Невинный маг - Карен Миллер Страница 59

— Из дворца только что доставили письмо, адресованное его высочеству, — сообщил он, протягивая свиток. — Отнесите ему это послание.

Эшер состроил недовольную гримасу.

— Сам отнесешь. Я вам не слуга.

Уиллер вскипел от гнева, но постарался сдержать себя. Он считал, что хорошие манеры превыше всего, воспитанный человек никогда не прибегает к насилию, даже если оно оправданно.

— Но вы слуга его высочества, как бы прискорбно это ни было! Надеюсь, вы знаете, что такое хорошие манеры? В покои принца нельзя входить в подобной одежде. Неужели вы не могли принять ванну и переодеться с дороги, прежде чем переступать порог Башни? От вас несет конским потом!

Эшер усмехнулся. О, с каким наслаждением Уиллер нанес бы удар в ненавистное наглое лицо!

— Этот запах лучше, чем вонь от туалетной воды с лавандой или розовым маслом. Ты ведь каждое утро душишься ею. Недаром тебе пишут любовные письма. Или, может быть, авторы этих посланий интересуются рецептами твоих благовоний?

Уиллер едва сдержался, чтобы не ответить наглецу грубостью на грубость. Он знал, что принц не потерпит неуважительного отношения к своему помощнику, а потому решил прибегнуть к коварным методам борьбы — дать врагу еще одну веревку…

О, как было бы здорово, если бы на сильной загорелой шее негодяя затянулась петля и его тело задергалось в воздухе!

— У меня срочное дело, — сказал Уиллер. — Будьте так добры, отнесите это письмо его высочеству. Его надо доставить немедленно. Таково распоряжение Главного Мага.

Выражение высокомерия исчезло с лица Эшера при упоминании о могущественном Главном Маге, втором после короля влиятельном человеке в королевстве.

— Хорошо, давай его сюда.

Взяв письмо, Эшер быстро поднялся по винтовой лестнице. Проводив его презрительным взглядом, Уиллер поспешно вышел из Башни. Если поторопиться, то, возможно, еще можно успеть и найти свободный столик в трактире Фингла.

* * *

Эшер взбежал по винтовой лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Он давно свыкся с запахом конского пота, но духи били в нос. Еще немного, и его бы стошнило. После общения с Уиллером хотелось принять горячую ванну.

Гар работал в библиотеке. Его письменный стол был завален пожелтевшими старинными рукописями, пергаментными свитками и стопками исписанной мелким аккуратным почерком бумаги. Не только пальцы, но и прядки белокурых волос принца перепачкались чернилами.

Эшер замешкался у порога.

— Я же предупреждал, Дарран, — не отрывая глаз от листа бумаги, взревел Гар, — чтобы мне не…

— Я не знал, что вы никого не хотите видеть, — перебил Эшер, входя в комнату. — Не надо на меня кричать, а то я ведь могу обидеться.

Он опустился в удобное кресло, стоявшее напротив письменного стола, за которым сидел принц.

— Прости, — поморщившись, промолвил Гар. — Дарран все утро не давал мне покоя. Подожди, надо кое-что закончить…

Эшер тяжело вздохнул. Принца окружали горы книг. После несчастья, случившегося с королем, Гар заперся в библиотеке и не выпускал пера из рук. Эшер считал все это глупостью. Принц изнурял себя работой. Того и гляди, занедужит, как и его отец, и сляжет. И понятно, что именно его, помощника принца, придворные обвинят во всем, если Гар заболеет от переутомления. Принц уже шесть дней не выходил из Башни. Баллодэр застоялся в конюшне. И если конь захворает, в этом тоже не будет ничего удивительного.

Выглядел Гар плохо. Ему явно не хватало свежего воздуха: исхудал, черты лица заострились, вокруг глаз и рта залегли морщинки. Все это время принц не навещал отца и был напряжен, как натянутая струна, которая в любой момент может порваться.

Неурядицы начались как раз в том момент, когда Эшер хотел сказать принцу, что ему пора возвращаться домой, в Рестхарвен. Теперь он не мог этого сделать, поскольку король был серьезно болен, а принц пребывал в тяжелой депрессии. Волей-неволей приходилось ждать, когда его величество выздоровеет.

Гар все строчил и строчил, поскрипывая пером, и как будто забыл о своем помощнике, который между тем погрузился в глубокие раздумья.

Честно говоря, Эшер не ожидал, что ему будет так трудно решиться покинуть Дорану. В первое время его мучила ностальгия, но затем он постепенно свыкся с жизнью вдали от дома и в душе даже радовался тому, что вынужден задержаться в столице на неопределенный срок. Эшер завел новых друзей среди членов гильдий, стражников, обитателей дворца, прислуги. Дарран и Уиллер, конечно же, не входили в число его приятелей, но к Мэтту и другим конюхам Эшер относился очень тепло. Горничные и кухарки были для него как сестры и тетушки.

А Гар? Что связывает его с принцем?

Эшер задумчиво смахнул прилипший к колену комочек сухой грязи. Если бы год назад кто-нибудь сказал, что он будет относиться к доранскому принцу как к брату, Эшер поднял бы такого человека на смех. Но теперь ему было не до смеха. Он отдавал себе отчет в том, что любит Гара больше, чем Зета, Вишуса или кого-либо еще из своих родных братьев. Проклятие! Такой расклад не входил в его планы. И виноват во всем был сам Гар со всеми своими достоинствами и недостатками, с честностью, преданностью близким, мужеством и ранимостью. Его одержимость лошадьми, книгами и историей подкупала. Его чувство юмора и душевная чуткость могли тронуть любое сердце.

После казни Тимона Спейка атмосфера в Луре изменилась. Страсти накалились до предела. Весь народ — как олки, так и доранцы — испытывал страх. В те дни Гар трудился не покладая рук. Чинил заборы, строил мосты, ремонтировал дороги, успокаивал людей, заботясь о том, чтобы тревоги и опасения не переросли в массовые волнения. Эшер видел, как Гар возложил цветы на могилу Эдворда Спейка, скончавшегося через три для после того, как в его родной город доставили тело казненного сына.

Эшер помогал людям вместе с принцем. Он улаживал споры и конфликты, радовался удачам и утешал в беде. Он гулял на свадьбах простых олков, защищал их интересы перед королем и членами Тайного Совета. Он научился слушать их. И все это благодаря принцу. Кроме того, за это время Эшер стал богатым, влиятельным и более мудрым человеком.

Он понимал, что навсегда останется в неоплатном долгу перед Гаром, и не мог уйти, бросив друга в беде. Но, с другой стороны, не мог и нарушить данное отцу слово. В довершение всего не давали покоя мысли о Дафне.

Впервые в жизни Эшер влюбился. И надо же такому случиться, что избранницей его сердца стала Дафна! Почему именно эта угловатая, язвительная девушка пленила его? У него не было ответа на этот вопрос. Даже в пьяном угаре он не назвал бы Дафну красивой. И тем не менее она запала ему в душу. Ее таинственные глаза, ее кривящиеся в усмешке губы, ее стройная шея, ее жестикуляция волновали его. Она вызывала в нем целую гамму чувств, будила бурю противоречивых эмоций, заставляя смеяться, грустить, думать, сердиться.

Но была ли то любовь? Эшер утвердительно отвечал на этот вопрос. Когда он находился рядом с Дафной, когда он смотрел на нее, душа у него пела. Прежде такие эмоции ему доводилось испытывать лишь в те минуты, когда он шел в лодке под парусами по глади спокойного моря. При мысли о расставании с Дафной падало сердце и пересыхали губы.