Дороги богов - Галина Львовна Романова Страница 83

Прежде чем приступить, Тополь привстал с лавки, вынул нож и, прижав круглый хлеб к груди, разрезал его. Отделил краюху, принял у отрока из рук братину с медом и с поклоном плеснул его на огонь в печи, помянув-угостив духов-хранителей. Только после этого, садясь, он кивнул — и тут же, наваливаясь на столы, изголодавшиеся за долгий день кмети набросились на еду. Отроки только успевали подавать. Сами они присядут за общий стол чуть позже, когда вносить станет нечего.

Волчонка никто не поманил к себе, не пригласил сесть рядом, не пододвинул ему миску, не протянул хлеба и резную ложку. Оказавшись с мороза в тепле, показавшемся ему жарким и душным после холода снаружи, он некоторое время потерянно стоял у порога, борясь с желанием потихоньку выскользнуть вон, но тепло и густые запахи сытной еды, от которой он отвык, приковали его к полу. И он стоял, тиская в руках шапку, не решаясь расстаться с нею хоть на миг и глядя в пол, чтобы хозяев не смущали его голодные взгляды. Не хотелось ничего просить у этих людей.

Несколько раз его задели локтями сновавшие отроки. Новички Стойко, Яккун и Юге замешкались, помогая накрыть на стол, и последними оставались на ногах. Пробегая мимо наконец-то к своему месту на дальнем конце стола, Стойко пихнул замершего Волчонка:

— Примерз, что ли? Поди!

Очнувшись наконец, Волчонок запихал шапку за пазуху и крадучись стал пробираться к успевшим накалиться камням очага у дальней стены. Столы стояли ближе к одной из стен, на которой были развешаны щиты и мечи воинов, и он невольно выбрал другой путь, вдоль ряда небольших, затянутых бычьим пузырем и забранных слюдой волоковых окошек. Здесь меньше сновало отроков и можно было быть уверенным, что его не заденут локтем, а значит, меньше будут обращать внимания. А у него еще оставался в мешке изрядный кус хлеба — хватит на вечер и назавтра. А там… Если успеть дотронуться до камней печи, вверяя себя домовому духу-хранителю, то, может, не тронут…

Подобравшись к очагу, он осторожно прикоснулся ладонями к нагретым камням. Огонь, добрый хранитель этого дома, был доволен приношением и не обдал жаром непрошеного гостя. Наоборот, пламя вспыхнуло, поднимаясь выше, чтобы согреть прибегшего к защите и покровительству огня.

Долгожданное, отвычное тепло было неожиданно приятно. Отдавая себя на милость огню-оберегу, Волчонок прижался к камням всем телом, впитывая тепло. Только тот, кто несколько дней проспал в сугробе, сооружая из еловых лап настил, может понять, что такое наконец ощутить настоящее тепло. Вот так простоять бы всю жизнь, не открывая глаз и забыв обо всем на свете…

Не донеся куска до рта, Тополь вполоборота смотрел на заморенного мальчишку, который, зажмурившись, прижался к каменной печке, обнимая ее и словно стараясь слиться с обмазанной глиной кладкой и ища у печи защиты. Розовые отсветы пламени резче очерчивали его острые скулы, делали глубже глаза. Сейчас он не просто казался — и был на деле заморышем, Недоноском. Вожак уже не сердился на парнишку — он только что побывал в землянке, где жила Лана с мужем и новорожденным сыном. Всемилу повезло — его спас толстый меховой полушубок и воинский пояс, а также неопытность и слабость его невольного кровника. Нож Волчонка только пропорол ему кожу на животе, не задев внутренностей. Несколько дней он полежит, потом еще столько же побережется, дождется, пока заживет рана, оставив небольшой шрам, и все забудется.

— Эй, ты, — позвал он негромко, но Волчонок сразу очнулся и торопливо выпрямился, словно боялся, что его накажут за что-то. Но рук от камней печи не отнял, добирая последние остатки тепла. — Иди сюда. — Подвинувшись, Тополь освободил место на лавке и поманил Волчонка. — Нечего зря столбом стоять.

