Приют охотника - Дейв Дункан Страница 68

Позже он пригласил свою тогдашнюю подружку, чтобы она познакомилась со мной, не забыв приказать, чтобы она захватила с собой что-нибудь из его запасной одежды. Завернутый в полотенце, я был представлен одной из самых прелестных дам, каких только можно себе представить. Он всегда отхватывал себе самых лучших. Она выступала здесь в качестве его жены, ибо «Щит» ревностно блюдет свою репутацию, и даже Мюни приходилось соблюдать некоторые приличия, если он хотел оставаться здесь.

Жизнь моя сразу же утратила покой. Мне не терпелось приступить к поискам исчезнувшего наследника, но общество Мюни оставляло мало времени на все остальное.

Где-то на третий день я, пошатываясь, вернулся в свой номер после продолжавшихся почти всю ночь расспросов в заведениях куда худшей репутации. Время близилось к рассвету. Не успел я стащить с себя одежду, как в номер мой ворвался Мюни – чисто выбритый, неотразимый, как всегда улыбающийся.

– Омар! – возгласил он. – Рад видеть, что ты уже встал! Река поднялась! Я арендовал пару гнилых посудин – устроим соревнования по гребле!

Я нырнул в кровать и натянул одеяло на голову. Он попытался сорвать его с меня.

– Мне надо работать! – возмутился я.

Он ухмыльнулся.

– Тогда с какой стати ты пьянствуешь ночь напролет?

– Какое же это пьянство? Рассказываю истории, задаю вопросы, слушаю. Разведка.

– Ба! Ты начал не с того конца! Тебе надо побеседовать со священниками, с ноблями, а не путаться со всяким сбродом. Можешь вернуться к нему потом, если ничего другого не получится. Начни с отцов города, а потом спускайся вниз.

– По опыту своему я знаю, что сброд не только интереснее и больше знает, но и охотнее готов помочь. Отцы города пожалеют мне и ваксы со своих башмаков, – во всяком случае, без уймы подготовительной работы.

– Ба! – повторил Мюни, и в глазах его появился хорошо знакомый мне опасный блеск. – Они послушают меня! Скажи, если я устрою тебе встречу с городской верхушкой, ты пойдешь грести со мной?

Я сдался, готовый на все, только бы меня оставили в покое. Не прошло, однако, и двух часов, как он вылил мне на голову полный графин воды и объявил, что пора идти и все только меня и ждут.

Одну лодку мы разбили на первом же перекате – разумеется, ту, в которой сидел и я. Как ни странно, никто не утонул, хотя почти все нахватали изрядно синяков. Мюни забрал нас в свою лодку, и мы отправились дальше. Эта продержалась аж до Громового водопада. Мы развели костер, чтобы просушиться немного, но лошадей подали быстрее, чем ожидалось. Оживленным галопом вернулись мы в «Щит маркграфа».

Я едва успел переодеться поприличнее, как начали съезжаться отцы города – купцы, нобли, священники. Возглавлял всю эту компанию бургомистр собственной персоной. В большой зале собрались по меньшей мере тридцать мужчин и несколько видных дам. Они расселись и стали ждать, что хочет от них устроитель встречи. Нет, право же, полезно быть чьим-нибудь братом! Гостиничная прислуга прыгала вокруг как лягушки.

Мюни представил меня и предложил мне изложить свою просьбу. Чувствуя себя так, словно квалифицированные палачи терзали меня без устали сорок дней и сорок ночей, я начал рассказ о пророчестве Хола.

Мюни уже слышал его от меня, поэтому тихонько отошел в сторону. Возможно, он увлекся обдумыванием очередной пакости. Если он и в самом деле думал об этом, он преуспел весьма и весьма. Далее мне придется полагаться на его рассказ, поведанный мне позже.

В гостиницу вошла пожилая матрона с увесистой на вид сумкой. Вся прислуга, как я уже сказал, пребывала в панике по случаю такого нашествия богатства и власти, и в вестибюле не оказалось ни единого портье.

Повинуясь безошибочному инстинкту на скандал, Мюни поклонился.

– Могу я помочь вам чем-нибудь, сударыня? – предложил он.

Старая дама поколебалась, беспомощно огляделась по сторонам и пробормотала что-то вроде: «Не могли бы вы найти мне кого-нибудь, кто поднял бы багаж в номер?»

Мюни без лишних слов взял у нее сумку и подал ей руку.

Они поднялись по лестнице вместе.

– Не будете ли вы так добры, молодой человек, – сказала она, отперев дверь, – положить сумку на кровать?

Когда Мюни, как ему и было сказано, укладывал сумку на кровать, он услышал щелчок замка. Он обернулся и увидел, что женщина срывает с себя одежду. Как выяснилось, уверял он меня потом, она оказалась по меньшей мере лет на пятьдесят моложе, чем показалось ему вначале, и вообще являла собой потрясающий экземпляр цветущей девицы на выданье.

Тем не менее он поклонился ей как ни в чем не бывало.

– Не могу ли я услужить вам еще чем-нибудь, сударыня?

Она все еще стояла у двери.

– Я сейчас закричу, – спокойно сообщила она. – Вы вломились сюда и пытались меня изнасиловать.

– Не помню, чтобы у меня было такое намерение, сударыня, но теперь, когда вы сказали это, я должен признать, что идея не так уж плоха.

Зная Мюни, я не сомневаюсь, что он оставался совершенно спокоен, и полагаю, это его спокойствие несколько обескуражило ее. Должно быть, она знала, что он член влиятельной и весьма уважаемой семьи. Должно быть, она знала, что внизу собралась почти вся знать Гильдербурга, – но она не довела разведку до конца. Если что и беспокоило когда-либо молодого вальдграфа, то не скандалы.

– Я закричу! – повторила она. – Ваша жена…

– Какая жена? – Мюни всегда отличался быстротой реакции. Он швырнул в нее подушку. Разумеется, она отмахнулась от нее, но он уже набросился на нее, накрыв ей лицо другой подушкой. Он отволок ее на кровать и привязал к ней лентами, оторванными от простыней. Не спрашивайте меня, как это можно сделать при сопротивлении жертвы. Мюни есть Мюни. Впрочем, даже ему это, должно быть, далось не очень просто.

Он так и не сказал мне, продолжал ли он в том же духе или ограничился этим, а я не спрашивал. Собственно, ничего другого она не заслуживала, однако при всей своей дьявольской бесшабашности Мюни не лишен странной для такого забулдыги галантности. Он буен и порой опасен, но он не садист. Впрочем, это вовсе бы не испортило игры, так что как знать?

Однако я внизу не знал ничего этого. Я как раз подошел к кульминации рассказа, когда по лестнице вразвалочку спустился вальдграф Мюнстер, неся на плече обнаженную девушку, связанную и с кляпом во рту. Стройный, элегантный и невозмутимый, пронес он ее через весь зал к дверям, осторожно поставил на входные ступени и вернулся в зал, вытирая руки.

Отцы города взорвались как пороховая бочка. Мюни, его подружку и меня изгнали из города. Не одна неделя прошла, прежде чем я осмелился пробраться обратно в Гильдербург, чтобы возобновить свои поиски по кабакам и борделям.

Последний раз я видел вальдграфа Мюнстера, когда он собирался на какое-то грандиозное семейное собрание в обществе ручной обезьянки, украденной им из цирка.