Викториум - Владимир Ралдугин Страница 63

Губернский секретарь уже было вскинулся. Хотел мне ответить достойной репликой. Но я остановил его взмахом руки. И обернулся к Дядько.

— Поспешите, — сказал я. — Мы не знаем характера местности, так что лучше покончить с нашим делом поскорее.

— Слушаюсь, — взял под козырек Дядько и поспешил отъехать от нас со Штейнеманом подальше.

Вот тогда-то я и обрушился на губернского секретаря.

— Вы что из ума выжили, Штейнеман? — Я говорил почти шепотом, хотя отчаянно хотелось наорать на него. — Болтать такое. И кому? И при ком? Я — офицер Жандармского корпуса. Не забыли еще? Я за такие слова должен был сразу отправить вас под арест! Вас из Горного не за вольнодумство ли выгнали, а? Или может, вы в какой-то нелегальной организации состояли. А к посольству вас приписали, чтобы убрать подальше?

И по тому, как вспыхнул Штейнеман, я понял, что попал в самую точку. Собственно, тут и думать особенно нечего. Все на поверхности лежит. Что может делать бывший студент Горного института в русском посольстве за границей? Да еще и в столь низком ранге.

— Раз вас отправили со мной, то вы, значит, еще не под надзором, — добавил я. — Но если продолжите высказываться в том же духе, мигом окажетесь. И сразу под гласным. А то и в Сибири будете на практике воплощать знания, полученные в Горном институте.

— Донесете, слуга государев? — буркнул Штейнеман.

— Не успею, — усмехнулся я. — У меня и без доносов дел будет уйма. А вот Дядько первым делом побежит к Зиновьеву докладывать о змее, пригретой на груди. Так что, Штейнеман, впредь вам стоит думать если не о том, что, то хотя бы о том, при ком вы болтаете.

И словно бы в подтверждение моих слов прозвучал одиночный выстрел. Мы со Штейнеманом обернулись на его звук. Один из казаков, видимо, тот самый Евланов, все еще продолжал держать у плеча карабин с дымящимся стволом. А головной убых медленно сползал с седла. Вряд ли он снова заберется в него.

— Евланов! — крикнул я приказному. — Ко мне!

Тот подъехал, все еще продолжая держать карабин в руке. Словно доказательство своей победы. Я вынул из кошелька один из трех своих империалов и кинул казаку.

— Держи, — подмигнул ему я. — Заслужил. Отличный выстрел.

— Благодарствую, — ответил Евланов, пряча монету за пазуху.

Этот выстрел заставил убыхов стать осторожнее. Однако от слежки, конечно же, так просто избавиться нам не удалось. То и дело даже мне удавалось заметить конные фигуры в лохматых шапках и черкесках. Правда, по нам еще ни разу не стреляли. А значит, следят за нами не просто бандиты. Что меня, надо сказать, сильно волновало.

— Вашбродь, — спросил у меня Дядько, когда я поделился с ним своими подозрениями, — а почему не бандиты-то? Может, убыхи эти в сговоре с курдами? Теми, которых мы разогнали тогда. Вот и выслеживают для них.

— Пятый день? — усомнился я. — Не может быть. Нас могли взять на ночевках. В деревнях. В придорожных духанах. Сколько раз уже можно было устроить на нас засаду. Да и убыхов этих больше, чем нас. Могли бы и сами давно засаду подстроить, если бы захотели. Так ведь нет! Следят. А это значит, что нужны им не мы.

— А кто? — не понял мою мысль Дядько.

— Место, куда мы едем, — ответил я. Конечно, растолковывать все вахмистру было не слишком удобно, но, видимо, я слишком эмоционально и сумбурно излагал свои мысли.

— И потому они с докладом людей отправляют, — покивал Дядько. — А за нами идет враг посерьезнее. Когда мы на место прибудем, там он и даст прикурить.

