Жена тигра - Теа Обрехт Страница 70

Вечер начался с благословения, которое было нацарапано от руки на куске ядовито-зеленой бумаги, то есть оказалось исходно неудобочитаемым. Даре медленно проговорил его вслух, спотыкаясь на каждом слове и не забывая помянуть Отца и Сына. Впрочем, некоторые формулировки настолько его озадачивали, что он был вынужден время от времени призывать на помощь кое-кого из своих приятелей-землекопов. Пока они общими усилиями пытались расшифровать это руководство к действию, я представляла себе ту каргу, которая и составила это немыслимое наставление. Мне казалось, что она сидит одна в своем маленьком холодном домишке в стороне от деревни, такая же подслеповатая, как старая жаба, с такими же некрепкими, плохо слушающимися ногами. Все свои оставшиеся силы до последней капли колдунья посвящает составлению подобных благословений и наставлений, которые, разумеется, знает наизусть, но писать их ей никогда еще не доводилось. Ее почерк и умение излагать свои мысли заставляли землекопов прямо-таки выть от невозможности разобрать и то и другое. От этого их желание все сделать как полагается казалось не совсем искренним. Образ той согбенной, закутанной в шаль деревенской ведьмы должен был придать всему действу некую глубину и особое благородство, заодно и устрашить любопытных, собравшихся у изгороди, протяжным, глухим, долго не смолкающим эхом настоящего колдовства. Однако же нестройные причитания землекопов, пытавшихся разобрать старухино наставление, заставили собравшихся им подсказывать. В итоге вся толпа принялась ровно гудеть: «Обмойте и унесите с собой прах покойного, оставьте лишь его сердце». Этот гул зародился среди тех, кто был изрядно навеселе, но довольно скоро охватил уже всю толпу.

Наконец тот коренастый землекоп не выдержал, повернулся в сторону этой гудящей толпы и бесстрашно заорал:

— Да замолчите вы, так вашу мать!

— Прекрати материться, — велел ему Даре и тут же потерял то место, где читал. — Нет, это не здесь… — бормотал он, а потом спросил у фра Антуна: — Может, мне с самого начала начать?

— Я право не знаю. — Монах развел руками.

Надо сказать, что фра Антун то и дело довольно беспомощно размахивал кадильницей над пресловутым чемоданом с останками, пока Даре мучительно разбирал текст на ядовито-зеленой бумаге, а остальные землекопы кашляли и крестились. Но той девочки с матерью я по-прежнему нигде не замечала.

Долгий жаркий день, усугубленный моим чрезмерно ранним пробуждением и тем, что произошло утром на винограднике, явно начинал сказываться. Я пребывала в каком-то странном оцепенении, словно долгие годы только и ждала, когда же наконец найдутся останки этого человека, хотя на самом деле лишь сегодня утром впервые о нем услышала. Неким странным образом мое пребывание в Здревкове изменило все во мне и вокруг меня. Я, пожалуй, и сама уже не могла понять, чего, собственно, жду и на что надеюсь. Рюкзак я по-прежнему держала на коленях, в нем лежали вещи моего покойного деда. Я все думала, как будут выглядеть без него часы, бумажник и шляпа, низведенные отсутствием хозяина до уровня тех жалких предметов обихода, которые можно отыскать на блошином рынке или где-нибудь в кладовке на чердаке.

Перед открытием чемодан окропили святой водой, настоянной на особых травах, которую привезли с собой землекопы. Фра Антун самолично проделал все это, а затем Даре попытался открыть чемодан. Ничего удивительного, что молния, проведя лет десять в земле, действовать не пожелала, в итоге было решено использовать нож. Кто-то бросился в дом, но Нада успела протянуть Даре большой кухонный секач прямо с балкона, и землекопы стали решать, в каком месте лучше сделать разрез. Толпа любопытствующих притихла. Даре взмахнул ножом, с резким скрипом вспорол старую кожу. Почти сразу же в воздухе почувствовался сильный запах тлена, а из чемодана с останками донеслись жутковатые стоны, чем-то похожие на звуки скрипки. Толпа, вытянувшаяся вдоль виноградника, испуганно охнула. Кто-то у меня за спиной шепотом взывал к Господу, многие опасливо крестились.

Зора между тем внимательно наблюдала за происходящим и напоминала натянутую струну. Впоследствии я узнала, что еще до того, как все это началось, она спросила у Даре, действительно ли он надеется найти сердце в чемодане, закопанном им когда-то, и он ей ответил: «Вы что, за идиота меня принимаете?», на что Зора — вот уж действительно чудо! — умудрилась промолчать. Но теперь стоны, доносившиеся из чемодана, поистине привели в ужас всех собравшихся. Люди принялись истерически молиться, и Зора не могла больше сдерживаться.

— Это же просто газы наружу вырываются! — воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь.

На землекопов ее слова не произвели ни малейшего впечатления. Они снова запели, завыли, запричитали. Фра Антун на этот раз отказался даже прикасаться к их бутылке с травами и якобы святой водой, но по-прежнему терпеливо размахивал над чемоданом с останками своим кадилом, посверкивающим в лучах заходящего солнца. Зора явно выжидала, надеясь все же высказать свое мнение относительно происходящего, но минута шла за минутой, а такая возможность ей все никак не предоставлялась. В конце концов она отступила назад, к той стороне виноградника, где стояла я, поднялась чуть выше по склону, вытерла руки о халат и остановилась рядом со мной. Я прижалась к каменной изгороди, освобождая для нее место.

— Твоя бабушка прислала послание на мой пейджер, — сказала она, сунула мне свой халат, стянула с себя свитер и кинула его на землю у моих ног.

Подруга уселась, взяла у меня халат, положила его на колени и сказала, не оборачиваясь ко мне:

— Она написала, что, если ты откроешь пакет, домой можешь не возвращаться. — На шее у Зоры капельками выступила испарина — она долгое время стояла слишком близко к огню. — Несколько раз это повторила.

Два месяца назад Зора стала пользоваться новыми духами, и я еще не успела привыкнуть к их запаху, чужому для меня. Сейчас она сидела совсем близко, с пропахшими дымом волосами. Усталость, накопившаяся за день, по каплям выходила из нее вместе со слабым запахом спирта, мыла, сигарет и того дезинфицирующего средства, которое дала ей с собой ее мать. Я чувствовала резкий медицинский запах халата, видела сережки, чуть влажные от пота, и понимала: она снова ко мне вернулась. Все то, что, как можно было ожидать, Зора хотела бы мне высказать, попросту осталось висеть между нами. Теперь я сама уже не могла вспомнить те слова, которые заранее приготовила в ответ на ее возможные упреки.

Даре, смочив святой водой очередной чистый лоскут, осторожно, кость за костью, вытаскивал разрозненные части своего родственника из чемодана и с нежностью их протирал. Длинные желтоватые кости ног уже были бережно выложены на чистой простыне, предусмотрительно расстеленной на земле. Остальные землекопы курили, сгрудившись вокруг него спиной к ограде и к зрителям. Скрывая собственными спинами подробности этого странного ритуала, они тихо переговаривались и оживленно жестикулировали, обсуждая то ли советы той деревенской гадалки, то ли неуместное любопытство публики, собравшейся за оградой. Впрочем, многие догадались, что самая интересная часть уже позади, и постепенно начинали терять интерес к происходящему.