Город - Стелла Геммел Страница 55

А еще он со старческим бесстыдством, уже не думая о возможной широте интересов читателя, описал свое путешествие в сточные тоннели под дворцом, до самых Темных Вод – так ему было угодно назвать великую реку Менандр в ее подземном течении под Городом – и до Затвора Наставничества. Такое название получило устройство, предназначенное захватывать и дробить крупные предметы, попадавшие в стоки, чтобы они не вызывали заторов в нижних и более узких отделах подземной системы.

Это была не Дробилка. Затвор насчитывал всего шестнадцать «вращающихся механизмов» (согласно выражению Крида), между тем как Бартелл не сомневался: в Дробилке их имелось не менее двадцати. После поломки осталось девятнадцать. Однако устройство было сходное. В середине лета Крид посетил это место с группой механиков, спустившихся осмотреть и подправить механизм, когда вода стояла низко и особой опасности не наблюдалось.

Автор описывал нескончаемый спуск, долгие лиги вонючих тоннелей и похожих на привидения обитателей, исчезавших во тьме при любой попытке приблизиться.

Там, внизу, ему выпало пережить приключение.

Завершив работу у Затвора (описанную Кридом в исчерпывающих подробностях), отряд начал восхождение обратно к свету. Причем, как выяснилось, весьма вовремя.

«…С превеликим трудом тащился я вперед, и не одни лишь мои сапоги были отягощены налипшими нечистотами, но и самый дух был омрачен царившей здесь тьмой. Проведя в подземельях полдня, я чувствовал, что никогда уже не сумею вполне избавиться от его губительного влияния. Мои юные спутники оглашали тоннели громким смехом и веселыми кликами, но эхо, звучавшее в сырых стенах, окрашивало безнадежностью их голоса. Наше путешествие обратно весьма прискорбно затянулось по сравнению с нисхождением в глубину, ибо, как мне объяснили, наверху, в далеком солнечном мире, случилась непредвиденная непогода и возвращение тем же путем сделалось невозможно. Должен сознаться, это известие наполнило ужасом все мое существо. Поистине, нет места страшнее для заплутавшего, чем нескончаемые сплетения этих вечных тоннелей!

Я, несчастный старик, едва мог угнаться за молодыми мужчинами, которых избрал себе в спутники. Я начал отставать все больше и больше, ибо глупая гордыня мешала мне окликнуть их и попросить подождать. Свет их факелов начал уже меркнуть впереди, и лишь тогда я отбросил нелепое тщеславие и покричал им, но было слишком поздно: они меня не услышали.

Я испугался, что так и затеряюсь во тьме. Усталость и ужас вконец лишили меня проворства. И в это время на дальнем берегу потока, вдоль которого я шагал, разлился долгожданный факельный свет. Я с облегчением повернулся к нему, вообразив, что это один из моих товарищей вернулся за мной, по недоразумению оказавшись по ту сторону подземной стремнины. Но, к своему глубокому изумлению, увидел перед собой женщину. Высоко подняв пылающий светоч, она со спокойным любопытством присматривалась ко мне…»

Бартелл поерзал на жестком сиденье, наклоняясь вперед и вглядываясь в страницу.

«Она подняла факел еще выше, и я заметил, что на ней было длинное белесое одеяние с капюшоном: то ли ангелица, то ли один из духов Домани. Однако потом наваждение минуло, мои чувства обрели ясность, и я увидел, что передо мной была обычная смертная женщина: ее одежды, в посрамление скромности, были обрезаны повыше лодыжек, а ноги обуты в башмаки на толстой подошве, как раз для походов по загаженным тоннелям. Она отбросила на плечи капюшон, и я увидел, что она была уже не юной, хотя еще и не старой. Ее волосы отливали лунным серебром, а лицо могло принадлежать суровому ангелу.

Я уже собрался с духом, чтобы воззвать к ней о помощи, но в это время из тоннеля впереди послышался крик – это мои товарищи заметили наконец отсутствие старика. Свет их факелов быстро приближался: спасение было рядом. Женщина отступила и растворилась во тьме…»

После этого автор и его спутники продолжали свой путь уже медленнее. Крид, на чье прилежание не повлиял пережитый испуг, продолжал подробно описывать многочисленные тоннели.

«…Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сквозь узорные решетки над нашими головами вновь начал просачиваться благословенный солнечный свет. Еще час – и я вновь оказался в лоне семьи. Немало дней понадобилось мне, чтобы оправиться после столь тяжкого испытания. Должен признаться, еще недели спустя приближение ночи ввергало меня в мучительное беспокойство: мне казалось, будто стены комнаты угрожающе нависали надо мной и были готовы обрушиться! Несколько месяцев, ложась спать, я боялся гасить свечу возле постели…»

Однако не далее чем осенью того же года присутствие духа вернулось к нему настолько, что он пожелал встретиться с одним из работников, сопровождавших его в подземном путешествии.

Это был суровый седой человек, вот уже лет десять трудившийся в сточных тоннелях на императорской службе.

«– Надо было тебе тогда же поделиться с нами, господин, – хмуро проговорил он, когда я завершил свой рассказ о встрече возле потока. – Суеверные считают подобных ей бесплотными духами, но я склонен думать, что это враги Города прокладывают себе путь наверх!

Я все думал о рослой, несомненно, изящной незнакомке на другом берегу. Предположение насчет вражеских лазутчиков, высказанное добрым малым, особого доверия мне не внушило, но и обижать достойного рабочего мне не хотелось. И я сказал:

– Бесплотные духи? А что, по мнению суеверных, побудило их населить глубинные выработки?

Мой собеседник отвел взгляд.

– Никому не известно, – ответил он коротко, – обитают они там постоянно или спускаются в поисках поживы. Иные утверждают, будто она происходят из заколдованного места, именуемого чертогом Назирающих…

– Заколдованного? – переспросил я и, боюсь, не удержался от улыбки, произнося столь невероятное слово. – Так мы о духах говорим или о ведьмах?»

На этот вопрос рабочий автору не ответил. Переговорив еще с несколькими механиками, Крид предпочел просто отмахнуться от слухов о чертоге Назирающих, благо подобных мифов в Городе было более чем достаточно. Дворцы Щита якобы посещались духами безвременно умерших детей, а к полям сражений спешили ангелы – забирать души смертельно раненных воинов. Под конец своих записок, на пороге смерти, Крид, кажется, сам начал считать увиденное игрой разума, пошатнувшегося от усталости, страха и подземных испарений.

Бартелл задумчиво откинулся на стуле. Он десятки раз вчитывался в эти строки, негодуя на убожество добываемых сведений. Вот и теперь он продолжал смотреть на знакомые страницы, словно ожидая, что написанное облечется неким новым смыслом.

Чертог Назирающих был единственным намеком на тот мир, с которым он успел соприкоснуться. Бартелл часто вспоминал воительницу Индаро. Ну вот почему он, старый дурак, в то время почти не обращал внимания на окружающее и, соответственно, впоследствии почти ничего не мог вспомнить? Только залитый факельным светом чертог с резными птицами по стенам, небольшую и тихую белую комнату, где он ужинал в обществе странной пожилой женщины… Все было словно сон, словно короткая передышка, выпавшая ему среди чудовищных жизненных тягот. Они с Эмли несколько лет не заговаривали о пережитом. А когда наконец он стал расспрашивать приемную дочь, выяснилось, что те события запомнились ей весьма смутно.