Ветер и меч - Наталья Резанова Страница 8

— Это и есть твой порок. Ты слишком сосредоточена на себе. И нужно забыть себя и отдаться во власть Богини.

— Ты думаешь, Богине нужны забывшие себя?

— Забыть! Забыть все, кроме нее! Нужно, чтобы тебя захватила ее сила, и тогда ее сила будет твоей. И слабые будут захвачены так или иначе. Но сильные должны желать быть захваченными!

Зрачки ее пульсировали, как у кошки, голос то шипел, то поднимался до визга. Все это отнюдь не походило на священную болезнь, как можно было предположить. Она просто соскальзывала в ритуальное безумие, в область духов бездны…

Я еще не успела сообразить, что мне надо предпринять, как из-за колонны тяжелой походкой выступила Мормо. Глядя на Горго, она протянула руку ладонью вперед, словно ловя ее взгляд. Горго точно окаменела. Старуха взялась за маску Горго, висевшую у нее на груди, и натянула ей на лицо.

— Ступай во внутренние покои, сестра, — произнесла Мормо.

Горго тотчас повернулась и двинулась во тьму.

— Нельзя осуждать за излишнее рвение, — сказала Мормо, устремляя взгляд вслед ей, но обращаясь ко мне. — А ты осуждаешь.

Я хотела сказать, что стараюсь никого и ничего здесь не осуждать, однако промолчала.

Старуха повернулась ко мне, прислонившись к колонне. Я осмотрелась и оперлась локтем на край ближайшего горшка. Он выглядел достаточно устойчивым.

— Мы должны договориться с тобой, Мирина. — В первый раз она назвала меня по имени без всяких «служанок Богини» и тому подобных оборотов. — И поэтому я объясню тебе, в чем твоя ошибка. Не так, как делала это Горго. Она захвачена, а ты нет. Судя по всему, ты не подвержена никаким видам внушения.

— Не превращаюсь в камень от взгляда горгоны?

— Так называют это непосвященные. На самом деле подобному «взгляду горгоны» не так уж трудно научиться. Но мы тщательно храним это умение в тайне, ведь до недавнего времени это было едва ли не единственное оружие нашей защиты. Теперь может появиться другое.

— Я и мой меч.

— Ты и твой меч. Нам, разумеется, известно о событиях на Керне. Солнцепоклонники получили хороший урок. Но недостаточно сильный. Ты, вероятно, сама это чувствуешь, раз пришла к нам. Тебе не по душе наши ритуалы… Но это единственный способ поддержать правильный порядок. А ты, низвергнув царя солнцепоклонников, сохраняешь порядки, заведенные им. Все это: торговля, ремесла, мореплавание, — чем присные Богини не должны заниматься и во что не должны входить.

Я собиралась сказать, что царь Керне как раз не занимался и не входил в вышеуказанные порядки, и мне пришлось их восстанавливать, однако снова промолчала.

— Еще раз повторю тебе то, что ты уже слышала — в лоне Богини время остановилось. А ты хочешь заставить время двигаться. Если бы ты понимала, к чему это приведет!

Это были уже не прежние камлания и радения. Эта женщина, правившая в храме, где учили не рассуждать, рассуждать умела, что меня заинтересовало.

— К чему же?

— Все ценности, ради которых мы живем, ради которых служим, рухнут. Власть Богини, которая не может исчезнуть совсем, приобретет непередаваемо уродливый, жалкий вид…

Это было не то, что я ожидала услыхать. Вместо логики — опять риторика.

Приготовившись выслушать длинную и скучную фразу, я перебросила руку через край горшка и случайно коснулась рукой его содержимого. И замерла. Поворошила то, что оказалось под рукой. Нет, я не ошиблась. Горшок был полон костей. Что, в общем-то, не могло меня потрясти. Я же видела их ожерелья и пояса. Но какие это были кости… Маленькие, тонкие, хрупкие, словно птичьи…

— Не слушая речей Мормо, я нагнулась и принялась обеими руками разгребать груду костей. Потом бросилась к другому горшку. К третьему… Везде оказалось то же самое. И ты уверяешь меня, что Богиня требует крови детей?

— И этого тоже. — Голос Мормо был тверд. — Разве у вас не так?

Сознание мое отчаянно работало. Да, про пас всегда говорили, будто мы убиваем своих детей. Но при том море лжи, которое нас всегда окружало, я не обращала внимания на эти слухи… И на их истоки…

Множество горшков, забитых костями младенцев… Жертвоприношения совершались сотни лет. И вряд ли убивали только тех, кого приносили сюда паломники. У Мормо и Торга — тела многократно рожавших женщин. А, исходя из того, что я видела…

— Вы убиваете всех своих детей?

— Нет, — так же спокойно отвечала она.

— Только мальчиков, и еще — рожденных в несчастливые дни.

Я повернулась к ней. На ладони у меня лежал череп младенца.

— Я сокрушила атлантов и уничтожила их царя лишь за то, что они приносили кровавые жертвы. Но они, по крайности, убивали взрослых!

Впервые ее самоуверенность дала трещину.

— И это говоришь мне ты, собственноручно убившая, вероятно, больше людей, чем было заклано на алтаре Богини?!

Да. Только я никого, как ты выражаешься, не заклала. У моих противников всегда было оружие и возможность обороняться! А ты называешь властью… Властью над этим… — детский череп соскользнул с моей ладони об ратно в горшок. — И этим собираешься вербовать меня в союзницы?

— Ты ничего не понимаешь в природе власти — в природе силы тьмы и крови, что создают ее. Ты поняла бы, если бы не струсила и не отступила после первого круга обрядов, ограничившись ролью зрительницы, но не участницы. Ты боишься, что Богиня заберет власть и над тобой, и над твоей тщательно лелеемой волей.

— Разговоры… Я действительно наблюдала. Но не за обрядами, а за вами. Видела я подобное и раньше, можно было дальше Фракии не ходить. И услышь я такие речи от Горго, я бы поняла — она в самом деле верит в то, что говорит. Но ты просто пользуешься ритуалом, чтобы разогреть свою остывшую кровь!

— Твою рыбью кровь вообще разогреть невозможно, — прошипела она. — Ты — не женщина.

Это уже было ново. Ахейцы и атланты вкладывали оскорбление именно в слово «женщина». Здесь же меня оскорбляли прямо противоположным образом. Но, пожалуй, не стоило больше тратить время.

— Я забираю свой меч с алтаря, — сообщила я.

— Что это значит?

— Мы не договоримся, Мормо. Во всяком случае, так, как ты этого хочешь. Это — не Путь. Это тупик.

— Что ж, иди, забирай свой меч с алтаря. Не станешь же ты требовать, чтобы я его тебе принесла?

А стоило бы потребовать! Но я была здесь пришелицей, к тому же незваной. Я молча двинулась в ту сторону, где, по моему разумению, находился зал со статуей.

На сей раз огни не горели. Фигура Богини со змеем смутно угадывалась у стены, и ясно различалась лишь полоска бронзы на камне — мой акинак.

Но я не прошла и полпути к нему, когда услышала возглас Мормо, полный торжества:

— Ты не любишь кровавых жертв — так пусть Богиня получит бескровную жертву!