Сердца в Атлантиде - Стивен Кинг Страница 88

У Эшли Раиса на лице высыпали гноящиеся прыщи. МаркСент-Пьер начал ходить во сне, после того как за один катастрофический вечерпроиграл почти двадцать баксов, а Брад Уизерспун подрался с парнем с первогоэтажа. Парень отпустил безобидную шуточку — позднее Брад сам признал, что онабыла совсем безобидной, — но Брад, который только что получил Стерву в трехпартиях из четырех и жаждал промочить пересохшее горло кока-колой из автоматана первом этаже, был отнюдь не в безобидном настроении. Он обернулся, уронилневскрытый стаканчик с кокой в урну для окурков, оказавшуюся под рукой, изаработал кулаками. Разбил парню очки, расшатал ему зуб. Вот так БрадУизерспун, обычно не более опасный, чем мимеограф в библиотеке, стал первым изнас, получившим дисциплинарное взыскание.

Я подумывал о том, чтобы позвонить Эннмари и сказать ей, чтоя познакомился с одной девушкой и провожу с ней вечера, но это казалось такойтрудной задачей, такой психологической нагрузкой вдобавок ко всему прочему! Япредпочел возложить надежду на то, что от нее придет письмо, в котором онасообщит мне, что нам пора начать встречаться с кем-нибудь еще. А вместо этогоона написала, как ей меня не хватает и что она готовит мне на Рождество“особенный подарок”. Вероятнее всего, свитер с северным оленем. Свитера ссеверными оленями были специальностью Эннмари (как и медленные поглаживания).Она вложила свою фотографию в короткой юбке. Но, глядя на фотографию, япочувствовал себя не возбужденным, а усталым, виноватым и принуждаемым кчему-то. Кэрол тоже меня как будто принуждала. Мне хотелось пощупать ее итолько, а не менять всю мою хренову жизнь. Да и ее жизнь, если на то пошло. Ноона мне нравилась, правда нравилась. И очень. И эта ее улыбка, и остроумие.“Все лучше и лучше, — сказала она, — мы обмениваемся информацией какодержимые”.

Примерно через неделю я вернулся из Холиуока, где работал сней на конвейере в обеденную смену, и увидел, что по коридору третьего этажамедленно идет Фрэнк Стюарт, вяло держа в руках чемодан. Фрэнк был с западаМэна, из одного из тех городков, которые практически состоят сплошь издеревьев, и его произношение выдавало в нем потомственного янки. В “черви” ониграл так-сяк, обычно оставаясь вторым или еле-еле третьим, когда кто-нибудьеще набирал сто очков, но он был очень симпатичным парнем. Всегда улыбался — вовсяком случае, до этого дня, когда я встретил его, бредущего к лестнице счемоданом.

— Меняешь комнату, Фрэнк? — спросил я, хотя, по-моему, ужесам понял все. Его лицо — такое серьезное, бледное, унылое.

Он покачал головой.

— Еду домой. Получил письмо от матери. Она пишет, что набольшом озерном курорте, совсем близко от нас, нужен сторож. Я ответил: самособой. Я ж здесь только время зря трачу.

— Да нет же! — сказал я в некотором ошеломлении. — Черт,Фрэнки, ты же получаешь университетское образование.

— В том-то и дело, что нет. — В коридоре стоял сумрак,наполненный тенями. Снаружи лил дождь. Но все равно я, по-моему, разгляделкраску, залившую щеки Фрэнка. По-моему, его душил стыд. По-моему, потому он ирешил уехать в будний день, когда общежития пустели. — Я только в карты играл,и все. Да и то плохо. И я отстал по всем предметам.

— Подумаешь! Совсем ведь ненамного. И сейчас же толькодвадцать пятое октября. Фрэнк кивнул:

— Знаю. Только я не умею соображать быстро, как некоторые. Ив школе было то же. Мне надо хорошенько упереться ногами и вгрызаться,вгрызаться, будто дрелью, в лед. А я этого не делал, а если не просверлитьлунку во льду, окуня не поймаешь. Я уезжаю, Пит. Сам, пока меня не исключат вянваре.

