И оживут слова. Часть III - Наталья Способина Страница 6

Миролюб повернул меня лицом к себе и поцеловал в губы. Отвечая на поцелуй, я лихорадочно придумывала повод сбежать. Повод не придумывался, потому что мое слабое «нас увидят» разбилось о его бормотание «никто не войдет».

Когда его губы наконец оторвались от моих и коснулись моего подбородка, а потом и шеи, я вдруг с ужасом поняла, что Миролюб может не остановиться. Он дома. Он здесь хозяин. Добронега у мальчика. Любим не ходит на женскую половину без особой на то нужды. Милонегу увели. Что делать?

— Стой! — я отклонилась, упершись руками в грудь Миролюба и чувствуя, как под ладонью колотится его сердце.

Мое тоже колотилось. Только от страха. Именно в эту минуту я вдруг поняла, что не смогу ничего ему предложить. Я не готова. И к браку с ним не готова. И не буду готова никогда. Нет, я не испытывала к нему отвращения, как бывает у героинь любовных романов, доведись им целоваться с нелюбимыми мужчинами. И безоговорочно признавала все достоинства Миролюба. Но я совершенно четко понимала, что просто не смогу быть рядом с ним. Проклятая святыня! Ведь тысячи женщин во всем мире выходят замуж не по любви. Даже без симпатии. А я ведь искренне симпатизировала Миролюбу. Он восхищал меня! Однако чертова святыня так промыла мне мозги и вывернула на изнанку все эмоции, что, просто дотрагиваясь до руки Альгидраса, я испытывала в разы более острые ощущения, чем от поцелуев Миролюба. А еще я вдруг поняла, что меня физически корежит от мысли о близости с женихом, хотя я и была далека от наивных мыслей о сексе лишь по любви. В конце концов, я не ждала принца все эти годы. Но сейчас…

— Подожди! — я выскользнула из объятий Миролюба. — Я так не могу.

Он ничего не говорил, лишь смотрел пристально, словно что-то для себя решая. А еще было в его лице что-то новое, я только пока не могла понять, что.

— Добруш — твой сын? — зачем-то спросила я, хотя вовсе не собиралась.

На лице Миролюба промелькнула какая-то эмоция, и он прищурился:

— Ты из-за него?

— Я… просто спросила.

— Да. Сын. Только, как он родился, я не прикасался к Уладе.

— Ясно, — пробормотала я, понимая, что глупо упрекать мужчину в связи многолетней давности и уж тем более в том, что он заботится от своем ребенке.

— То есть это не из-за сына? — уточнил Миролюб.

Я помотала головой, осознавая, что это хороший предлог, но не имея сил соврать.

— Тогда из-за него?

— Из-за кого? — искренне не поняла я.

— Из-за хванца?

— Что? — я даже отшатнулась от Миролюба. — При чем тут Альгидрас?

— Альгидрас? — усмехнулся Миролюб, и я поняла, что только что сказала о своих чувствах гораздо больше, чем планировала.

Я ничего не ответила, чтобы не сделать ситуацию еще паршивее. Но, глядя в изменившееся лицо Миролюба, вспомнила момент, когда впервые осознала, что не имею над ним никакой власти. Однажды он уже был вот таким — жестким и далеким. Тогда, в доме Радима, он спорил с Альгидрасом. Сейчас мы спорили из-за Альгидраса. Права была Добронега: княжич милый, пока на его добро не покушаются.

— Ты его любишь? — голос Миролюба прозвучал спокойно, будто он спрашивал, люблю ли я орехи.

Я помотала головой, с удивлением обнаружив, что ложь стоит немалых усилий. Чертова святыня.

— Я не люблю его, Миролюб, — четко произнесла я. — Но он очень помог мне после плена. Рассказывал сказания, успокаивал, когда мне было страшно. Я не могла пойти к Радиму, — пробормотала я, предвосхищая вопрос, — потому что он… лицом темнел, стоило мне сказать о кварах. Олег был против, говорил, что мне надобно к брату… Но я не могла. Я к нему тогда ночью бегала, потому что мне страшно было. Понимаешь? Ты же должен понимать!

Я отдавала себе отчет, что пользуюсь женской хитростью. Весь мой опыт требовал подключить слезы, однако какая-то часть меня чувствовала, что с Миролюбом этого делать не стоит.

В лице княжича что-то дрогнуло, и он, шагнув вперед, притянул меня к себе и обнял. Он больше не пытался меня поцеловать, за что я была ему благодарна. Он просто уперся подбородком в мою макушку и прошептал:

— Не бойся. Теперь все хорошо будет. Просто поклянись, что ничего у вас не было.

— Не было, — эхом откликнулась я, потому что это было правдой. — Ничего не было. Можешь у него спросить. Он мне как брат. А меня он вообще терпеть не может, — усмехнулась я.

Миролюб тоже усмехнулся в мои волосы.

— Ну и славно. Значит, и не будет ничего.

И сказано это было так, будто он забил гвоздь в крышку гроба. Я едва удержалась от того, чтобы не поежиться.

— Конечно, не будет, — пробормотала я, спрятав лицо на его груди, в то время как все во мне выло от этих слов: «Как же так?! Не будет? А зачем тогда это все? Весь этот мир — зачем?»

Мне было страшно от подобных мыслей, поэтому я просто зажмурилась и обняла Миролюба.

Мир был создан любовью и также любовью разрушен,

Был опять воскрешен, чтоб застыть через время руинами.

Ты, конечно же, вправе не верить, но просто послушай:

Те, кто создал его, тоже были когда-то невинными.

Их мечты воплощались, сплетаясь в тончайшие нити,

Полотно было ярким, дышало любовью и силою…

Только близился час: оба солнца застыли в зените,

И мечты, в одночасье оплавившись, стали бескрылыми.

Изменили свой цвет, но при этом остались мечтами,

Просто стало трудней в них увидеть былое величие.

Мир был создан любовью. Она не ослабла с годами,

Стала лишь незаметней, другое приняв обличие.

Позже, уже в покоях, я вспомнила разговор про Будимира. Попробовала вызвать в памяти какие-то факты о княжеском военачальнике, но это оказалось бесполезным занятием: я снова не могла понять, какие из фактов о нем я узнала здесь, а какие принесла в своем подсознании. Со мной о Будимире не говорили. Единственный раз, когда при мне упоминали случившееся с ним, был разговор на пиру с князем в Свири. И вот теперь выходит, что этот человек, родившийся неизвестно где, знал песню кварских мореходов и говорил, что эта мелодия о его доме. Что если Альгидрас прав? Вдруг Будимир на одной стороне с кварами? Умер ли он?

Я опустилась на сундук и сжала голову руками. Когда же начнут появляться ответы?! Хватит уже загадок! Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что есть такая правда, которую лучше не знать, но я тут же вспомнила, что мое время в этом мире ограничено и что я не знаю, сколько мне осталось: неделя, месяц. Мысли сами собой вернулись к Миролюбу, и я подумала, что, может, мне и не придется обижать его отказом? Может, я просто исчезну из этого мира до рокового объяснения?