Черный хрусталь - Алексей Бессонов Страница 7

– Нам не следовало мочить ног, – тихо объяснил он, глядя, как матросы несут на берег небольшой сундучок. – Здесь рядом – поселок. Мы обойдем его по холмам, так, чтобы спуститься с противоположной стороны, и купим у одного человека лошадей.

– Он предупрежден? – спросил я, ощущая легкую дрожь предстоящего приключения.

– Он ждет гостей, – едва слышно усмехнулся Эйно.

Купленная для меня лошадь оказалась с норовом. Каурая кобылка то и дело взбрыкивала, нервно реагируя на повод, и злобно храпела, оглядываясь на массивного черного мерина Эйно. Сказать по совести, я с удовольствием поменялся бы с ним, но, к моему изумлению, он держался на лошади еще хуже, чем я. Эйно трясся в седле, словно древний монах, на склоне лет впервые посланный за милостыней. Езда доставляла ему мучения, но он героически делал вид, что все в порядке и даже улыбался, нещадно отбивая спину своего черного евнуха.

– Да, – сказал он, когда мы взобрались на невысокий холм, и внизу появились башенки городка, фальшиво вызолоченные закатным солнцем, – ну не рожден я для седла… честно говоря, я родился в таком же маленьком поселке – только стоял он на берегу огромной бухты, куда часто заходили королевские корабли. И рос я, соответственно, уже в море.

– Ваш отец был вельможей? – осторожно поинтересовался я.

– Моему отцу принадлежала половина побережья нашего острова, – вдруг скривился Эйно и, неловко ткнув мерина каблуками, бросил его вниз по склону.

Моя кобыла рванула следом без команды.

Городишко встретил нас запахом жареных цыплят и криками святых братьев, созывавших народ на вечернюю молитву. В Гайтании молиться любили. Типичный гайтанец представлялся мне неряшливым скрягой, готовым удавиться за каждый медный грош, зато всегда радующимся молитве как способу выпросить у богов побольше этих самых грошей. Разглядывая грязноватые вывески различных заведений, Эйно осторожно вел меня по узким улочкам – в сточных канавах копошились чумазые дети, из окон вторых этажей то и дело высовывались женские лица в обрамлении несвежих чепцов, – и наконец он уверенно остановил коня возле довольно чистой таверны под названием «Старый мост». По-видимому, решил я, моряк искал дорогу, руководствуясь ранее описанными ему ориентирами. Для него, владевшего сложным искусством навигации по солнцу и звездам, это не было трудной задачей.

Привязав лошадей, мы вошли в большой зал, освещаемый стрельчатыми окнами, напоминавшими собой бойницы старых замков. Народу здесь было полно – под темными деревянными балками потолка гудел разноголосый гомон, – но его явственно перекрывал визгливый мужской голос:

– Мозги, я говорю! Мозги, бездельник! Вчерашние, э? Не врать мне! Вчерашние у тебя мозги?

– Что вы, сье, – отвечал разносчик, – мозги у нас самые что ни на есть свежайшие, сегодняшние… извольте видеть… А если мозги вам так не по вкусу, то извольте приказать вот супчику… джонджолей под головизну, все самого первого сорта…

– Джонджолей! Мозги мало того, что вчерашние, так еще и недожаренные!..

Эйно повернул на голос, и я увидел упитанного господина средних лет, одетого в модные, но уже изрядно заляпанные жиром одежды гайтанского вельможи. Под неряшливым кафтаном виднелась темная, тонкой работы кольчуга, – а впрочем, разглядеть ее ценность мог лишь взгляд внимательного или посвященного. Я всегда славился своей наблюдательностью. Это был солдат, вернее, офицер гайтанского короля, старавшийся, чтобы его принимали за повесу. Именно в его компанию и устремился Эйно.

– Айек! – горестно воскликнул моряк. – Старый Айек!

– О небо, старина! – завопил вдруг наш таинственный обжора. – Какими судьбами, здесь, в этой проклятой дыре!

– Бежим, бежим с малолетним сыном… это все, что у меня осталось, друг мой. Может быть, вы не откажетесь угостить двух нищих странников, спасающихся от варваров, разоривших нашу прекрасную землю?

– Императорских червей, да побольше! – рявкнул Айек. – Принесите вина! И уберите, наконец, эти ваши м-мозги, чтоб они приснились твоему повару, негодяй!

У него были лукавые, веселые глазки. Пухлые пальцы вельможи то и дело шевелились, теребя то вилку, то смятую полотняную салфетку, – в этих лукавых глазах проглядывала тревога.

– Рад приветствовать, – прошипел он, когда разносчик, подхватив блюдо с недожаренными мозгами, умчался в поисках неведомых мне «Императорских червей».

– Где мои векселя? – так же тихо проговорил Эйно по-гайтански.

– Он не прибыл, дружище… я жду его с самого утра, но его все нет. У меня есть кое-какие сомнения… сейчас мы поужинаем, и я отведу вас в одно место – здесь неподалеку: может быть, он ждет меня там. Но это странно…

– Это действительно странно, – Эйно недобро закусил губу.

– Вы что же, подозреваете меня?

– Я не говорил этого.

Айек шумно рыгнул и неожиданно поднялся из-за стола.

– Какой вздорный тип, – пробормотал я, неприязненно глядя ему в спину.

– Для тебя, – тихонько рассмеялся Эйно. – И для всех остальных, для тех, кто запомнит орущего обжору и пару неприметных беглецов…

Он вернулся через несколько минут – довольно икая и застегивая на ходу свои аляповатые бархатные штаны. Почти тотчас же к столу подбежал разносчик.

– Ваши черви, граф, – подобострастно объявил он, расставляя на столе множество глиняных горшочков.

Заглянув в один из них, я обомлел: передо мной, видимо, находились самые настоящие черви, замоченные в винном уксусе. О таком блюде мне слышать не приходилось. Я поднял на Айека недоуменные глаза, но тот добродушно махнул пухлой ладошкой:

– Превосходная закуска, сынок. Князь, вы разрешаете своему малышу пить вино?

– Этот малыш – мой лекарь, – проскрипел Эйно с непонятным мне раздражением. – Если он не научится пить, то проживет, право слово, совсем недолго.

Глотнув сладкого, как мед, вина, я решительно загнал свою вилку в горшок с проклятыми червяками. К моему изумлению, они оказались весьма недурны, отдаленно напоминая устриц. Путешествие по пыльным гайтанским дорогам утомило меня, и я сам не заметил, как умял весь горшок.

– Ну что, – громко спросил Айек, глядя на Эйно, – вы утолили свой голод, друзья? Пойдемте отсюда – я знаю место, где хозяйка подает превосходное вино.

На стол звонко шлепнулась монета, и мы вышли на улицу.

Не говоря лишнего, Айек отвязал своего грязно-белого жеребца и коротко махнул рукой в красной перчатке.

– За мной, господа.

Вскоре городок оказался за нашими спинами. В сгущающихся сумерках мы перебрались через глубокий зловонный ручей и выехали на небольшой луг. На опушке леса темнело какое-то приземистое строение.

– Это что же, хлев? – поинтересовался Эйно, недовольно втягивая носом воздух.