Последняя игра - Дэвид Эддингс Страница 88

Приди же к нам, Белгарион, и прими нашу любовь.

Гарион пробудился ото сна, дрожащий и мокрый от пота.

– Мне нужна помощь! – безмолвно крикнул он,пытаясь обнаружить в глубинах своего разума присутствие другого, безымянного.

– В чем теперь проблема? – спросил бесстрастныйголос.

– Он жульничает! – заявил Гарион, приходя вярость.

– Жульничает? А разве кто-нибудь ввел правила, пока яотсутствовал?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Он предлагает сделатьтетю Пол моей матерью, если я поступлю так, как он скажет.

– Он лжет. Он не может изменить прошлое. Не обращайвнимания!

– Как я могу? Он продолжает проникать в мой мозг,задевая самые больные места.

– Думай о Се'Недре. Это смутит его.

– О Се'Недре?

– Каждый раз, когда он пытается соблазнить тебя образомПолгары, думай о своей капризной маленькой принцессе. Вспоминай о том, как онакупалась в лесу Дриад, а ты подглядывал за ней.

– Я не подглядывал.

– Разве? Почему же тогда ты так хорошо помнишь всеподробности?

Гарион покраснел. Он позабыл, что его мысли может прочестькто-то еще.

– Просто сосредоточься на Се'Недре. Это, вероятно,будет раздражать Торака почти так же, как меня. – Голос на некоторое времяумолк. – Это все, о чем можешь думать? – спросил он затем.

Гарион не стал отвечать.

Они продолжали двигаться на юг под пасмурным небом и черездва дня достигли первых редких деревьев, разбросанных по пастбищу, где огромныестада рогатых животных смотрели на них так же спокойно и безбоязненно, какдомашний скот. И по мере того как трое путников приближались к югу, деревьявстречались все чаще, и вскоре они въехали в лес.

Нашептывания Торака продолжались, но Гарион противопоставлялим мысли о своей маленькой рыжеволосой принцессе. И чувствовал в своемпротивнике раздражение всякий раз, когда его грезы вторгались в мир тщательносозданных образов, которые Торак пытался закрепить в его воображении. Торакхотел, чтобы Гарион думал о своем одиночестве и страхах, а также о возможностистать любимым сыном в семье. Но вторжение в эту картину Се'Недры смущало ирасстраивало планы Торака. Вскоре Гарион пришел к заключению, что Торак оченьограниченно понимает людей. Озабоченный теми самыми побуждениями и амбициями,которые одолевали его самого на протяжении бесчисленных веков, Торак не могбороться с различными комплексами и противоречивыми желаниями, которыемотивируют поступки большинства людей. Гарион стал пользоваться своимпреимуществом, которое давало ему умение противостоять соблазнительнымнашептываниям, с помощью которых Торак пытался отвлечь его от цели.

Это казалось до странности знакомым. Такое случалось ираньше, возможно, не совсем так, но очень похоже. Гарион перебирал своивоспоминания, пытаясь узнать, откуда это странное ощущение повторяемости.Искривленный обуглившийся ствол пораженного молнией дерева внезапно вызвал унего волну воспоминаний. Его силуэт отдаленно напоминал черного всадника наконе, который, казалось, следил за ними, когда они проезжали мимо. Посколькунебо было затянуто тучами, ствол этот не отбрасывал тени. На всем протяжениисвоего детства Гарион видел странную фигуру одетого в черное всадника, не отбрасывавшеготени даже при самом ярком солнечном свете. Конечно, это был Эшарак, тот самыйгролим, которого Гарион уничтожил, когда впервые сознательно применил свою силучародея. Но уничтожил ли он его? Была какая то странная связь между Гарионом итой темной фигурой, которая так преследовала его в детстве. Они были врагами,Гарион всегда знал это, но чувствовал и какую-то странную близость, что-тотакое, что, казалось, притягивало их друг к другу. Гариона озарила неожиданнаядогадка. Предположим, что темный всадник в действительности не был Эшараком…или, если был им, то, предположим, Эшарака каким-то образом подменило другое,более мощное сознание.

Чем больше Гарион думал об этом, тем больше убеждался, чтонечаянно наткнулся на самую суть вопроса. Торак продемонстрировал, что дажетогда, когда тело его спит, сознание его может реять над миром, направляясобытия так, как ему надо. Конечно, Эшарак был замешан в этом деле, ногосподствовавшей силой всегда оставалось сознание Торака. Темный бог с самогодетства наблюдал за ним.

Тот страх, который Гарион ощущал перед темной фигурой,преследовавшей его в детстве, был страхом не перед Эшараком, а перед Тораком.Торак с самого начала знал, кто он такой, знал, что однажды Гарион возьмет мечрайвенского короля, чтобы явиться на встречу, которая была предопределена ещедо создания мира.

И, поддавшись внезапному порыву, Гарион сунул левую руку подтунику и нащупал амулет. Затем, слегка наклонившись, положил кисть правой рукина Око, которое помещалось в рукоятке огромного меча у него за спиной.

– Теперь я знаю тебя! – заявил он без слов,посылая мысль в хмурое небо. – Можешь отказаться от своих попытокпереманить меня на свою сторону, так как я не собираюсь менять свой образмыслей. Тетя Пол не твоя жена, а я не твой сын.

Лучше прекрати игру и приготовься, так как я иду убить тебя!

Око под его рукой вдруг торжествующе засияло, когда Гарионбросил свой вызов Тораку, а меч за плечами вспыхнул голубым огнем, которыймерцал даже сквозь ножны.

Мгновение царило страшное молчание, а затем шепот вдругпревратился в громкий рев:

– Приходи же тогда, Белгарион, Дитя Света! – Торакбросил свой вызов в ответ. – Я жду тебя в Городе Ночи. Собери всю своюволю и смелость, ибо я готов к нашей встрече!

– Во имя Семи богов, что ты делаешь?! – почтизавизжал Белгарат на Гариона, и лицо его покраснело от гнева и удивления.

– Вот уже почти неделю Торак нашептывает мне, –холодно объяснил Гарион, убирая руку от Ока. – Он предлагал мне все, лишьбы я отказался от боя. Я устал от этого шепота, поэтому сказал ему, чтобы онпрекратил.

Белгарат фыркнул от возмущения и замахал руками.

– Он знает, что я иду, дедушка, – сказал Гарион,пытаясь успокоить старика. – Он знал, кто я такой, с того самого дня,когда я родился. Все это время он следил за мной. Мы не сможем захватить еговрасплох, так зачем же пытаться? Я хотел дать ему знать, что иду к нему. Можетбыть, пришло время и ему немного испугаться.

Силк посмотрел на Гариона.

– Ну что ж, он же олорн, – сказал он наконец.