Командор - Алексей Волков Страница 57

– Не знаю, как вам, Юра, но мне это все порядком надоело, – объявил мне устроившийся рядом Лудицкий.

Вид у депутата и советника был довольно непривычный. Дорогой костюм был выпачкан и помят, на рубашке не хватало пуговицы, подбородок покрылся щетиной – короче, еще парочка таких приключений, и известный народный избранник сошел бы за обыкновенного бомжа. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что всем костюмам, сходя на берег, предпочел спортивный. Применительно к нашей обстановке он выглядел вполне прилично.

– Надоело – не надоело, но мы живы, Петр Ильич, а это главное. Прочее можно считать мелкими неудобствами походного бытия.

Лудицкий посмотрел на меня с легким недоумением, словно ожидал услышать другой ответ, и наставительно произнес:

– В вас говорит молодость, Юра. По-своему вы человек счастливый. Ваша молодость совпала с появлением демократии, вы почти не застали иных времен. А я в них жил и поэтому вижу намного дальше вас.

– И что же вы видите, Петр Ильич? – лениво поинтересовался я.

– Я вижу возвращение к старым временам, к попранию с таким трудом завоеванных свобод в угоду одному человеку. Небольшое испытание – и вот уже внутри нашего круга происходит военный переворот. А самое ужасное, что люди типа вас безмолвствуют и соглашаются выполнять приказы самозваного диктатора. Вы очень быстро забыли свои права и обязанности. Если честно, я был о вас лучшего мнения!

Вот все и встало на свои места. Но какая терминология! Господа, военный переворот, об угрозе которого мы вам твердили с тысяча девятьсот девяносто какого-то года, свершился! Осталось в очередной раз призвать народ на защиту Белого шалаша (за неимением Белого дома), устроить демократическую революцию, выбрать законный парламент, президента и прочие крайне необходимые органы.

– Насчет прошлого вы поразительно правы, Петр Ильич. Мы не просто вернулись, мы проскочили даже приснопамятные совковые годы и теперь находимся во времена самой махровой реакции. На нашей исторической родине вместо парламента заседает сейчас боярская дума, да и той скоро придет конец. До следующего всплеска хоть каких-нибудь свобод очень и очень далеко. Впрочем, если хотите, попробуйте вернуться в Россию и предложить вашему крутому тезке план демократических реформ. Рискните, хотя я не советую. Царь он прогрессивный, хорошего сделает немало, но тиран такой, что последующие цари едва ли не ангелами покажутся. Но вот в чем странность: в истории под именем Великого останется именно он. Что же до военного переворота, так ведь у нас не государство, а группа довольно случайных людей. И, как каждая группа, при необходимости выделяет из своей среды тех лидеров, которые наиболее успешно способны справиться с текущими проблемами. В море главным был капитан. На берегу его место заняли вы. А сейчас все переменилось настолько круто, что вас поневоле сменил более опытный в военном деле человек. Уйдут в море флибустьеры, и все возвратится на круги своя. Или не возвратится. А если мы придумаем, как покинуть сей не особо гостеприимный остров, то роль лидера перейдет к Ярцеву – как к единственному среди нас штурману. Все очень просто и естественно.

Лудицкий метнул в меня полный ненависти взгляд. В этот момент я наверняка представлялся ему источником всех его несчастий. Да и обидно было советнику президента огромного государства подчиняться собственному телохранителю. Но это его проблемы.

Я выждал, пока он отойдет подальше, и закурил. Чужая душа, как говорят, потемки, но мотивы Лудицкого были ясны. Он настолько привык витать в эмпиреях власти, что окончательно отвык стоять на земле. Он внезапно оказался в строю наравне со всеми и вынужден делать нечто реальное, а его болтовня никого не интересует. Такой подлянки от судьбы Лудицкий не ожидал и, опомнившись, решил действовать. Только совсем забыл, что сейчас идет другая игра и ставкой в ней служит жизнь.

Это вовсе не означает, что мне хотелось выполнять чьи-то приказания, но ведь пираты действительно не брали пленных. Наше положение было безвыходным. Перенесенные неведомо как в далекое прошлое, мы не могли надеяться, что новое чудо вернет нас обратно. Позади (или впереди?) остались обеспеченная жизнь, собственное дело, положение. Нам было в тысячу раз хуже, чем Робинзону. Тот хотя бы знал, что знакомый мир остался на месте, только на самодельном челноке до него не доплыть. Трудись и жди, пока мимо не проплывет случайный корабль, который может доставить тебя к родным берегам. Но какой корабль в состоянии вернуть нас в родное время?

Можно рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом, взывать к любому из богов – положение от этого не изменится. Остается хорошенько подумать и решить, чем можно заняться в этом мире и что надо сделать, дабы и здесь урвать себе кусочек места под солнцем. Янки у Марка Твена было проще. Он помнил даты солнечных затмений, умел делать массу полезных вещей и вообще смог подстроить королевство Артура под себя. Не вдаваясь в философскую сторону вопроса «можно ли переиграть уже свершившуюся историю?», знаю одно. Ни черта общественно значимого мы сделать не сможем. Не те мы люди. Но все-таки надо как-то вписаться в здешнее время, раз уже не суждено вернуться в свое.

Одна мелкая проблема: чтобы прожить здесь жизнь, надо как минимум ее не потерять. А не потерять ее можно, лишь убравшись с острова. Неважно, победим мы при этом пиратов или перехитрим их. И в том и в другом случае я не видел способа проделать такой фокус в одиночку. А раз так, то надо продолжать держаться Кабанова – он, во всяком случае, человек не слова, а дела.

От размышлений меня отвлек Рдецкий. Я не заметил, когда он подошел, просто не смотрел по сторонам, был всецело занят своими мыслями. На Грифа я обратил внимание лишь тогда, когда он присел рядом со мной и чуть дернул головой, безмолвно спрашивая: как дела?

Я тоже не стал тратить слов и неопределенно пожал плечами. А про себя подумал: «Ну вот, еще один…»

– Да, Юра, попали мы с вами, как тот кур в ощип, – с легкой усмешкой проговорил Гриф. – Положение, прямо скажем, аховое!

– Верно, – согласился я. – Машину времени изобрести некому, корабль мы потеряли, пулемет в круиз взять позабыли. Одни мушкеты. Хорошо хоть, что не каменные топоры.

Рдецкий помолчал. Он сосредоточенно курил, изредка посматривал на меня и словно решал: стоит ли со мной делиться?

– Я не говорю об абстрактных вещах, Юра, – мягко молвил он. – Вы же знаете, я сугубый практик, и общие размышления меня совсем не волнуют. Ну, прошлое, так что из того? В нем тоже можно развернуться, тем более что нынешние жители по сравнению с нами – дикари.

– Дикари умеют убивать не хуже цивилизованных людей, – напомнил я. – Я тоже считаю, что кое-какие перспективы у нас есть и здесь. Вот только прежде нам надо решить проблему с пиратами и каким-то образом покинуть остров.

– По морю покинем, по морю, – подсказал мне Рдецкий. – Летать мы пока не научились.

– Так и вплавь без корабля далековато будет. Рыбами мы пока тоже не стали, – в тон ему ответил я.

Рдецкий снова изучающе поглядел на меня. Не знаю, насколько высоко он оценил мою скромную особу, но с мнением моим согласился: