Король Артур. Меч в камне - Теренс Хэнбери Уайт Страница 5

Варт не знал, как ему быть. Он не знал, безопасно ли будет подойти к этому рыцарю, — в лесу ведь так много страшного, что даже рыцарь может оказаться призраком. Да он и выглядел совершеннейшим призраком, когда возник, углубленный в созерцание, на самом краешке мрака. В конце концов мальчик надумал, что если это и призрак, то все-таки призрак рыцаря, а рыцари по обету обязаны оказывать помощь людям, попавшим в беду.

— Простите меня, — сказал он, когда очутился прямо перед таинственной фигурой, — не могли бы вы указать мне дорогу к замку сэра Эктора?

При этих словах призрак подпрыгнул так, что едва не свалился с коня, и издал сквозь забрало приглушенное «бэээ», совсем как овца.

— Простите, — заново начал Варт, но остановился, охваченный ужасом, не дойдя до конца своей речи.

Ибо призрак поднял забрало, обнаружив два исполинских ока, как бы прихваченных коркою льда; воскликнул тревожно: «Что-что?»; вынул глаза, оказавшиеся парой запотевших внутри шлема очков в роговой оправе; попытался вытереть их о конскую гриву, отчего они стали только мутнее; поднял обе руки над головой и попробовал вытереть очки о плюмаж; уронил копье; уронил очки; сполз с коня, чтобы их отыскать, при этом забрало захлопнулось; поднял забрало; наклонился за очками; выпрямился, потому что забрало захлопнулось снова, и воскликнул печально: «Силы благие!»

Варт отыскал очки, протер их и подал призраку, который их тут же надел (забрало сразу захлопнулось) и принялся с таким рвением карабкаться обратно на коня, словно спасал свою драгоценную жизнь. Забравшись, он протянул руку за копьем, которое вручил ему Варт, и, ощутив себя в безопасности, приоткрыл забрало левой рукой, да так и держал потом открытым. Затем призрак воззрился на мальчика, приложивши руку ко лбу, — словно потерпевший крушение мореплаватель, высматривающий землю, — и вскричал: «Ага! Это кто ж у нас тут такой, что?»

— Прошу прощения, — сказал Варт, — я мальчик, чей опекун сэр Эктор.

— Милый мальчуган, — сказал Рыцарь. — В жизни его не встречал.

— Не могли бы вы указать мне путь к его замку?

— Ни малейшего представления. Сам чужой в этих краях.

— Я заблудился, — сказал Варт.

— А вот это забавно. Я и сам заблудился лет семнадцать назад.

— Прозываюсь Король Пеллинор, — продолжал Рыцарь. — Может, слыхал обо мне, что? — Забрало закрылось с хлопком, похожим на эхо этого «что?», но было немедленно вновь открыто.

— Семнадцать лет, с самого Михайлова дня, гоняюсь за Искомым Зверем. Скучно, страсть.

— Да уж я себе представляю, — сказал Варт, который отродясь не слыхивал ни про Короля Пеллинора, ни про Искомого Зверя, но решил, что самое безопасное в нынешних обстоятельствах — сказать именно это.

— Это Бремя Пеллиноров, — гордо сказал Король. — Лишь Пеллинор может его настигнуть — то есть, конечно, или его ближайший родич. Всех Пеллиноров воспитывают, исходя из этой идеи. Ограниченное образование, в сущности. Катыши и прочее в этом роде.

— Про катыши я знаю, — произнес с интересом мальчик. — Это помет, оставляемый зверем, когда его гонят. Ловчий кладет его в свой рог, чтобы потом показать хозяину, и может сказать по нему, разрешена ли охота на этого зверя и каково его состояние.

— Умный ребенок, — отметил Король. — Очень. Ну вот, а я почти постоянно таскаю катыши с собой.

— Нечистоплотный обычай, — добавил он, обретая подавленный вид, — и совершенно бессмысленный. Сам понимаешь, Искомый Зверь на свете один, и вопрос дозволена на него охота или нет не может даже возникнуть.