И он побрел дальше, спустился по первому из трех маршей,держа чемодан перед собой. Его белая майка смутно покачивалась в сумраке, акогда он прошел под окном, по которому струилась дождевая вода, ежик его волосзамерцал золотом.

Когда он спустился на площадку второго этажа и его шагиобрели эхо, я кинулся к лестнице и посмотрел в пролет.

— Фрэнки! Э-эй, Фрэнки!

Шаги замерли. Среди теней я различил его круглое лицо,повернутое ко мне, и смутный абрис чемодана.

— Фрэнк, а призыв? Если ты бросишь университет, тебя жепризовут!

Долгая пауза, словно он обдумывал ответ. Но так и неответил. То есть голосом. Он ответил ногами. Вновь зазвучали его шаги,отдаваясь эхом. Больше я никогда Фрэнка не видел.

Помню, как я стоял у лестничного пролета, перепуганный, идумал: “Это может произойти и со мной.., или уже происходит”. А потом отогналнепрошеную мысль.

Фрэнк и его чемодан были предостережением, решил я, и я егоучту. Возьму себя в руки. До сих пор я плыл по течению, и пришла пора включатьдвигатель. Но по коридору пронесся ликующий крик Ронни — он охотится на Стерву,он выгонит блядь из кустов, и я решил, что лучше начать с вечера. Вечером будетдостаточно времени, чтобы разогреть сказочный двигатель. А днем я сыграюпрощальную партию в “черви”. Или две. Или сорок.

Прошли годы, прежде чем я выделил ключевую часть моегоразговора с Фрэнком Стюартом. Я сказал ему, что он не мог отстать намного затакой короткий срок, а он ответил, что не умеет быстро соображать, вот в чемпричина. Мы оба ошибались. Вполне возможно катастрофически отстать за оченькороткий срок, и не только зубрилам, но и таким сообразительным любителямнахрапа, как я, и Скип, и Марк Сент-Пьер. Подсознательно мы цеплялись за уверенность,что можем побездельничать, а затем наверстать все спуртом, как вошло убольшинства из нас в привычку в школах наших сонных городков. Но, как указалДушка Душборн, это была не школа.

Я уже сказал вам, что из тридцати двух студентов, которыеначали занятия на нашем этаже Чемберлена (тридцать три, если присчитатьДушку.., но он оказался недоступен чарам “червей”), к началу весеннего семестраосталось только пятнадцать. Из этого вовсе не следует, что восемнадцать ушедшихвсе были дураками, вовсе нет. Собственно говоря, самыми умными на третьем этажеЧемберлена осенью 1966 года были, вероятно, те, кто перевелся оттуда до того,как исключение стало реальностью. Стив Огг и Джек Фрейд, занимавшие комнатусразу за моей с Натом, перебрались в Чэдбурн в первую неделю ноября, сославшисьв их общем заявлении на “отвлечения”. Когда секретарь отдела, заведовавшегообщежитиями, спросил, что это были за отвлечения, они ответили; обычные —веселье всю ночь напролет, ловушки с зубной пастой в туалете, натянутые отношенияс парой соседей. Потом, будто припомнив, оба добавили, что, пожалуй, слишкомдолго засиживались за картами в гостиной. Они слышали, что обстановка в Чэдепоспокойней, его ведь считают одним из двух-трех “общежитии умников”.

Вопрос секретаря они предвидели, ответ был отрепетировантщательнее любого устного доклада на занятиях риторикой. Ни Стив, ни Джек нехотели, чтобы почти бесконечная игра в “черви” была прекращена. Ведь этонавлекло бы на них всякие неприятности со стороны тех, кто верит, что нечегосовать нос в чужие дела. Они хотели, хрен, только одного: выбраться изЧемберлена, пока еще оставалось время спасти свои стипендии,