В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер Страница 9

Я не доверяю ему. И не доверяю себе рядом с ним.

Поэтому я стараюсь не выпускать Авелу из дома, насколько это возможно.

В отместку она научилась самостоятельно открывать дверь, и тогда уж приходится с ней гулять, чтобы хотя бы знать, где она.

Папиной стене я тоже не доверяю.

Весна сменяется летом. Авела помогает мне собрать первую клубнику с огорода. Большая часть ее ягод так и не попадает в корзинку, и скоро она вся измазывается в липком красном соке. Я умываю ее водой из насоса, а она смеется, извивается и кричит.

– Пойдем внутрь, малышка, пора обедать.

– Хочу гуля-я-я-ять! – протягивает сестра.

Я не могу ей отказать и устраиваю пикник; мы трапезничаем на подстилке под прямыми лучами теплого солнца. Из леса дует прохладный ветерок, принося запах земли, растений и этой едкой вони чего-то мертвого. Я выкидываю из головы воспоминание о желтых глазах и крови, капающей с серебристой кожи.

Усталость давит на меня тяжким грузом. Прошлой ночью кошмары снова вынудили меня пойти в обсерваторию – как и каждую ночь с тех пор, как отец спас меня, – а Авела проснулась раньше обычного. Она съедает половину картофельной запеканки с бараниной, слизывает подливу с пальцев и требует молока. Я ложусь на подстилку, а сестра, попивая молоко, прислоняется к моей груди и опускает голову мне на плечо.

Деревья перешептываются, в огороде мирно жужжат пчелы. Подстилка такая мягкая… Мои веки плавно смыкаются.

Впервые за пару недель я впадаю в глубокий сон без сновидений. Какой-то частью сознания я уверен, что Авела тоже спит у меня под рукой.

Но когда я с дрожью просыпаюсь, уже далеко за полдень и я один, пустая бутылочка Авелы валяется рядом.

С секунду я не понимаю, почему меня внезапно охватил парализующий страх. А затем поднимаю взгляд и вижу дыру в папином ограждении.

Нет. Нет. Это все не по-настоящему. Мне снится сон.

Я рывком поднимаюсь и бегу к стене. Земля бугрится от корней дерева, которые каким-то чудом выросли за то короткое время, что я спал, и сместили камни. Дыра достаточно большая, чтобы через нее пролез ребенок. В платье того же голубого цвета, что клочок ткани, зацепившийся за острый край камня. Деревья устрашающе шелестят, хотя ветра нет.

Я не могу дышать. Это сон.

Но когда я провожу пальцем по обломку камня, то резко втягиваю воздух от укола боли и выступившей капельки крови.

Мое внимание привлекает что-то за стеной, что смотрится не к месту на фоне подлеска.

Это ботиночек Авелы: потертая коричневая кожа, расстегнутый ремешок.

Я перелезаю через стену, прыгаю с другой стороны и поднимаю его.

Я будто застрял в одном из своих кошмаров. Это не может быть правдой. Это сон.

Но нет, о Господи, это не так.

Меня бесконтрольно трясет. Пожалуйста, умоляю, пусть это будет сном. Я не могу вернуться туда. Не могу.

Деревья шепчутся вокруг меня, земля бугрится от новых корней, движущихся под землей, как живые существа.

Ужас душит меня, парализует. Но я не могу бросить сестру на съедение лесу. Нет. Я найду ее. И спасу, как отец спас меня. А затем мы втроем уедем отсюда. Далеко-далеко. И никогда не вернемся.

Не переставая дрожать, я прячу ботинок Авелы в карман и захожу под кроны деревьев.

Души слишком тяжелые.

Я больше не могу их нести.

У основания ясеня есть небольшой кусочек земли, густо поросшей мхом. На нее пятнами падают лучи солнца.

Я присаживаюсь на колени, снимаю сферу с шеи.

И закапываю ее.

Души потекут по жилкам в земле,

прямиком в бессердечное дерево.

Они придадут сил моей матери.

Станут для нее пищей.

Мне легче

без сферы.

Достаточно,

чтобы поспать.

Я должна вернуться к ней.

Упасть к ее ногам

и получить новую сферу.

Убивать ради нее

и снова наполнить дерево душами.

Мне не хочется собирать их.

Но мамин приказ – закон.

Я

ее

создание.

И обязана повиноваться.

Но не сейчас, не сейчас.

Здесь так умиротворенно.

Так уединенно.

Так тихо.

Я выпрямляю ноги,

закапываясь в землю.

Вытягиваю руки

к небу.

Мне снится,

что я снова

дерево.

Часть земли и звезд.

Я упиваюсь дождем,

ветром.

Олени кланяются передо мной,

птицы вьют гнезда в моих ветках.

Здесь нет крови.

Нет криков,

нет костей,

нет душ,

нет музыки.

Но есть голос: высокий, яркий.

Он

меня

пробуждает.

Лес обволакивает меня. Воздух здесь плотный и прохладный, запах гнили усиливается. Небо заслоняют темные ветви, густо поросшие шелестящей листвой. Страх обжигает кожу, как тысяча жгучих крапив. Я, как величайший дурак, пришел в Гвиденский лес без оружия, даже воск не взял, чтобы заткнуть уши.

Я стараюсь избавиться от воспоминания о желтых глазах и серебряной коже. О запахе крови и треске костей.

И иду дальше.

– Авела, – тихо зову я. Хотел закричать, но лес поглощает мой голос. – Авела.

Ответа нет. Я изо всех сил пытаюсь не думать о том, сколько она уже бродит по лесу. Жива ли еще.

Деревья не издают ни звука, но я чувствую, что они наблюдают за мной. Слушают. Это старые корявые ясени, подлесок – путаница из плюща и гниющих листьев. Земля в постоянном движении: она холмится и впадает, а прямо под поверхностью невообразимо извиваются корни. Это пугает чуть ли не больше, чем сами деревья, – я не хочу, чтобы меня затянули под почву, задушили и поглотили. Вплоть до последнего вздоха я хочу видеть небо.

Я медленно иду вперед, смотрю под ноги и ищу хоть какие-то признаки, что тут была моя сестра. Ужасно боюсь пойти не в том направлении, не успеть спасти ее, потому что свернул направо, когда нужно было налево. Все во мне требует развернуться и кинуться обратно в безопасность.