Тут забрало его приладилось падать так часто, что Варт решил пока не думать о своих невзгодах, а попытаться взбодрить собеседника, задавая ему вопросы по единственному предмету, о котором тот, видимо, мог говорить со знанием дела. Даже беседа с заблудившимся членом королевской фамилии лучше, чем одиночество в лесу.

— А на что он похож с виду, этот Искомый Зверь?

— Ах, мы, знаешь ли, именуем его Бет Глатисант, — отвечал монарх, принимая ученый вид и возвышая голос, — или, что по-английски сказать, Искомая Зверь. Ты же можешь называть ее всяко, — добавил он милостиво, — хочешь — Искомая Зверь, а хочешь — Искомый. Сия Зверь обладает главою змеи, э-гм, и туловом леобарса, и лядвеями льва, и голенями оленя. И куда тот зверь ни пойдет, из чрева его исходит шум, как бы от тридцати пар гончих псов.

— Если, конечно, он в это время не пьет, — добавил Король.

— Вот, должно быть, жуткое чудище, — сказал Варт, опасливо озираясь.

— Жуткое чудище, — повторил Король. — Таков он и есть, Бет Глатисант.

— И как вы за ним гоняетесь?

Похоже, то был неверный вопрос, ибо вид у Пеллинора стал еще удрученней.

— У меня с собой ищейная сука, — сказал он печально. — Вон она, там.

Варт поглядел в ту сторону, куда уныло указывал большой палец монарха, и увидел многократно обмотанное веревкой дерево. Конец веревки был привязан к седлу Короля Пеллинора.

— Что-то я ее не разгляжу.

— Запуталась в веревке с той стороны, смею сказать. С ней вечно так — я в одну сторону, она в другую.

Варт обошел дерево и обнаружил крупную белую псину, вычесывающую блох. Едва увидев Варта, она принялась извиваться всем телом, бессмысленно осклабясь и задыхаясь от стараний облизать ему все лицо, несмотря на веревку. Псина была слишком опутана веревкой, чтобы сдвинуться с места.

— Ищейка в общем хорошая, — сказал Король Пеллинор, — только уж очень пыхтит, вечно в чем-нибудь путается и тянет не в ту сторону. С ней да с этим забралом я порою не знаю, куда и поворотить.

— А почему вы ее не отвяжете? — спросил Варт. — Она бы тогда гонялась за Зверем вряд ли хуже, чем теперь.

— Вот видишь ли, она тогда удирает, и я ее иногда по неделям не вижу.

— А без нее скучновато, — добавил Король, — гонишься за Зверем, а где он, что он — никогда ведь толком не знаешь. А тут все же, понимаешь, компания.

— Похоже, по натуре она дружелюбна.

— Чересчур дружелюбна. Порой я вообще сомневаюсь, за Зверем ли она гоняется.

— И что она делает, когда его видит?

— А ничего.

— Ну что же, — сказал Варт. — Я думаю, В конце концов у нее все же появится к нему интерес.

— Как бы там ни было, прошло уже восемь месяцев с тех пор, как мы его видели.

С самого начала беседы голос у бедняги становился все более грустным, и теперь Король явственно начал пошмыгивать носом.

— Это проклятие Пеллиноров, — воскликнул он, — вечно таскаться за этим паршивым Зверем. Уж если на то пошло, кому вообще он нужен? Сначала ты останавливаешься, чтобы спустить ищейку, потом у тебя сваливается забрало, потом ничего не видишь через очки. Поспать негде, где ты есть никому не известно. Зимой ревматизм, летом солнечные удары. И ведь несколько часов уходит на то, чтобы напялить эти клятые доспехи. А напялишь, — так либо изжаришься, либо заледенеешь, да они еще и ржавеют. Сидишь всю ночь, начищаешь. Ах, как бы мне хотелось иметь хороший собственный домик и жить в нем, — с кроватями, с настоящими подушками, с простынями. Будь я богат, именно это я бы и купил. Хорошую кровать с хорошей подушкой и с хорошей простыней, на которой приятно лежать, а потом я бы вывел этого паршивого коня на луг да сказал бы этой паршивой ищейке: «Беги куда-нибудь, поиграй», и покидал бы в окно все мои паршивые латы, а паршивого Зверя оставил в покое, пусть он сам на себя охотится, — вот что бы я сделал.