Трон Знания. Книга 4 - Такаббир Эль Кебади Страница 72

– Ты говорил, что стал учеником Шотююна в четыре года.

– Всё верно. Я получил травму в два года и не разговаривал до семи лет.

– Тебе было всего два года...

Иштар кивнул.

– А Хёску?

– Десять.

Малика ладонью стёрла со стекла рисунок:

– Я прощаю его.

– Я уже вынес приговор. Казнь отложили на несколько дней.

– Я закрою Хёска в его доме, и туда никто не войдёт. Но я ведь могу запечатывать не только двери. Верно?

Иштар перевёл взгляд на Малику:

– Верно.

– Я прощаю его, а тебя – нет. Вместо того чтобы заступиться за друга, ты взвалил на него свою вину. Ты не умеешь дружить, Иштар. Я покину Ракшаду первым же кораблём и увезу с собой Галисию. Ты поступил с ней не по-мужски. Ты мог бы с ней встретиться и объяснить, почему передумал жениться.

– Ты в Ракшаде. Здесь мужчины не разговаривают с женщинами.

Глядя в окно, Малика улыбнулась:

– Я отвечу на твой вопрос. Да, я танцевала с Адэром. Я люблю его, Иштар. Люблю его так, как не способна любить ни одна женщина на свете. Я прощаю ему всё и принимаю его таким, какой он есть. Его поступки, его слабости разрывают моё сердце, но я продолжаю его любить. Я так люблю его, Иштар, что каждый день, каждый час я расплёскиваю свою жизнь, как воду из чаши, смотрю на донышко, понимаю, что скоро конец, и жалею, что у меня нет второй жизни, чтобы отдать ему.

– А он тебя любит?

– Любит.

– И поэтому отпустил?

– Он выжигает свою любовь другими женщинами, временем и расстоянием. Даже в этом я его понимаю. Мы не признавались друг другу в чувствах и не давали друг другу обещаний. Мы разыгрывали спектакль. Наши роли помогали нам жить и не позволяли появиться призрачной надежде. Когда я вернусь, мы вновь наденем маски, но наш свет станет ярче, наши чувства станут жарче. Ты не знаешь, что такое любовь, и не знаешь, что такое дружба. И мне грустно, что я в тебе ошиблась. – Малика спрыгнула с подоконника и скрылась в смежной комнате.

Через три дня Хёск сообщил, что лестница готова, и Кеишраб замолкнет на всю ночь. Облачившись в фиолетовое платье, Малика надела непрозрачную чаруш, застегнула на шее зажим и перед рассветом вошла в тёмный зал. За стенами гудел ветер, стеклянный купол покрылся слоем пыли и песка, но Малика этого не видела, как не видела возле входной двери двух воинов.

Хёск взял её за руку и провёл к лестнице. Малика встала к ней спиной. Нащупывая ногами ступени, начала подниматься. Она хотела повторить все действия задом наперёд, надеясь, что это поможет избавиться от видений.

Сейчас в ушах раздавались щелчки плёток, ругань надсмотрщиков и крики рабов. По напольным плитам скрипели деревянные переносные лестницы. Вверху грохотало. Вспышки молний озаряли зал. На чаруш упали капли дождя. Но Малика знала, что всё это происходило в далёком прошлом, которое слилось с её настоящим.

Она поднималась по лестнице, как когда-то спускалась после возложения тиары, и проговаривала на каждой ступени:

– Всё, что дал мне – возвращаю.

Ступив на последнюю площадку, вошла спиной вперёд во Врата Сокровенного и натолкнулась на трон. Теперь разворот и обратно. Главное – не оступиться на краю площадки.

Ещё один разворот – лицом к залу. Теперь снять зажим, положить на пол справа от себя, теперь снова надеть его, и очередной разворот – спиной к лестнице.

Малика осторожно спускалась, вновь проговаривая на каждой ступени:

– Всё, что дал мне – возвращаю. Всё, что дал мне – возвращаю.

Тяжелее всего приходилось на лестничных пролётах: Малика не знала, сколько необходимо сделать шагов до края, и передвигалась маленьким шажками.

Слуховые галлюцинации истончались, шум дождя затихал – вместо него появились завывание ветра и шуршание песка на стеклянном куполе.

Ступив на пол, Малика уселась на пятки. Сто семьдесят ступеней туда, сто семьдесят ступеней обратно – и всё вперёд спиной. Сложный путь забрал все силы.

– Ну что? – спросил Хёск, склонившись над ней.

– Ещё не знаю. – Отдышавшись, Малика упёрлась руками в пол и поднялась на ноги. – Пойду переоденусь. Ты отведёшь меня во дворец?

– Мне нельзя.

– Кто так решил?

– Я под арестом.

– Кто может запретить шабире взять тебя в провожатые?

– Никто. Не хочешь дождаться утра?

– Мне не терпится проверить: получилось или нет, – ответила Малика и, сделав шаг, протянула руку Хёску. – Проводи меня в комнату. В этой чаруш ни черта не видно.

Хёск легонько сжал её пальцы и повёл через зал.

– Ты женат?

– Я вдовец.

– Сочувствую, – проговорила Малика, войдя вслед за Хёском в потайную дверь. – Дети есть?

– Два сына и дочь.

– Сыновья в армии? – вновь спросила Малика, шагая по коридору.

– Да. Одному двенадцать, второму восемь.

– А дочь?

Рука Хёска напряглась.

– Она уже взрослая.

– Замужем?

– Нет.

– Кубара?

– Она инвалид детства, – нехотя промолвил Хёск.

– Познакомишь нас?

Рука Хёска похолодела.

– Она инвалид, – повторил жрец. – Не встаёт с постели.

– Когда ты видел её последний раз?

– Вчера.

– Значит, ты её навещаешь?

– Да, – еле слышно промолвил Хёск.

Малика вошла в комнату, сняла чаруш:

– Какой несчастный случай произошёл с Иштаром?

Хёск вытянулся:

– Какой именно?

– Когда ему было два года, – промолвила Малика и, опустившись на кушетку, оттянула на груди платье – или ткань села после стирки, или грудь на самом деле увеличилась.

– Старший брат хлестнул ему по лицу мокрой тряпкой. Но это просто случай.

– В это время он был в армии, – напомнила Малика.

– Его старший брат был наследником престола, и курировал воинские подразделения, где проходили службу младшие братья.

– От испуга Иштар перестал разговаривать?

– От неожиданности. Иштар никогда ничего не боялся. – Хёск нахмурился. – Нам не стоит продолжать разговор на эту тему.

– Последний вопрос. Таких «простых случаев» жестокости старших братьев было много?

– Это не жестокость.

– А что?

– Школа мужества. Я подожду за дверью, – сказал Хёск и вышел в коридор.