Анатомия теургии - Вадим Скумбриев Страница 60

За спинами пикинёров гулко загрохотал барабан, призывая сомкнуть строй. Тут же сверкнули в лучах заходящего солнца сотни пик, наклоняясь в сторону неприятеля, передние шеренги упёрли древки в землю, готовясь принять удар — но ответом им был залп из пистолетов. В ряды октафидентов будто вонзились отточенные ножи, сшибая людей на снег. И в эти прорехи тут же устремились рейтары.

«Оллиокта!» — грянул слитный крик октафидентов, перекрывший лязг стали и вопли боли.

Альма впервые видела настоящее сражение, и больше всего она хотела прекратить его. «Война сладка тому, кто её не изведал», — цитировал отец какого-то политика Прошлой Империи, и если раньше норна относилась к войне, как к неизбежному злу, то теперь она всё больше понимала Ситиллу. Но, увы, сделать уже ничего не могла.

Барабан гремел всё громче. Поле затягивало сизым пороховым дымом, сгущались сумерки, и только вспышки тут и там озаряли сражающихся. Передние ряды октафидентов смело начисто: кто-то из всадников попал на пики, но рассеянные, лишённые строя солдаты уже не могли сопротивляться всерьёз. Лишь задние шеренги каким-то чудом сумели выдержать этот удар и теперь наступали, пытаясь оттеснить врага. То и дело грохотали пистолеты рейтар, пикинёры падали, но на место погибшего тут же вставал другой. Люди хорошо понимали, что будет, если они сломают строй. От конников не уйти.

И язычники, наконец, дрогнули. Протяжно затрубил боевой рог, затем ещё раз и ещё — и всадники повернули коней, оставляя позади мёртвых и умирающих. Отсюда, с высоты, ворон чётко видел мельчайшие детали на снегу — сломанные пики, изуродованные ударами пуль и мечей трупы, мушкеты, оброненные убитыми. Вслед отступающим стреляли, но опускающаяся на поле тьма уже скрыла их. Лишь ворон продолжал смотреть, легко выделяя чёрные точки на белом снегу.

Потом он полетел дальше, за форт, не желая видеть разворачивающееся внизу мародёрство. И там, на дороге, Альма увидела новые и новые отряды солдат, идущие под красно-жёлтыми знамёнами — флагами Тостига Торкельсона.

— Доброй ночи, Кенельм.

— Доброй ночи, мейстрес Илос.

— Мне нужна твоя помощь.

— Что угодно, мейстрес Илос.

— Скажи… как именно звучал приказ короля, когда он приставил тебя ко мне? Что он сказал?

— Он велел охранять вас и выполнять любые ваши приказы.

— Я должна выехать за пределы лагеря так, чтобы никто не обратил на это внимание. Потом — к форту и обратно. Ты сможешь сопровождать меня?

Она знала, что на этот вопрос Кенельм не сможет ответить так же просто. И хускэрл действительно колебался — секунду, не больше.

— Его величество приказал мне слушаться вас во всём. Он не говорил, что следует выполнять, а что нет.

— Спасибо. Если так, седлай коня.

Это было рискованно — рискованно именно в этот момент. Джаана могла бы съездить и одна, не будь часовых у входа в лагерь. Они, конечно, выпустили бы её, но непременно доложили бы королю, и кто знает, что может заподозрить Тостиг? Они доложат и сейчас, но Кенельм за спиной менял всё. Джаана каждый вечер выезжала на прогулку, будучи не в силах терпеть запахи и звуки лагеря. Но каждый раз она брала с собой Кенельма, и этой ночью не собиралась изменять привычке.

Разве что гулять собиралась немного дольше обычного, да немного рискнуть жизнью.

Никто не попытался её остановить. Часовые молча открыли ворота, выпуская джумарку — если они и подумали что-то насчёт глупой идеи куда-то отправляться, когда враг под боком, то держали мысли при себе. Солдаты вообще сторонились её, лишь Кенельму некуда было деваться. Но если поначалу он тоже старался молчать, то теперь, кажется, Джаане удалось заставить его изменить своё отношение.

— Могу ли я спросить, зачем это нужно? — проронил он, когда частокол растаял в ночной мгле, и лишь редкие огни костров указывали на присутствие людей.

Джаана могла бы не отвечать. Раз согласившись, Кенельм отправился бы с ней до конца. Но если уж она доверилась ему в одном, какой смысл скрывать остальное? Уж он-то имел право знать, ведь если король что-то прознает, на плаху отправятся оба.

— Я привезла из Джумара знания, которые оказались слишком опасны для одного человека, — сказала она. — Думала, Тостиг будет достоин их больше, чем архагет Джахандар. Я ошибалась.

— Гарольд ничуть не достойней своего брата.

— Да, я знаю. Поэтому и хочу отдать знания не ему, а тому, кто распорядится ими лучше, чем они оба.

— Вы уверены?

— Совершенно.

— Надо думать, вы были уверены и тогда, на приёме у короля.

— Нет, — Джаана позволила себе усмешку. — Я лишь предполагала. В этом мире трудно быть уверенным хоть в чём-то.

— Знай я раньше, сказал бы сразу, что вы ошибаетесь.

— Увы. Знай я раньше, что могла тебе довериться… — она вздохнула. — Но теперь чего уж там. Нужно исправлять ошибки, а не плакать о них.

— Это верно.

Они миновали насыпи, сделанные для защиты пушек осаждающих от огня из крепости — но самих пушек не было, их увезли в лагерь. Тостиг не собирался осаждать форт, особенно теперь, когда по ту сторону границы уже стоял Гарольд Торкельсон. Но разрушать насыпи никто, конечно, не стал, и теперь они указывали Джаане путь.

Вскоре они ступили на гласис, занесённый свежим снегом, но форт оставался безмолвным. Ни единого огонька в бойницах, никакого движения на куртинах. Будто и не было никакой осады вовсе. Джаана могла лишь гадать, получил ли Магнус её весть — магические способы связи были не надёжней живых гонцов, но, судя по этому молчанию, зов был услышан. Иначе их не оставили бы без внимания: здесь, на ровном поле гласиса да на белом снегу, в эту лунную ночь не заметить двух всадников было невозможно.

А вскоре она увидела и силуэты людей, едва видимые на фоне тёмных ворот. Их было трое.

Лошади медленно шагали по снегу.

Одного из встречающих Джаана не знала — это был суровый вояка, наверняка комендант форта. Второй была Гита — вот, значит, куда она в конце концов добралась. А лицо третьего джумарка узнала ещё издалека, и только тогда позволила себе тихий вздох облегчения. Её затея удалась. Нужно лишь уговорить Магнуса. А дальше… какая разница, что будет дальше?

— Дождя и теней, учитель, — сказала она на языке Джумара, останавливая коня.

— Дождя и теней, ученица, — на северном наречии ответил Магнус. Его лицо было непроницаемым, как и всегда. — Ты выбрала не лучшее время для встречи.

— Я знаю, кириос Магнус, — она спешилась и шагнула ближе. — Но я приехала сюда только сегодня, а завтра будет уже поздно.

Некромант ждал, глядя ей в глаза. Гита тоже смотрела — но не на неё, а куда-то за спину. Смотрела и хмурилась, качая головой.

— Я хочу отдать тебе то, что Фируз нашёл в пустыне. И то, к чему он пришёл, изучая это.