиной, а не магическим воплощением, и заклятие возымеет действие, то у чародея хватит умения заворожить потрясенных телохранителей, околдовать если понадобится всю дворцовую стражу, оставшуюся без повелителя, и покинуть дворец. Одного не учел чужестранец — что рядом с шахом будет чародей куда могущественнее его самого. Но, похоже, колдун ничего не боялся и сам истово верил в свершенное им колдовство. Либо играл уверенность с неподражаемым мастерством и наглостью.

Телохранители, шествующие первыми, замедлили шаг — узкий коридор делал резкий поворот. Хамрай знал эту длинную каменную кишку, как самого себя — многие годы он ежедневно ходил по нему в свою башню, где жил, где страдал, где проводил многочисленные опыты и изыскания, где на крыше постоянно торчал наблюдатель за небом, где его старый слуга Гудэрз заботливо протирал магические предметы и ухаживал в зверинце за чудовищами, привезенными Хамраем со всех уголков земли.

Секретный коридор, о котором во всем огромном дворце знало не более десяти человек, заканчивался лестницей. Ступеньки круто убегали вниз. Процессия спустилась и оказалась в зверинце Хамрая, располагавшимся в подземелье под башней.

Это было царство сгорбленного Гудэрза. Никто кроме него и самого Хамрая не мог подойти к располагавшимся по обе стороны прохода клеткам.

Яркий свет факелов почти не освещал клетки, мимо которых проходили шах с колдуном. Телохранители не обращали на странных существ ни малейшего внимания, шах уже многажды осматривал необычный зверинец и был равнодушен, а вот явно пораженный колдун проявил нездоровое любопытство. Заметив это, шах самодовольно усмехнулся и приказал воинам освещать клетки, чтобы колдун мог лучше осмотреть диковинных животных. Шедший последним Хамрай тоже стал разглядывать клетки. Он с удивлением поймал себя на мысли, что хотя каждый день проходит мимо, вот уже сколько лет не обращает на них ни малейшего внимания и уже совершенно забыл о некоторых существах.

Колдун с шахом в сопровождении воинов с факелами ушли далеко вперед, но Хамрай не нуждался в освещении — он отлично видел в темноте. В этой клетке спит сейчас шинийский лев, любовь и гордость седого Гудэрза. Доставшийся с превеликим трудом, он оказался совершенно бесполезным для магических исследований. Казалось, лев спит повернувшись к проходу задом, но Хамрай знал, что на самом деле это не увенчанный густой кистью волос хвост, а голова хищника на длинной, тонкой и сильной шее. С другой стороны туловища такой же хвост-голова, а лапы зверя имеют поразительное свойство с одинаковой ловкостью нести зверя в любом направлении. Несмотря на тонкую шею шинийский лев поглощал на удивление много мяса, что было довольно накладно, но престарелый Гудэрз умолял не забивать необыкновенное создание.

Следующую клетку занимала громоздкая и неповоротливая болотная сибра из северных краев. Из выделяемой ее кожей слизи, путем сложных манипуляций получалось магическое зелье, имевшее приторно-сладкий вкус. Это снадобье полностью лишало испробовавшего его человека рассудка и навечно делало рабом того, чье имя было заложено при изготовлении магического средства. Шах частенько требовал зелье сибры.

А в этой клетке когда-то содержался единорог, ради которого Хамраю пришлось проделать путешествие на далекие ирландские острова — вотчину алголиан. Хамрай полюбил пугливое нежное создание, но ему для опытов был необходим рог. Белокожее длинногривое животное долго мучилось, рыдая почти человечьим голосом, а потом издохло. Хваленый рог не оправдал ожиданий.

Очередная клетка в темноте, едва прореживаемой факелами ушедших дальше воинов, казалась тоже пустой. Но Хамрай знал, как опасно содержащееся здесь, почти прозрачное существо, годами спящее под действием наложенных на него чар. Лучше отойти подальше, пока оно не прочувствовало Хамрая и не очнулось, лишние хлопоты сейчас ни к чему.