Дороги богов - Галина Львовна Романова Страница 77

— Ты не виновен! Ты ни в чем не виновен! — как заговор, истово повторяла она. — Я одна все натворила — мне и ответ держать!

В ту же ночь Зарница попрощалась с сыном, поклонилась Голице Вышатичне и, не побывав последний раз на капище, пустилась в путь.

Вадима Храброго она нашла в Ростове. Приехав туда с верными ему людьми, князь с головой ушел в дела, и ныне маленький городец, где большинство народа были мерянами, разросся чуть не втрое. Кроме дружинников и бояр князя, его пополнили беглые мастеровые из Нового Города и ближних к нему земель — люди бежали от Рюрика. Приют они находили в Белозерске и Изборске, но после того, как там начались нестроения, потянулись и оттуда. Меряне же, обрадованные тем, что у них князь природный, а не пришлый из-за моря, сами несли дань и посылали своих сыновей в дружину. Князь жил мирно, проводя время на охоте, в поездках по новым землям и разбирая споры и тяжбы. Приезд нежданной гостьи внес в тихую, размеренную жизнь свежую струю.

Вадим сразу вспомнил жрицу Перуна и пригласил взойти в гридню, где ради нее слуги накрыли спешно стол. Проведшая целый день в седле, Зарница не стала отказываться и заговорила о деле лишь после того, как утолила первый голод.

Вадим спокойно выслушал ее и пристукнул кулаком по колену.

— Диво мне такое слышать, владычица! — молвил он. — Вдвойне диво, что от тебя!.. Иль запамятовала ты, как сама когда-то отговаривала меня от боя с Рюриком и его дружинами? Как на мир пыталась дело свести да как в спутницы мне набилась, когда я по твоему же совету в его стан для беседы поехал?.. Что ж теперь-то? От слов своих отрекаешься?

— Отрекаюсь! — тряхнув головой, решилась Зарница. — Ведаю — моя есть вина во многом! И хочу я теперь хоть часть ее искупить — потому и приехала, дитя малое бросила, ради других сыновей и их отцов-матерей!.. Огонь и дым по земле стелятся, реки кровью текут! Люди гибнут! Земля зашевелилась!

— Так то земля. — Вадим склонил голову набок, оценивающе наблюдая за жрицей. — А я что же? Новый Город мне однажды путь показал…

— Так за тобой же из Нова Города потом люди побежали! Вернись с дружинами, кинь кличь: за тобой не только Новый Город — и прочие города потянутся! Торопись, князь!.. Думается мне, по весне Рюрик сызнова викингов кликнет — непокорных усмирять! Ему что! Он, как и все, власти жаждет, ибо велика земля наша и всем обильна! Как за нее не бороться!

— Власти… как все, — отведя взгляд, повторил Вадим.

— Из-за нее и Будимир Ладожский погиб, — вставила Зарница. — И Рюрика тут вина больше, чем чья-то!..

Князь опустил голову, размышляя, но Зарница видела, чуяла, что не сомнения — иные мысли терзают его.

Наконец Вадим поднял глаза на жрицу, и она наконец поняла, за что его прозвали Храбрым.

— Я вернусь в Новый Город, — просто сказал он. — И снова стану его князем. Или погибну, как Будимир.

Прикрыв глаза, Зарница в мыслях горячо поблагодарила Перуна и всех прочих богов.

Нестроения в народе не прекращались всю зиму, и даже приход весны их не погасил. Дружины викингов-наемников, выколачивающих дань из местного населения, встречали либо опустевшие заимки, либо засады. Воинов-бодричей гнали отовсюду. Получив отпор, они возвращались на место со свежими силами и желанием отомстить — но натыкались на дружину Вадима Храброго. Оставив в Ростове жену и подрастающего сына, он носился по земле и бил варягов, где находил. К нему толпами шли люди — воеводы и сотники не успевали испытывать новичков, примеряя их на годность к ратному делу. Особенно много воев пришли из Ладоги — некоторые из них служили еще под началом Будимира и воеводы Войгнева.

