Там, где лес не растет - Мария Семенова Страница 6

Коренга понимал, что купец, скорее всего, не насмешничал.Просто у него самого имелись две ноги, и обе здоровые. Молодой венн подставиллицо ветру и подумал о том, что в открытом море на палубе будет, наверное,холодно. Что ж… Вряд ли много холодней, чем зимой в лесу во время падеры [8]. А её, падеру эту, они с Тороном не раз посрамляли.

Ещё ему вспомнилось, как, разговаривая с аррантом, он вновьпокосился на мономатанский корабль… И увидел любопытную козу, выглядывавшую изтростниковой же круглой надстройки на палубе. Коза жевала лиственный веник ивыглядела довольной, бодрой и нимало не удручённой жизнью на корабле.Закутанный в шубу мономатанец походя дотянулся и почесал ей лоб, коза доверчивок нему потянулась… Может, Коренга всё-таки сделал ошибку? Может, чернокожиебыли сердечными и простыми людьми, уважавшими доброе зверьё, а их непривычная свиду лодья вовсе не собиралась разваливаться посреди моря?.. И Коренгеследовало немедля забрать у Ириллира свои денежки, оставив несколькосребреников «за обиду», и со всех пёсьих лап и тележных колёс поспешать намономатанское судно?..

Может. И даже наверное. Одна беда – родное племя Коренгиславилось тем, что, ударив по рукам, от уговора не пятило.

– Назад из Фойрега непременно с мономатанцамипоплыву, – хмуро пообещал он вслух то ли серому валуну, то ли ямке,которую только что закопал…

Торон, сопевший и царапавший что-то когтями на той сторонеледяного тороса, услышал слово «назад», громко фыркнул и проворно предсталперед хозяином. Коренга взял его на поводок и поехал обратно в город. Как бы тони было, сказал он себе, корабль Ириллира, стылая палуба и прочие досады – этоне навсегда. До столицы страны Нарлак всего четверо суток пути морем.Только-то. А там, в совсем уже чужедальней земле, чего доброго начнётся такое,что и сольвеннский Галирад родным домом покажется, и смешно будет вспомнить,как волновали его глупые пустяки вроде выбора правильного корабля!

И всё-таки он не мог отделаться от ощущения, что к егорассуждениям незримо прислушивалась сама Хозяйка Судеб. Прислушивалась, качалаголовой, усмехалась. А веретено в неутомимой руке плясало, кружилось, принималотолько что выпряденную нить…

Ириллир собирался отправиться в путь назавтра, ближе кполудню, когда, по его словам, ветра и порождаемые луной токи морских приливовбудут сочетаться благоприятней всего. В чём тут дело, Коренга не особеннопонял, но размеренное дыхание моря, происходившее два раза в сутки, былозамечено им, и показалось величественным, и он решил, что многоопытный аррант,верно, знал, о чём говорил.

Между тем день едва успел приблизиться к середине, ещёдалеко было даже до вечера, не говоря уже о завтрашнем полудне. Коренга решилнемного посмотреть город. «Помни, зачем пустился в дорогу, но и по сторонамзорче оглядывайся! – наставляла его бабушка. – Вернёшься, нас,старых, дивными сказками позабавишь!»

Ему не понадобилось спрашивать дорогу, чтобы добраться докрома. Славная крепость, господствовавшая над Галирадом, и без того была виднаотовсюду. Гроза врагам, а жителям города и окрестных земель – оплот и заступа.Коренга даже подождал некоторое время против раскрытых настежь ворот, думая ненарокомувидеть государя кнеса или госпожу кнесинку, но те так и не показались. Может,в хоромах сидели, а может, выехали куда… Коренгу посетила отчаянная мысльспросить отроков, стоявших у ворот при оружии, дома ли славные правителигорода. Подумав, он счёл такой расспрос неподобным и, ещё чуть-чуть подождав,молча покатил дальше.

Часть улиц была застроена жилыми дворами. Там было тихо ичисто, но из-под любой калитки могла вылететь не в меру воинственная собака,почитающая «своим» не только двор за забором, но и улицу перед ним. Одни псыбешеным лаем провожали тележку и веннского кобеля, другие встречали. Нападатьони не дерзали, но Коренге скоро надоел беспрестанный брёх, и он свернул назадк пристани, к торговым рядам.

Здесь было шумно, а под колёсами хрустела ореховая шелуха.Зато улицы состояли из сплошных мастерских, зачастую посвящённых ремёслам, окоторых слыхом не слыхивали в веннских лесах. Например, можно было увидетьвывеску в виде белого развёрнутого листа и при нём – перо да чернильницу. Или нечтодаже более диковинное, вроде резного изображения пышного кренделя, усыпанногоорехами и маком… Коренга не первый день был в пути, успел насмотреться напогосты с их постоялыми дворами, где жизнь и достаток определялись числомпроезжих гостей. И всё-таки не мог до конца привыкнуть к тому, что хлеб пеклине просто для себя, но ещё на продажу.

Как это – хлеб продавать?.. А вот люди продавали, и ничего,и не разверзались над ними гневные Небеса. И он, Коренга, тот хлеб покупал иел, и тоже ничего, даже и живот узлом не скрутило…

Зачастую искусники работали прямо на виду. Возле каждоголегко можно было просидеть весь остаток дня, зачарованно наблюдая. И конечно,почти при каждой мастерской тоже обитала собака, но здешние псы были мудрейвизгливых шавок и одуревших на привязи цепняков, стороживших дворы. Они явнопривыкли, что мимо день-деньской снуют самые разные люди. А с людьми – ихчетвероногие спутники. Каждого гонять начинать, это что же получится? Иразбойники-псы мирно полёживали у хозяйских порогов, притворяясь, будто ничегокругом не видят, не слышат.

Коренга знал: любая лавочка здесь была такова, что, заглянуввнутрь, непременно увидишь вещицу, с которой окажется невозможно расстаться.Как именно это происходит, он успел понять ещё по дороге сюда, бывая в людныхселениях и беседуя с ремесленниками, надеющимися продать свой товар. До сих пормолодого венна выручала наследная нелюбовь его племени к принятию поспешныхрешений… и привычка мысленно оглядываться на оставшихся дома, занововслушиваясь в наставления старших, подходящие к случаю.

Правду молвить, наставления были весьма противоречивогосвойства. «Деньгам веди строгий счёт, – вразумлял дедушка. – Половинусразу отложи и храни свято: пригодится уплатить тому человеку. Да помни, чтосперва тебе надлежит его отыскать. А после – вернуться назад…»

«Но и себя побаловать не забывай, – шептала мать, гладярусую голову первенца, которого, как она понимала, ей предстояло, может быть,проводить навсегда. – Серебро придёт и уйдёт, его могут украсть илинеправдой выманить у тебя. А так хоть останется, о чём вспомнить даулыбнуться…»

Дедушкина мудрость, твёрдо хранимая в памяти, помоглаКоренге миновать лавку горшечника, хотя миски и кружки, выставленные напродажу, были сплошь таковы, что снятое молоко, налитое в них, должно былосразу обернуться толстыми сливками, а крапивные щи – превратиться самое меньшеев густой мясной взвар. Почтенный гончар даже не нахваливал изделия своих рук.Он просто сидел за длинным дощатым столом, разрисовывая белую посуду зелёной,красной и голубой краской. Высохнет краска, потом побывает в печном жару… То-товесело будет по очереди запускать ложки в такую мису, выставленную на стол!«Домой привезу… – размечтался было Коренга. Вспомнил строгого дедушку иоборвал себя: – На обратном пути!»