— Все верно, — согласился я. — Только еще неизвестно, кто кому прикурить даст. Мы ведь толком и не знаем, что ждет нас на месте. А пока неплохо было бы оценить силы противника у нас в тылу. Отправьте кого-нибудь из ваших людей за очередным убыхом-посыльным. Пускай проследит, куда они донесения отправляют. Только чтобы при первом же признаке опасности сразу назад.

— Эх, самому бы поехать, — протянул, с надеждой глянув на меня, Дядько. Но я отрицательно покачал головой. Вахмистр и Дежнев, толмач, нужны были мне тут. — Ладно, отправлю Осьмакова. Он казак осмотрительный и рассудительный, на рожон не полезет.

Вечером следующего дня, когда от группы хорошо видимых на равнине убыхов отделился всадник, за ним на внушительном отдалении последовал и Осьмаков. Вернулся осмотрительный и рассудительный казак следующим утром. И принес такие новости.

— Значит так все оно было, — произнес он с какой-то тяжеловесной нерасторопностью. — Ехал я за тем убыхом всю ночь. А к полуночи ближе, стал-быть, встретили его. Убыха то есть. Я уж думал, что приятели то его. Но нет. Он к тем двум, что верхами подъехал. А ему тут же пулю в грудь и секир башка по всей форме выписали. — Осьмаков рубанул ладонью воздух, показывая, как именно делали это самое «секир башка». — Порылись в вещах его. Убыха-то. Даже под черкеску заглянули. Достали донесение. И уехали. Меня, слава богу, не заметили. Хотя луна ярко светила. И звезды тоже.

— А раз и луна и звезды ярко светили, — спросил я у Осьмакова, — то ты, верно, и тех двоих разглядел? Тех, кто убыху секир башка делал?

— Разглядел конечным делом, как не разглядеть-то, — покивал казак. — Насмотрелся я на них и в Турецкую, и тут уже, в Стамбуле-городе. Янычары то были. Гвардейские. Они, сталбыть, и сделали убыху тому секир башка. По всей форме выписали.

— Спасибо, казак, — поблагодарил его я и обернулся к Дядько: — Вахмистр, вы хоть что-нибудь понимаете в том, что творится, а? У меня уже голова кругом пошла, если честно.

— Я тоже ничего не пойму, — поддержал меня вахмистр. — Убыхи за нами следят. А их свои же, турки, и режут. Да еще и янычары гвардейские. Тем вовсе по их статуту положено в Стамбуле торчать безвылазно и падишаха охранять. Одно, вашбродь, я точно понимаю. Куда бы ни ехали мы с вами, а ехать туда нам надо быстро. Покуда в тылу у нас неразбериха идет. А то как разберутся турки друг с другом, так и примутся за нас. И тогда, чует мое сердце, тяжко нам придется. Очень тяжко.

Ничего я ему не ответил тогда. Да и что было говорить? Оставалось только молиться, чтобы слова вахмистра не оказались пророческими.

Прошло еще три дня нашего путешествия по просторам Левантийского султаната. Эта страна, конечно, не превосходила мою родную Русскую империю по размеру, но уж точно не уступала ей. Однако по равнинам султаната почти не ползали поезда — железных дорог было очень мало. Да и те в основном находились в окрестностях Стамбула. И местами нам открывались картины настоящего средневековья. Как будто местное население застряло в дремучих веках. Хотя, как едко заметил Штейнеман, в русской глубинке царило то же самое Средневековье. Только место ислама и шариата занимали кондовое православие и домострой, густо замешанные на розгах и битье вожжами. Тут я с ним поспорить не мог. Приходилось мне по долгу службы бывать — правда, нечасто — за пределами столичного города. Вот вроде бы отъехал от столицы недалеко совсем. Кажется, обернись — увидишь свет в окнах домов. Но нет. Не на пару десятков верст ты отъехал, а на пару веков в прошлое. Если не больше.