И оживут слова. Часть III - Наталья Способина Страница 8

— Она… хорошо. Оправится скоро.

Я медленно кивнула, не отрывая от нее взгляда, и задала мучавший меня вопрос:

— Почему ты не позволяешь мне ее увидеть?

Я ожидала, что Добронега снова надолго замолчит, однако она ответила почти сразу:

— Девочка моя, — неожиданно прошептала Добронега и, протянув руку через стол, схватила мою ладонь, — знаю, что ты иначе не можешь. Не пойму только, за что Боги на нас так прогневались. И на кого? На Радимушку? На меня? Верно за то, что приняли в семью того, кого не должно было. Олег ведь другим Богам молится. С теми, кто не с людьми, дружбу водит. Нужно было сразу одуматься, только добром ведь хотели. О худом не думалось…

Я моргнула, не понимая ни слова из ее сбивчивой речи, только чувствуя, как ее пальцы все сильнее сжимаются вокруг моих. Рука Добронеги была ледяной, будто она только что полоскала белье в колодезной воде.

— Я не понимаю, — пробормотала я, пытаясь вытянуть руку, потому что ее хватка причиняла боль.

Добронега замерла, точно вдруг осознала что-то важное.

— Не понимаешь? — переспросила она.

Я помотала головой, ожидая, что вот сейчас она с облегчением вздохнет и выяснится, что произошло чудовищное недоразумение. Однако Добронега вдруг выпустила мою руку и прижала ладонь к губам, глядя на меня с невыносимым состраданием.

— Кровинушка ты моя, — прошептала она и вновь протянула ко мне дрожащую руку. — Девочка моя бедная… За что же нам это?

— Да что происходит?! — воскликнула я, ощущая, что мое сердце готово выскочить из груди.

Несмотря на нарастающую панику, я твердо решила выяснить все до конца, потому что просто не выдержала бы еще один день этой изматывающей неизвестности.

— Объясни! — потребовала я, сжав ее ледяные пальцы в ответ.

— Ты ведь уже не ты, — вдруг сказала Добронега, и я вновь почувствовала, как реальность задрожала и натянулась, точно была соткана из прочного полотна.

Снова это чувство — страшное, опустошающее, чужеродное, грозящее концом всего.

— О чем ты? — прошептала я.

На лбу Добронеги пролегли скорбные складки. Отстраненно я думала о том, что Всемилу — настоящую — уже давно напоили бы отваром, потому что не понять, что я на грани истерики, мог только слепой. Добронега слепой не была. Это могло означать только одно…

— Ты ведь не Всемила.

Тихий голос матери Радима прозвучал для меня раскатом грома. Я медленно встала, понимая, что сейчас я должна расхохотаться, спросить, почему она так неудачно шутит, или еще как-то показать, что все это бред. Но, пока в мозгу мелькали варианты наилучшей реакции на эти слова, мое тело шаг за шагом отступало к стене. Я остановилась только тогда, когда мои лопатки коснулись шероховатых бревен. Все, на что меня хватило, — помотать головой, отрицая сказанное. Сердце колотилось уже не в горле, оно грохотало в ушах, а воздуха не хватало. Я подумала, что сейчас грохнусь в обморок, и что тогда будет? Что сделает Добронега теперь, когда знает, что я ей никто, самозванка, обманывавшая их столько времени?

— Почему ты… — начала я и поперхнулась воздухом.

Мать Радима стремительно встала и шагнула ко мне. Я вжалась в стену. Что со мной сделают после такого обмана? Альгидраса едва не запороли до смерти. А я? Я заслуживаю смерти в их понимании? И как это будет? Но как же святыня?.. Или… это она и есть? Я думала, что буду медленно умирать, теряя силы с каждым днем. А что если все будет вот так: по воле других людей?..

Добронега, замершая было на полпути, все-таки подошла ко мне и протянула дрожащую руку к моему лицу. Я дернулась, ударившись затылком о стену.

— Ш-ш-ш, девочка моя.

Почему она продолжает так меня называть? Она ведь должна ненавидеть. Разве нет?

— Никогда не думала, что увижу это своими глазами, — меж тем произнесла Добронега совсем уж непонятное и все же коснулась моих волос, пропустила сквозь пальцы отросшие пряди, заправила их мне за ухо. — Красивая ты. Совсем как Найденка. И после того, как… вернулась, совсем другая стала, светлее. Я все думала, что было бы, будь Всемилка всегда такой. Только что уж теперь?..

По щекам Добронеги потекли слезы. Я смотрела на то, как она, всегда такая сильная и гордая, плачет и чувствовала, что из моих глаз тоже бегут слезы. Я всхлипнула, отстраненно подумав о том, что Добронега плачет молча, точно приучила себя за столько лет вдовства. Я так не умела. Добронега вдруг взяла меня за плечи и крепко притянула к себе, зашептав на ухо:

— Я знаю, что ты должна кого-то забрать, раз уж вернулась. Только, если есть выбор, я молю тебя, дочка, всеми Богами заклинаю, не Златку и не ее дитя. Радимушка не переживет. А уж коли за ним вернулась, то я… — Добронега все же всхлипнула, — не ведаю, как нам с этим жить потом. Если ты вольна выбирать, пусть это буду я, дочка. Или, коль там побратимство чтится, пусть Олег будет. Радимушка еще тогда Богов прогневил, забрав его против воли от погибшего рода.

Я застыла, силясь понять хоть что-то из сказанного. Я вернулась, чтобы забрать жизнь кого-то из семьи Радима? Но… как? Почему Альгидрас ни словом об этом не обмолвился? Он же говорил, что я — Прядущая! Я храню!

Добронега вдруг резко отстранилась, не глядя на меня, точно стыдилась последних слов, утерла лицо и почти бегом бросилась прочь из покоев. А я смотрела на оставшуюся приоткрытой дверь и все пыталась уложить в голове произошедшее. Добронега каким-то образом узнала, что я не Всемила. Она уверена, что я пришла за жизнью кого-то из них, и просит меня выбрать ее или, что отдельно смешно, Альгидраса. Сумасшедший дом! Я сжала виски, понимая, что кто-то здесь сошел с ума, и у меня были все основания полагать, что этот кто-то — я. Что же мне теперь делать? Как смотреть в лицо матери Радима? Как жить дальше? Как вернуться в Свирь? И будет ли у меня теперь хоть один шанс вернуться? А что если это правда? Вдруг все уже завертелось, и я вот-вот исчезну из этого мира, забрав жизнь кого-то из них?

Я невидящим взглядом уставилась в пол, думая о Злате, Радиме, самой Добронеге, об этом выстраданном ребенке, который еще даже не родился… Я не хотела, чтобы кто-то из них погиб! И сама я не хотела погибать.

Я поняла, что не могу больше оставаться в этой комнате. Стены словно давили со всех сторон. Быстро обувшись, я сдернула с гвоздя плащ и бросилась прочь из дома. Я не ориентировалась в городе и понятия не имела, куда собираюсь, знала только, что находиться здесь я больше не в силах.

Я вышла из дома со стороны хозяйственных построек. Не решившись возвращаться в дом и искать другой путь, я побрела на свой страх и риск искать выход со двора здесь. После нескольких минут блуждания я выбралась сначала к псарне, а потом нашла дорожку, которая обходила дом по кругу. По ней я вышла на передний двор и, накинув капюшон на голову, решительно зашагала к воротам, каждую секунду ожидая оклика. Однако меня никто не окликнул, и я принялась мысленно молиться, чтобы у охраны не возникло вопросов. Я понятия не имела, в каком статусе здесь нахожусь и можно ли мне выходить за ворота без Миролюба.