Хроники Черного Отряда. Книги Мертвых: Воды спят. Солдаты живут - Глен Кук Страница 52

Второе требование испугало живого святого обманников.

– Она дитя Кины. Дщерь Ночи. Эти двое, которых ты назвала, не имеют отношения к делу.

– Похоже, не получилось у нас разговора. Я пришлю тебе ее пальцы на завтрак.

Я отправилась посмотреть, хорошо ли себя ведет Сурендранат Сантараксита, выполняет ли порученную ему работу, что, как мне казалось, скрасило бы ему скуку заключения. К моему удивлению, он усердно трудился, переводя с помощью старого Баладиты то, что я считала первым томом утраченных Анналов. Они наработали уже приличную стопку страниц.

– Дораби! – воскликнул шри Сантараксита. – Прекрасно. У нас осталось несколько листов, и твой иноземный друг утверждает, что другой бумаги мы не получим. Он предлагает нам убогие тетради из коры, которые нюень бао делают у себя на болотах.

Кора применялась еще до того, как появились современная бумага и пергамент. Не знаю, какое именно дерево для этого годится; мне известно лишь, что с коры очень бережно снимают внутренний слой, обрабатывают его определенным образом, выдерживают под прессом – и пожалуйста, можно писать. Листы складывают в аккуратную стопку, просверливают дыру в ее левом верхнем углу и продевают сквозь нее веревку, ленту или очень легкую и тонкую цепочку. Бань До Транг питает слабость к тетрадям из коры, потому что это и дешево, и довольно прочно, и в традициях его народа.

– Поговорю с ним.

– Впрочем, это не катастрофа, Дораби.

– Меня зовут Дрема.

– Дрема – не имя, а кличка, подходящая хворому или ленивому. Я предпочитаю Дораби. И буду величать тебя Дораби.

– Да пожалуйста. Все равно я буду знать, к кому ты обращаешься. – Я пробежала глазами пару страниц. – Скука какая! Похоже на конторскую книгу.

– В сущности, это она и есть. То, что тебя интересует, можно прочесть только между строк: автор полагал, что все детали известны любому современнику. Он писал не для далеких потомков и даже не для следующего поколения. Он кропотливо учитывал гвозди для подков, стрелы, копья и седла. И если упоминал очередное сражение, то лишь для того, чтобы пожаловаться на младших офицеров и сержантов: они-де не проявили рвения в сборе трофейного оружия, предпочтя дождаться рассвета, а за ночь недобитые солдаты противника и крестьяне ухитрились вынести с поля все мало-мальски ценное. Я заметил, что тут даже нет ни одного имени или названия.

Пока Сантараксита рассказывал, я листала страницы. Я умею слушать и читать одновременно – несмотря на то что я женщина.

– Ни расстояний, ни дат. Хотя все это можно определить из контекста. Но вот что мне кажется странным, Дораби, – почему мы всю жизнь смертельно боялись этих людей? Эта книга не дает оснований для подобного отношения. Эта книга – о войске, состоящем из простых людей, которые шли туда, куда не хотели, по причинам, которых не понимали, и были абсолютно убеждены в том, что их непонятная миссия продлится лишь несколько недель, от силы месяцев. А потом им позволят вернуться домой. Но месяцы складывались в годы, годы – в десятилетия. А они по-прежнему ничего толком не понимали.

Книга также наводила на мысль, что нам нужно пересмотреть свое старое представление, будто бы в те же самые времена по миру огнем и мечом прошлись Вольные Отряды. Упоминалось только одно небольшое войско, вернувшееся за несколько лет до того, как в поход отправился Черный Отряд. И некоторые старшие офицеры Черного Отряда прежде добровольно служили в этом более раннем Отряде, чье название не упоминалось.

– Да, так и есть, – проворчала я. – Мы можем перевести все эти книги и узнать из них множество самых разных вещей, но ни на дюйм не приблизимся к пониманию сути.

– Это занятие куда интереснее собраний бхадралока, Дораби, – сказал Сантараксита.

Тут впервые подал голос Баладита:

– Нас тут что, голодом хотят уморить?

– Вас еще не кормили?

– Нет.

– Сейчас займусь этим. Не пугайтесь, если услышите мою ругань. Надеюсь, вы ничего не имеете против рыбы и риса?

Я решила этот вопрос и на некоторое время уединилась в своем углу. По правде говоря, результаты работы шри Сантаракситы меня немного огорчили. Чем большего ждешь, тем сильнее разочарование, когда выясняется, что овчинка не стоила выделки.

Меня разбудил Тобо:

– Как ты можешь спать, Дрема?

– Наверное, потому, что устала. Чего тебе?

– Протектор в конце концов подняла шум из-за Радиши. Папа хочет, чтобы ты сама следила за событиями, а не узнавала все из вторых рук. Так вернее опишешь их.

В этот момент я очень хорошо соответствовала своему имени. Мне хотелось одного – растянуться на соломенном тюфяке и увидеть во сне совершенно другую жизнь.

Лет с четырнадцати я поступала именно так, когда случались какие-нибудь неприятности. Другого способа справиться с ними я не знала. Сейчас мне снилось, что шри Сантараксита, решив оставить прошлое в прошлом, взял меня обратно в библиотеку. Сразу же после того, как мы похоронили Душелов в пятидесятифутовой яме с расплавленным свинцом.

Я подтащила табурет и уселась между Сари и Одноглазым, опершись локтями на стол и пристально глядя на сгусток тумана, где должен был появиться Мурген. Одноглазый ругал Мургена, хотя тот не мог его в данный момент слышать.

– Можно подумать, ты беспокоишься о Гоблине, – сказала я.

– Конечно я беспокоюсь о Гоблине, Малышка. Нынче утром, прежде чем уйти, недоросток позаимствовал у меня трансэйдетический локутер. Не говоря уже о том, что он не отдал несколько тысяч пайсов за… Короче, он мне должен кучу денег.

Что-то я такого не могу припомнить. Одноглазый всегда был должен всем – это да. Даже когда дела у него шли хорошо. И несколько тысяч пайсов – не бог весть какая сумма. Ведь пайсы – это крошечные зернышки, все совершенно одинакового веса, что позволяет использовать их для оценки драгоценных камней и металлов. Одна северная унция – это без малого две тысячи пайсов. Поскольку Одноглазый не пояснил, что он имел в виду, золото или серебро, проще всего предположить, что это медные монеты. Другими словами, сущая мелочь.

Но опять же: он беспокоится о своем лучшем друге, но не может прямо сказать об этом, потому что на людях они ругаются уже целый век.

Если и существует такой колдовской инструмент, как трансэйдетический локутер, Одноглазый наверняка изобрел его за час до того, как одолжил Гоблину.

– Этот мерзкий гаденыш допрыгается – я его просто придушу, – ворчал Одноглазый. – Он что, хочет сделать меня крайним? – Колдун умолк, осознав, что думает вслух.

Мы с Сари мысленно завязали узелок на память: выяснить при случае – «крайним» в чем? Похоже, наши чародеи что-то задумали. И не хотят, чтобы мы об этом знали. Интересно, интересно…