Найдена - Ольга Григорьева Страница 54

– Пусти!

Мне удалось замахнуться, однако мужчина перехватил мою руку, выбил светец и захрипел:

– Хватит… Извела… Буде…

Он говорил как-то странно, растягивая слова. А запах! Будто из винной бочки. Не мудрено, что перепутал меня с той, в серебристом.

– Пусти, – стараясь говорить громко и четко, произнесла я. – Погляди. Ты ошибся.

Он не слышал. Вдавливал меня в мягкие перины и что-то мычал. И оружия у меня больше не было. Рука насильника скрутила мои запястья над головой. Я задергалась, но он был сильнее. Чужие потные пальцы отыскали мою грудь.

– Молчи… Моя…

Колючая борода ткнулась мне в шею. Пытаясь высвободиться, я замотала головой и краем глаза увидела в дверях серебристое платье. Спасенная мной девка сбегала.

Рука насильника спустилась к моим бедрам и стала раздвигать их резкими толчками. Я завертелась. Бесполезно. Горячие пальцы нащупали согнутое колено, откинули его. Мужчина приподнялся и рухнул бедрами на мой живот. Я протестующе дернулась. Он что-то замычал, и вдруг мне в глаза ударил свет. Что-то стукнуло. Насильник захрипел и обмяк. Сквозь пелену слез я разглядела зажженную лучину, темный силуэт воина, а рядом с ним белое с серебром платье. Она все-таки вернулась. Позвала на помощь… Все кончилось. Больше никто не станет душить меня и щупать потными руками…

Меня затрясло. Девушка с лучиной склонилась и одернула задравшийся подол моей рубахи.

– Убери его, Горясер, – сказала она. – Вытащи куда-нибудь.

Это был бред. Княжна не могла стоять надо мной и сжимать в руках лучину! Я спасала не ее… Но это серебристое платье, эти золотые волосы и этот голос… А Горясер?

– Нет, я оставлю его здесь, княжна.

– Не смотри на меня… – прошептала я Горясеру. – Не смотри…

Меня не услышали. Они говорили о насильнике. Я сжала пальцами ворот разорванной рубахи, села, уткнулась лицом в ладони и поджала колени.

– А ты ляжешь рядом, – сказал наемник.

Мне?!

Я вздрогнула, однако услышала вскрик княжны:

– Я?!

– Послушай. До утра он будет лежать тихо, а утром рассудок не позволит ему надругаться над тобой. Зато он поверит, что овладел тобой силой, и почувствует стыд за содеянное. Я много слышал о Болеславе и знаю, он честный человек. Вино лишило его разума. Тебе будет достаточно лишь напомнить о случившемся, и этот сильный воин превратится в слабого ягненка. Поверь мне, княжна. Хочешь избежать позора перед Богом – прими позор перед людьми. Поверь мне. Поверь, как тогда, в Новгороде…

Княжна тяжело дышала и молчала. Я тоже. Горясер что-то советовал Предславе? Пусть…. Лишь бы не замечал меня.

А насильником-то оказался польский король… То-то так странно говорил…

– А ты, Найдена, уйдешь отсюда и забудешь. Поняла?

Это уже мне…

– Молчи, поняла? – требовательно повторил Горясер.

Его руки коснулись моих плеч. Я вырвалась, пошатываясь добрела до двери и открыла ее. Ступить в коридор было страшно.

– Оправься, – послышался сзади голос наемника.

Я послушно заправила рубашку и застегнула ворот. Сзади заскрипела постель. Это Предслава последовала его совету.

– И молчи, – продолжал наставлять меня Горясер. – Пусть люди думают, что княжна стала наложницей Болеслава.

– Почему? – тупо спросила я. Надо же было хоть что-то сказать…

Он не понял, мотнул головой, а потом невпопад ответил:

– Потому что когда-то она помогла мне, а Святополк отдал ее поляку. Теперь я оплатил долг. Для нее честь важнее жизни.

И тут до меня дошло. Святополк приказал Предславе стать наложницей польского короля. Тот осоловел от страсти, обиды (наверняка княжна сама распалила) и вина и опустился до подлости. Завтра он пожалеет о содеянном и будет стыдиться. Да, Горясер прав, утром Болеслав не тронет княжну даже пальцем! А наемник и приказ выполнил, и любимую сберег…

Я засмеялась. Смех вырывался жалкими всхлипами.

– Ты… – задыхаясь от смеха, зашептала я. – Думаешь обмануть всех, чтоб самому… миловаться… А я-то… помогла…

– Уведи ее, Горясер, – послышался из темноты голос княжны. – Она не понимает, что говорит.

Мне вдруг захотелось подскочить к ней и расцарапать ее надменное лицо. Горясер перехватил меня поперек туловища и толкнул к двери.

– Я тебя запомню, – вдруг пообещала княжна. – Мы еще встретимся, Найдена. Ты сберегла мне больше чем жизнь. Я умею платить добром за добро.

– Да подавись ты своим…

Договорить я не успела. Горясер вышвырнул меня из покоев, втиснул в стену и крепко зажал рот ладонью.

– Ты, – зашипел он, – пойдешь в горницу для девок и никому не скажешь ни слова! За молчание получишь благосклонность княжны. Ведь за ней ты пришла в Киев?

Я молча повернулась и пошла прочь. Что-то холодное коснулось моей шеи. Оставленный ножом Арканая маленький шрам заныл, напоминая о той, давней боли. Колени дрогнули.

– Ты никому ничего не скажешь, – хмуро повторил наемник.

Я скосила глаза и увидела его пальцы, сжимающие рукоять кинжала. «А ведь убьет. Не дрогнет», – поняла я. Холод' потек из острия клинка и пробежал между лопаток. На миг показалось, будто лезвие вошло в шею.

– Буду молчать… – чувствуя, как пол качается под ногами, пообещала я. – Клянусь.

Горясер убрал клинок за голенище и пошел к выходу. Даже ни разу не обернулся. А я уселась прямо на пол, ткнулась лицом в колени и заплакала.

Отплакавшись, я пошла искать Журку. Ноги сами понесли к тому, кто сможет понять и утешить. Я вышла за городскую стену и направилась по склону к реке, где темнели крыши низких деревенских изб. Киевские родичи Журки жили где-то там, внизу…

Лунный свет бежал по моим следам, как преданный пес, небо рябило звездами, а тишина стояла словно в святилище. Чтоб не бояться, я запела. Слова рождались сами, на ходу:

– Как на бережок с девицей-красой,

Вышел на снежок милый-любый мой.

Между ним и мной пролегла река,

А над синь-рекой черны облака.

Я до сей поры на горе жила,

А свою печаль на мосту нашла.

По тому мосту, что над синь-рекой,

Я к миленку шла в темноте ночной.

Только вот беда – припозднилась я,

На калин-мосту заблудилась я.

Целовал дружок не меня в.уста,

Говорил не мне ласковы слова,

Я их слышала, с горя чуть жива,

А разлучницу темнота спасла.