К тому времени, когда начали сходить снега, а реки вскрываться ото льда, варяги-бодричи были изгнаны отовсюду, кроме Нового Города. В этой войне Рюрик потерял почти всех своих бояр и советников, среди которых были и его дальние родичи. Он забился в завещанный ему дедом Гостомыслом город, как зверь в нору, и ждал.

Зарница все это время редко отлучалась от князя, была его советчицей и одним из его воевод. Старые воины, многие уже наполовину седые, как-то сразу признали ее право вести их в бой — то ли потому, что Борислава Перуница, как прозвали ее, сама носила воинский пояс, то ли из-за ее звания жрицы, то ли потому, что по пятам за нею шла удача. Бросаясь в бой, Зарница чувствовала пьянящую радость, и лишь одно мешало ей — разлука с маленьким сыном.

С тех пор как уехала из Славенска, она не видела Волчонка, и именно поэтому, когда Вадим подступил под стены Нового Города, не выдержала. Оставив свою сотню на берегу Волхова в виду пристаней, в одиночку, наказав ждать ее к рассвету, по хрустящему и сочащемуся водой льду перебралась через Волхов и поспешила в город.

Славенск насторожился, ожидая последнего часа. Здесь не было дружинников ни Рюрика, ни Вадима — ополчение прижало бодричей к берегу истока Волхова, а готовый треснуть под ногами лед мешал Рюрику уйти прочь. Но когда битва начнется, отчаяние наверняка бросит побежденных на хрупкий волховский лед. Многие погибнут, но часть доберется до Славенска, что в любом случае не сулило городу ничего хорошего. Поэтому тесовые, прошитые полосами железа ворота были закрыты, и на стене сторожили усиленные дозоры. Зарницу признали не сразу.

Уломав наконец дозорных и убедив их, что опасности пока нет, женщина скользнула в потайную калитку и бегом бросилась по уснувшим давно улицам к дому Милонега.

Пока жила в бесплодном ожидании Тополя в избе младшего жреца, Зарница успела много передумать и перечувствовать. Немало тому способствовал Волчонок. Мальчик рос, и чем старше он становился, тем меньше оставалось в нем черт его настоящего отца, зато он все больше походил на Милонега. В три года он был уже так на него похож, что только сама Зарница и младший жрец помнили истину — все прочие, а особенно Голица Вышатична, верили, что Волчонок — сын Милонега. И мальчик сам тянулся к отчиму, невольно изумляя мать такой искренней привязанностью.

Дворовые псы залились лаем, когда она стукнула в калитку. Не вспомнив Зарницы, они готовы были порвать привязи и кинуться на нее, но, на счастье, на крыльцо вышел разбуженный лаем Милонег.

— Кого там принесло? — крикнул он в темноту.

— Милонег! Отвори! — позвала Зарница.

Ахнув, молодой жрец ринулся через двор, прикрикнул на собак и настежь распахнул калитку, протягивая к незваной гостье руки:

— Живая!.. А мы уж думали… Какими ж судьбами?

Зарница позволила себя обнять и отстранилась не сразу:

— Спешное дело у меня, брат. Я ненадолго отлучилась и скоро должна назад спешить!

Обхватив ее за плечи, Милонег повел Зарницу в дом.

— Откуда ж ты примчалась? — спрашивал он на ходу. — Где пропадала?

— У Вадима Храброго, в Ростове-граде, — коротко объяснила жрица. — Ныне выпала удача — вернулась ненадолго, дом да тебя проведать.

В избе с ее приходом пробудились мало не все. Семья Милонега, его меньшие братья, еще отроки высунули носы из-под овчинных пологов, которыми укрывались на ночь. Голица Вышатична прищурилась в темноте на вошедших, по голосу распознала Зарницу и торопливо поднялась, одергивая рубаху, засеменила к печи, вынимая из загнетка горшок с уже остывшим варевом. Милонег усадил женщину ближе к камням очага, присел рядом, не сводя глаз. Зарница коснулась ладонями печи, здороваясь с домовым.