Половинный код. Тот, кто спасет - Салли Грин Страница 6

Надо еще потренировать память. Например, вспомнить все Дары, которые украл мой отец, по одному на каждое съеденное им человеческое сердце. Подумать только, он, этот убийца, этот ПСИХОПАТ, сидел напротив меня, говорил со мной, дал мне три подарка. И я не могу его ненавидеть, я его даже не боюсь. Он… он внушает мне трепет. Это ведь позитивное чувство – восхищение собственным отцом? Отцом-психом. Психопат он или нет? Не знаю. Я не знаю, как определить психопата. Не знаю, сколько людей надо съесть, прежде чем тебя официально признают психом.

Я снова грызу ногти, хотя они и так обкусаны почти до мяса.

Вот он я, сижу на дереве и грызу ногти – Натан, сын Маркуса, парень, который должен был убить своего отца, который пытался доказать, что не навредит ему, вернув ему нож Фэйрборн, но все испортил, потеряв этот самый нож. Еще я знаю, что в схватке с Маркусом не протяну и секунды, хотя другие считают, что я могу его убить; все хотят, чтобы я пошел и убил своего отца. Мне удалось сбежать от Уолленда и тех Белых Ведьм, которые особенно хотели, чтобы я это сделал, и добраться до Меркури, и что же? Оказалась, она тоже хочет, чтобы я его убил.

Черт! Надо переключиться на что-нибудь позитивное.

Например, на Анну-Лизу. Я часто думал о ней, пока сидел в клетке. Представлял ее себе, воображал, как я трогаю ее, как мы занимаемся сексом и все такое. Хотя у меня никогда ни с кем не было не то что секса, вообще ничего похожего. А за руку я в последний раз держал ее, когда мы сидели на крыше коттеджа Меркури, и все пошло наперекосяк: задул сильный ветер, потащил Анну-Лизу вниз, к Меркури, а меня пригвоздил к крыше. Я помню, как Анна-Лиза лежала внизу, на траве, и ее грудь часто поднималась и опускалась, как будто ей не хватало воздуха, а потом был последний вздох, медленный и такой тяжелый, что больно было смотреть. Вспоминать о нем и то больно.

Кстати, о боли и ненависти – на эту тему тоже можно составить неплохой списочек. Первой в нем будет, конечно, моя сестричка, милая Джессика. Она ненавидела меня лютой ненавистью с тех пор, как я родился, и я платил ей тем же. Потом ее дружок, Клей, вожак Охотников, жестокий и заносчивый болван. Как его не ненавидеть? И еще один скот, Киеран О’Брайен, старший брат Анны-Лизы, который раньше был номером один в моем списке, а теперь едва удерживает в нем третье место. Номер два в нем прочно занимает Сол О’Брайен, член Совета. Он говорил мне, что сам хочет дать мне три подарка, что, по-моему, еще большее извращение, чем держать меня в клетке. Так что он тоже, наверное, психопат. Но психи идут отдельным списком, и нумеро уно в моем – мистер Уолленд. Белый Колдун, который трудился надо мной спокойно, как над подопытной крысой. Это он сделал мне татуировки, которые я ненавижу больше всего на свете.

Вот это позитив!

Зато в этом списке нет Селии. Я перестал ее ненавидеть, и это, наверное, хорошо. Ведь это же позитивно – не испытывать ненависти к тому, кто почти два года держал тебя в клетке? Наверняка. С другой стороны, может быть, это просто означает, что после клетки у меня мозги набекрень. Не знаю. Но Селии в этом списке нет.

И Меркури тоже. Меркури нельзя ненавидеть. С таким же успехом можно питать ненависть к погоде.

Меркури сказала, что освободит Анну-Лизу в обмен на голову моего отца или его сердце. Ни того, ни другого я ей не принесу. Значит, надо найти способ добраться до Меркури, освободить от чар Анну-Лизу и уйти вместе с ней. Это наверняка трудно и опасно, но у меня есть план, и это еще одна позитивная мысль. Вот только мой план – дерьмо, и никогда не сработает, а Меркури наверняка меня убьет.