С усилием оторвавшись от печи, парнишка прошел к вожаку, присел на край, одарив Тополя недружелюбным взглядом исподлобья, все еще не верил и не ждал ничего хорошего для себя.

— Есть небось хочешь? — спросил тот.

Волчонок промолчал. Впрочем, на этот вопрос ответа не требовалось — по его худобе и голодным глазам, которые он старательно отводил от накрытого стола, можно было догадаться обо всем. И Тополь обтер свою ложку и подвинул миску с рассыпчатой, сдобренной салом кашей, положил рядом солидный кус хлеба:

— Ешь.

Несколько долгих секунд Волчонок дикими глазами смотрел на все это, а потом торопливо схватил хлеб и ложку и, давясь, спеша, пока не передумали и не отняли, набросился на кашу.

За столом мигом установилась тишина. Кмети и отроки один за другим откладывали ложки, ставили на стол братины с медом и оборачивались на изголодавшегося парнишку. Мало кто из них мог вспомнить, когда ему самому приходилось так истосковаться по пище. Только самые старые воины, лесовики, пришедшие сюда за своим вожаком, знали, что такое долгожданная сытость после многодневного поста.

Волчонок ел жадно, некрасиво, чувствуя обращенные в его сторону взгляды, и давился кашей от смущения. Отвернувшись, чтобы не мешать парнишке, Тополь нашел глазами отроков-новичков. Стойко Медвежонок и два его приятеля-корела сидели на дальнем конце стола, и в их взглядах исподтишка светилось неприкрытое любопытство.

— Стойко, — позвал Тополь, и отрок даже вздрогнул, удивляясь, как воевода запомнил его с первого раза. — Где вы трое устроились?

— Там. — Стойко мотнул светлой головой. — Со всеми, в дружинной…

— Возьмете с собой и его. — Вожак указал им на уписывающего кашу Волчонка. — Найдите ему место. Пусть с вами поживет пока…

Услышав его слова, Волчонок поперхнулся и закашлялся. Тополь спокойно стукнул его ладонью по тощей спине, стараясь не выбить из хрупкого тела дух, пододвинул ближе братину с пивом, но потом подумал и крикнул на дальний конец стола:

— Молока в поварне спросите!

За столами прокатился сдержанный смешок, но молоко сыскалось на удивление быстро — словно снаружи кто-то подслушивал и тут же ринулся исполнять приказ. Когда перед ним поставили корчагу, Волчонок покраснел до корней волос, понимая — его считают слишком малым, чтобы он мог пить что-нибудь другое.

— Я, — севшим голосом попробовал возразить он, — не младенец…

— Пей, — сухо приказал Тополь, отводя глаза.

Сидевший подле наполовину седой лесовик толкнул мальчишку локтем:

— Когда вожак приказывает, нельзя раздумывать!

Давясь и стараясь не глядеть по сторонам, Волчонок под пристальными взглядами всей гридницы осушил корчагу и, поставив ее на стол, облизнул белые молочные усы. Глаза его повеселели, но все равно он дернулся отскочить, когда Тополь рядом с ним встал.

Остальные тоже потянулись, поднимаясь и расходясь прочь. Задержались только отроки, убиравшие со столов. На сидевшего Волчонка они не обращали внимания, и он, помедлив, осторожно поднялся и крадучись направился вон.

— Погодь малость, — остановил его голос одного из отроков, и он понял, что улизнуть потихоньку не удастся. — Нам вожак что сказал?.. С нами пойдешь!

Длинный дружинный дом был поделен перегородками на несколько частей. Холостые воины и отроки жили отдельно в гридницах, здесь же трапезовали и собирали большой Совет. Отделяли ото всех хворых, раненых, да еще у вожака Тополя имелась своя ложница — отгороженный угол в самом конце дружинного дома.