Хотя как раз на этот счет можно не беспокоиться. В конце концов, все когда-нибудь умрут.

И вообще, сейчас мне хватает проблем и с текущим планом. Больше месяца я сижу здесь и пытаюсь придумать другой сценарий, в котором Габриэль не пришел сюда не потому, что он погиб или попал в плен к Охотникам, а потому, что лежит в громадной постели, читает книгу и ест круассан.

Если бы его схватили, его стали бы пытать, и под пыткой он рассказал бы все. Обо мне, о себе, о Фэйрборне, об Анне-Лизе, и уж наверняка о том, где меня можно найти – в этой пещере, где мы с ним договорились встретиться. Если бы меня пытали, я бы наверняка сказал, значит, и он тоже. Ничего стыдного тут нет. Пытка, которую применяют к Черным Колдунам, раскалывает всякого, никто не в силах выносить ее целый месяц. И все же Охотники до сих пор не пришли за мной. Не пришел и Габриэль. Значит, он умер. Застрелен Охотниками в ту ночь, когда мы украли Фэйрборн. Погиб, спасая меня. А я тут, сижу на дереве и стараюсь мыслить позитивно.

Ох, и мерзкая штука – это позитивное мышление, если вдуматься.

Уже светает, когда я подхожу к коттеджу Меркури. Получив от отца три подарка, я убежал отсюда, но с тех пор бывал тут уже дважды – посмотреть, чем заняты Охотники. Последить за ними для разнообразия.

В первый раз я пришел сюда две недели назад, абсолютно уверенный в том, что никаких Охотников у меня на хвосте нет. Быструю я убил, остальные сами меня потеряли. Я считал, что они решили, что я больше здесь не появлюсь. В конце концов, проку для меня в этом никакого, а риск большой. По этой логике, коттедж должен был быть пуст. Как бы не так! Охотников оказалось целых двенадцать. Похоже, они решили превратить коттедж в базу для поисков Меркури. Где-то рядом с ним магический разрез в пространстве, которым она добиралась до своего настоящего дома. Таким же путем мы с Габриэлем добирались до коттеджа из квартиры в Женеве. Отец говорил мне, что Охотники нашли способ распознавать такие ходы, так что теперь либо Меркури уничтожила его, либо Охотники прошли по нему и убили ее. А если Меркури мертва, то я понятия не имею, что будет с Анной-Лизой. С другой стороны, я не верю, чтобы Меркури проявила беспечность, несообразительность или слабость. Наверняка она уничтожила проход и замела следы, так что эта долина превратилась в тупик и для Охотников, и для меня.

В тот первый раз, когда я вернулся в коттедж, там был Клей, он был в паршивом настроении и жутко орал. С ним была Джессика. У нее теперь длинный шрам ото лба через нос и всю щеку – след от пореза, который нанес ей я, точнее Фэйрборн в моих руках. Клея он, похоже, нисколько не смущал: он и Джессика, судя по всему, по-прежнему были вместе. Он прижал ее к себе одной рукой и поцеловал в кончик носа. Был момент, когда он подошел к самой кромке леса и встал, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Он поднял голову и смотрел, казалось, прямо на меня. Я хорошо спрятался, так что он не мог меня видеть, но впечатление было такое, будто он ждал именно меня.

Неделю назад я снова был в коттедже. Охотников осталось только шесть: я ожидал найти там Клея, думал, он знает, что я вернусь, но его не было. Зато я имел удовольствие лицезреть Киерана. И атмосфера в коттедже в тот раз была совсем другой. Охотники загорали, болтали, занимались всякой ерундой. Прямо как в лагере отдыха каком-то, только это были Охотники, а они никогда не отдыхают. И все равно, вид у них был такой, словно они совершенно не ждали, что вот сейчас сами-знаете-чей-сын выйдет из-за ближайших кустов.